Подростковые глупости и их последствия

Фэш Драгоций не любит общественный транспорт также сильно, как и не любит собственный день рождения, собак, надоедливый будильник, головную боль, а еще – Василису Огневу. Есть что-то такое отвратительное в праздничном торте, громком лае и очаровательной улыбке, которую Фэш видел лишь однажды, случайно (он не подглядывал!). Есть что-то такое запретное, останешься в стороне – умрешь от сжигающей любопытности, подойдешь и дотронешься – утонешь. В чем утонешь, в ком утонешь? Да кто бы знал. А в автобусе душно – умрешь скорее от духоты, нежели от оттоптанных конечностей – и всем одинаково хреново. Иногда Драгоцию кажется, что Василиса – это призрак из прошлого, которое он, как назло, не помнит. Квартира напротив, второй курс менеджмента, наличие брата и сестры, семья состоятельная – информации достаточно, но мысль, что чего-то не хватает, преследует. Как будто есть тайна, которую знает от корки до корки одна сторона и пытается изо всех сих вспомнить другая. Фэш гадает третий год с тех самый пор, как рыжеволосая впервые появилась в его жизни, и иногда думает, что, с ума сошел и нет здесь никакой тайны. И голову ломает попусту, и факты из прошлого копает круглыми сутками напрасно, потому что максимум, к чему он может прийти – раньше не встречались, а Фэш Драгоций помешанный придурок. Где-то в заднем кармане вибрирует телефон, и Фэш думает, что пора бы включить звук, а также перестать засовывать аппарат в задний карман – опасно для техники и для Драгоция в целом. Бормочет что-то нечленораздельное себе под нос, пока достает сотовый, а потом быстро его отключает, потому что на экране неярко высвечивается «Марк». Разговаривать с еще одним таким же придурком, как и он сам, Фэшу не хочется. Хочется поскорее оказаться дома, хочется чашечку кофе (но если он закончился, то и чай сойдет), хочется вспомнить на минуту-секунду все, а потом снова забыть. Василису Огневу в том числе.

I will keep quiet Я буду тихой. You won't even know I'm here Ты даже не узнаешь, что я здесь. You won't suspect a thing Ты не будешь подозревать что-либо, You won't see me in the mirror И в зеркале меня не увидишь. But I crept into your heart Но я уже подобралась к твоему сердцу.

***

– Долго еще будешь прокуривать свою жизнь, ленивый идиот? – кидает «шутя», но в своей грубой нереально тупой форме Маркус Ляхтич. – Я устал прикрывать тебя перед деканом. Драгоций хмурится, а потом кидает в Ляхтича выкуренную пачку сигарет и смеется тупо. – Как будто я тебя просил, – констатирует Фэш, нащупывая в правом кармане джинс ключи от квартиры. – Зайдешь? Или ты пришел, чтобы сказать то, что я уже слышал… – он на секунду замирает и что-то отсчитывает по пальцам, – … трижды. За неделю. – И почему я все еще не нажаловался на тебя родителям? – говорит Марк раздраженно. – Вспомни уже, что у них не один сын, а двое, и если от одного (не будем тыкать пальцами, но это я) они уже дождались успеха, то во втором, кажется, скоро окончательно разочаруются. Ты совсем на них забиваешь, что ли? Драгоций прыскает и снова смеется. Ну да, не звонил им около двух недель, а еще трубку не брал, когда мать пыталась связаться, ну и смотался от отца, когда тот подъехал к институту. Подумаешь, и ничего не забил, просто занят был. – Я позвоню ей вечером, похвалюсь своей зачеткой и пожелаю спокойной ночи, – саркастично отвечает Фэш, – а не хочешь заходить, ну и черт с тобой. – Нет у тебя никакой зачетки, – фыркает старший брат, – скажи лучше, что на работу устроился. Во они обрадуются. Драгоций замирает, испуганно разглядывая Марка. Окей, пора привыкнуть к тому, что этот придурок – тайный сталкер, знает всё и всех, а о Фэше в особенности и со всеми подробностями. – Откуда ты, черт возьми, узнал? – Да неважно, – Марк лучезарно улыбается. – Не забудь рассказать ей о Василисе Огневой. Ляхтич уходит, когда до Фэша только доходит, что сказал ему старший брат. Быстро щелкая ключом, он заходит в квартиру, а потом срывается на крик и бьет со всей дури о стену, да так, что руки в кровь и жжет неприятно. Ляхтич знает, как заставить Фэша разнести собственное спокойствие в пух и прах.

In my imagination you're waiting lying on your side В моем воображении ты ждёшь меня, лёжа на боку, With your hands between your thighs А твои руки - между бёдер.

***

Психиатр говорит, что это все защитная реакция его организма, но Драгоций искренне не понимает, от чего так тщательно его защищают. То есть, конечно, страшно представить, что такого могло случиться несколько лет назад и почему все его страхи крутятся вокруг одной единственной рыжеволосой студентки второго курса, а также каким образом она связана с его забытым прошлым и связана ли вовсе. Решившись больше не лезть в общественный транспорт, он идет пешком, вдыхая душный летний воздух. Он не любит лето, также сильно, как и автобусы и кое-что еще. Жаркое, бессмысленное, душное до одури, а еще скучное. Не совсем конченное конечно, но с каплями (лужами-морями-океанами) нереального состояния, до которого дотянуться еще надо, но Фэшу с этим всегда везло, не особо хотел – а дотянулся. Так и идет по городу в белой синтетической футболке и в шортах пляжных, как будто правда собрался купаться, а не забиться дома в углу или перед телевизором хотя бы. Парень презрительно фыркает, наблюдая за толпой подростков, счастливые до невозможности и ржут на всю улицу противно. Смотреть на них совсем не хочется, а потому Драгоций отворачивается и скорее спешит скрыться за бесчисленным количеством пятиэтажек. И в груди что-то неприятно колит при мысли о том, что он не помнит себя в их возрасте.

I'm learning all your trick Я изучила все твои уловки I can hurt you from inside И могу причинить тебе боль изнутри.

***

Голова раскалывается, и парень оседает на пол, а в груди дыра – видимая или нет пока что неясно – разрывает и растет с каждым движением пальцев, набирающих уже выученный наизусть номер старшего брата, который хоть и поддонок, но знает, как справляться с этим. Сам вроде бы пережил. И каково же удивление Драгоция, когда грубое «извините, в настоящий момент соединение невозможно» проходит насквозь. Он хватается руками за обивку дивана и совершает безуспешную попытку встать, но попробуй тут оставаться сильным, когда внутри что-то непонятное действует на тебя, как удар под дых (в солнечное сплетение, если быть точным, но мы же народ простой, нам и так сойдет). Картинки: белые, черные, красные, желтые, зеленые, а еще ядовитые всех возможных оттенков – бьют в очередной раз, и Фэшу кажется, что терпимо, если не рыпаться. Не рыпаться. Н е р ы п а т ь с я. Образ такой четкий в голове: мальчик лет шестнадцати, темноволосый, высокий – падает с крыши какого-то строения два этажа в высоту максимум, а потом лежит и пытается шевелить пальцами, и странно от того, что рядом никого нет, чтобы хотя бы помочь встать. А потом еще один образ: рыжеволосая девушка того же возраста, что и парень, стоит где-то рядом и грызет ногти: то ли совесть замучила, то ли смотреть совсем неприятно. Ноющая боль отпускает и Драгоций пытается встать на ноги, но в голове такая путаница: то ли воображение его совсем неудачное, то ли прошлое внезапно решившее вернуться. Поэтому долго еще лежит на полу, пытаясь шевелить пальцами. И делает вид, что не узнал в рыжей девочке Василису Огневу.

I'm gonna make you suffer Я заставлю тебя страдать в этом This hell you put me in Аду, в который ты меня пустил I'm underneath your skin Я под твоей кожей

– Марк, мне нужна твоя помощь, – выдыхает Фэш и тут же думает, что жутко ошибся, потому что рожа старшего брата расплывается в ядовитой улыбке. – Но сначала я набью тебе морду, прекрати так улыбаться, уродец. – В каком смысле уродец? – отвечает Ляхтич. – А девушки думают, что я привлекательный. Парни, наверное, тоже. Ты не в счет, потому что родился дибилом и это неизлечимо. – Пошел к черту, – срывается с языка, но Марк снова лишь улыбается. – Давай, вспомни понятие «помощь младшим братьям» и помоги мне. Я не шучу. Ты хоть представляешь, как долго я думал: спросить тебя или маму? – Всё-все, я понял. Чем я могу помочь своему любимому братишке? – Как будто у тебя много братьев, – шипит Драгоций. – Мы познакомились, когда мне было тринадцать, а тебе четырнадцать. Примерно с пятнадцати лет до восемнадцати я не помню ровным счетом ничего, но ты всегда был рядом, как мне кажется, потому что с тринадцати до пятнадцати я отчетливо помню тебя и твою заботу, – он хмурится. – Ты должен знать, что было со мной эти три года, что чудесным образом исчезли из моей памяти. Расскажи мне. Марк хлопает Драгоция по плечу, а потом смеется так, будто его просьба – нереально смешная шутка, как будто эти три года его забытой жизни – нереально смешная шутка, да черт его, как будто сам Фэш Драгоций – нереально смешная шутка. – Ничего интересного не произошло, если ты об этом, – насмешливо отвечает Ляхтич, – ты был самым обычным подростком, курил, пил, а еще крутил всякие тупые романы с девушками, которых даже девушками сложно было назвать. А не помнишь ты ничего лишь потому, что даже твоей тупой голове стало скучно хранить эти воспоминания. Мой тебе совет: отлипни от прошлого, которого, по сути, нет, и начни работать над настоящим и будущим. Твое нытье порядком надоело всем в этой семье. Марк разворачивается и уходит, оставляя разочарованного и злого Фэша одного. В тот вечер он снова срывается, а на руках появляются новые ссадины. Своего тупого брата Фэш Драгоций ненавидит, но где-то в глубине души чувствует благодарность за слова, что тот произнес в их последнюю встречу. Фэшу кажется, что даже если эти его грубые фразы – правда, то замечательно. Значит можно вычеркнуть уже Василису Огневу из жизни, начать учиться, познакомиться наконец с Мариной Резниковой, которая уже второй месяц ему глазки строит на парах и за ее пределами, избавиться от головной боли с неприятными образами и зажить спокойно, иногда прогуливая учебу, навещая родителей каждые две недели и не выкуривая по две пачки в день (ограничиться бы одной). Еще ему кажется, что жизнь без постоянно страха и ненависти к Василисе Огневой, непонятно почему, была бы намного легче.

***

– Какая приятная встреча, Василиса Огнева, – шепчет на ухо девушке Маркус, отчего та вздрагивает. – Давно не виделись, правда? Девушка быстро понимает, что к чему и бьет Марка по рукам, чтоб не распускал их. – Чего тебе, душебольной ты мой ночной кошмар? – отвечает Огнева, испепеляя Ляхтича одним своим взглядом. – Ну зачем же так грубо, милашка, – издевательски продолжает парень. – Я успел соскучиться по тебе с нашей прошлой встречи. Неужели ты не скучала? – Разве что совсем чуть-чуть. Фэш в порядке? – интересуется Василиса. – Я стараюсь не попадаться ему на глаза. Он странно себя ведет в последнее время. – Конечно он в порядке. Сходит с ума потихоньку, мучается от головной боли, которой ты его наградила, кхм, а еще… – он замолкает, – … спрашивал меня недавно о своем прошлом. Знатно я посмеялся тогда. Василиса вздрагивает. Если спрашивал, значит что-то роет. А если роет, значит есть вероятность, что когда-нибудь правда всплывет. – Ты ведь ему не рассказал? – тихо проговаривает девушка, хватая парня за ворот рубашки. – Ты бы не посмел, Маркус Ляхтич, – ее голос срывается на крик, – ты, конечно, нереальный моральный урод, но ты бы не посмел. – Тихо-тихо, умерь свой пыл, – спокойно отвечает парень, вырываясь из рук Огневой. – Наплел ему всякую чушь о том, что его прошлое – огромная дыра, в которую упадешь и умрешь от скуки, не кричи. Девушка выдыхает, а после крепко обнимает Марка, еле слышно проговаривая «спасибо спасибо спасибо» и «прости меня прости меня». Маркусу даже кажется, что не такая уж она и плохая, а то, что когда-то в прошлом разрушила жизнь Фэша Драгоция – ну с кем не бывает.

***

Фэшу кажется, что постоянные головные боли определенно связаны с его прошлым, которое, как сказал Марк, было нереально скучным. Однако образ мальчика, шевелящего пальцами, лежа на асфальте, не дает покоя, а еще маленькая Огнева, грызущая ногти и наблюдающая за мальчиком со стороны, как воришка. Драгоций чувствует себя детективом-сыщиком, которому следует раскрыть очень важное дело об убийстве или краже чего-нибудь до одури дорогого, за что душу отдать не жалко. Драгоций даже уверен, что отдаст свою, лишь бы узнать, что таится в днях с пятнадцати до восемнадцати. Почему-то он уверен, что за занавесом тайн кроется либо что-то такое сложное, но настоящее настолько, что жить захочется чуть больше, чем сейчас, либо что-то простое, но болезненное до нервного срыва, не ограничиваясь рыданиями в подушку. Марк больше не появляется и с его отсутствием становится еще хуже, чем обычно. Кажется, что наличие старшего брата где-то поблизости – залог спокойной жизни, а его отсутствие – стопроцентная неудача во всем. Фэш не нуждается в старшем брате, а вот в его заботе – может быть. Замечая у подъезда Василису с сигаретой в руках, Фэш лишь прижимает руки к голове, потому что непонятный звон совершенно не вовремя дает о себе знать; он проносится мимо девушки, отчего та вздрагивает невольно, ищет в кармане ключи, но, как назло, ничего не получается с первого раза. Падает прямо у дверей, дергая ручку, практически отрывая ее полностью, и кричит от внезапной боли. А просыпается уже не в своей квартире и даже не у ее двери с оторванной ручкой. Небольшая комнатка, куча настенных картин и фотографий. В глазах рябит, но отчетливо Фэш замечает на одной из фото рыжие волосы и очаровательную улыбку прежде, чем снова уснуть. Второе пробуждение менее удачное, чем первое, потому что Драгоций плачет. Сначала во сне, сам не понимая зачем, а потом срывается на крик и рыдает в чужую подушку, находясь, по сути, в чужой квартире. Фэш дрожит, а еще не может остановить истерику. А еще не может понять, что с ним происходит.

I made myself at home Я чувствую себя, как дома In the cobwebs and the lies Среди хитрости и лжи.

***

– Василиса Огнева, – тихо говорит Драгоций, приходя в себя. – Собственной персоной, вау. – Мог бы сказать спасибо прежде, чем начать язвить, – отвечает Огнева. – Или хотя бы представиться. Для начала. Фэш заливисто смеется и хочет ударить эту стерву, несмотря на то, что женщин в жизни не трогал, но тут такой случай уникальный, не устоять просто. – Не ври мне, – голос дрожит, потому что, в принципе, если он сейчас ошибается и Огнева никогда до этого с ним не встречалась, то все выйдет очень неловким. – Я знаю, что мы были знакомы. Когда-то. Василиса сохраняет спокойствие, однако по ее обеспокоенному взгляду, скользящему по паркету, можно смело сделать вывод, что она нервничает. Драгоций еще раз аплодирует ее актерскому мастерству. – Просто скажи, почему я тогда в неадекватном состоянии упал с крыши, а ты стояла и спокойно наблюдала за этим. Это было невесть сколько лет назад, и мне уже честно плевать, на всё остальное. Но сейчас эти образы не дают мне покоя, и я думаю, что лишь правда меня спасет, – он тянется к девушке, аккуратно сжимая ее руку своей. – Стань этой правдой. Спаси меня. Огневой рыдать хочется, потому что подростки такие глупые, они сначала рушат все, а только потом осознают, что натворили. Она сама такой была; она сама сначала разрушила, а потом осознала. Она сама себя ненавидит. – Я… – Василиса вырывает свою руку и старается восстановить дыхание. – Я не могу. Фэш сдается и уходит. Вызывает мастера, который быстро чинит оторванную ручку, заходит в квартиру и осознает, что его уже так просто ничто (никто) не починит.

***

Знать правду и принимать ее со всеми ее сторонами – разные вещи. Василиса Огнева знала правду, но также знала, что Фэш Драгоций ее ни за что не примет. Он не поймет того, как можно было пойти на поводу у Марка, этого неистового придурка, который предложил подшутить над «младшим братиком». Он не поймет, как можно было сначала позвать «посидеть на крыше с компанией», а потом бросить его там, прекрасно зная, что Фэш в таком месте впервые. Он не поймет, почему Василиса стояла рядом, смотрела на окровавленного и брошенного Фэша, грызла ногти и при этом ничего не сделала только потому, что Марк попросил. Знать правду и принимать ее со всеми ее сторонами – разные вещи. Поэтому Фэш никогда не узнает, что его разрушило.

In my imagination you're waiting lying on your side, В моем воображении ты ждёшь меня, лёжа на боку, With your hands between your thighs and a smile. С руками между бёдер и улыбкой.