Пари

      Некоторые люди, попадая в трудные жизненные ситуации, пытаются забыться в работе, словно стараясь закопать все свои переживания под кипой обыкновенной офисной бумаги, заглушить истошные крики сердца бесконечной трелью телефонных звонков. Заваливая себя работой с одной лишь целью - вычерпать свои силы до дна, чтобы рухнуть вечером бездыханно на постель и забыться в черноте сна.       Не вполне осознанно, но Симон поступал точно также. С той лишь разницей, что чах не в офисе, а истязал себя на трассе, тренируясь, как перед Олимпиадой, соревнуясь каждый раз, как в последний. Отдаваясь гонке полностью. Оставляя все силы на трассе, доводя себя до состояния, что казалось следующий вздох будет последним. Он приносил себя в жертву этим надменным, жадным и жестоким биатлонным богам. И они, казалось, шли на уступки, снисходительно улыбаясь кривыми усмешками, позволяя подобраться к подиуму, уловить вкус побед, окрашивая его спринтерский биб в кроваво-красный цвет. Астрономическая сумма очков в тотале, второй в генеральной классификации, спортсмен января в Германии... Он сумел обратить главное поражение в своей жизни в целую рассыпь побед. Но победитель ли он? Это победы вовсе не его личные - его злобы и отчаяния. А он... Он как был, так и остался тем пареньком, сметенным, ошеломленным изменой любимого человека, опустошенным, вывернутым на изнанку перед жизнью.       Удары сердца звоном отдаются в ушах, пульс, давно перешедший на трехзначное значение, разрывает грудь, вскрывает вены. Симон рухнул без сил, уткнувшись в снег, не способный ни охладить, ни освежить. Подняться просто невозможно, тело сотрясается от сбившегося дыхания, но он прекрасно понимает, что его имя горит на первой строчке. Уже не надо никаких фотофинишей. Он первый! Снова первый! Как давно он об этом мечтал. Хотя нет, он даже мечтать об этом не мог.       Кто говорит, что победа - это наисладчайшее чувство?! Безбожное вранье! Это больно. Нестерпимо. Физически больно. До судорог во всем теле. Неуверенно он встает, по глупой привычке обводя взглядом близлежащие трибуны. Кого он там надеется увидеть? А если увидит, то что это изменит?       Тренеры, спортсмены, сервисмены, журналисты - лица замелькали в уже привычном водовороте. Всё, что он делал дальше, было большей частью на автопилоте - переодеться, дать интервью, посетить награждение, отправиться на пресс-конференцию, дать еще с десяток интервью. Перед глазами сменялись лица - знакомые, чужие, искренне радующиеся и надменно равнодушные. Люди окликали, подходили, обнимали, поздравляя, что-то спрашивая.       На награждении он снова окинул зрителей взглядом. Но знакомого лица по-прежнему не было. Вполне ожидаемо. Сейчас она, должно быть, за сотни километров от сюда. Но почему же это чувство, что еще чуть-чуть и он выловит из массы чужих лиц одно родное? Бессмысленная, дурная привычка.       Под шум трибун Симон спустился со сцены с пьедесталом, нос к носу столкнувшись с главным тренером.       - Молодец! - Марк Кирхнер крепко похлопал парня по спине. - Тебя прям не узнать в последнее время! Дотянем настрой до чемпионата? - он изучающе посмотрел на него.       - Дотянем, - уверенно кивнул Шемпп. Он и сам действительно в это верил. Что может произойти? Что еще может выбить его из колеи? Ничего.       - Боюсь, как бы это не было преждевременным выходом на пик формы... - Кирхнер продолжал сканировать его своим взглядом, от такого ничего ни утаишь, ни скроешь. - Прислушивайся к своему организму, ладно? Потому что никто, ни врачи, ни мы, не почувствуем, когда лучше притормозить, а когда ускориться. Только ты. Не переусердствуй. Я в тебя верю, - он по-отечески приобнял его за плечо.

***

      Серый асфальт под ногами, серое небо над головой, противная серость в душе. Мари шла по узкой тропинке небольшого сквера к своей гостинице. Всего лишь небольшая прогулка перед завтрашним вылетом, чтобы проверить силы. Или чтобы набраться их. Заканчивается последний день ее пребывания в Италии. Уже завтра днем она будет у себя дома, на неделю раньше, чем снова начнется работа. Она постарается начать новую главу своей жизни, вычеркнув из нее биатлон в любом его проявлении и все, что с ним связано. Навсегда. Насовсем. Как должно быть станет пусто и неуютно... Может начать болеть за другой вид спорта? Хоккей? Футбол? Кто там сейчас в почете? Реал? Барселона? Бавария? Нет, только не Германия.       Мари шла, погруженная в свои размышления. Телефон разрядился еще несколько часов назад, и теперь не оставалось ни единого шанса спрятаться от назойливых мыслей, заглушить их пением Честера Беннингтона*, голос которого так хорошо подходит для настроения, когда кажется, что остался только один выход и тот в окно.       Вокруг царила почти вакуумная тишина, лишь изредка прерываемая шумом проезжающих машин. Внезапно до нее донесся обрывок чей-то беседы, знакомый голос полоснул сердце. Девушка подняла глаза и мгновенно встала как вкопанная. Впереди прогулочным шагом шла до боли знакомая парочка - Гёсснер и Симон. Мари непроизвольно сделала несколько шагов назад, боясь выдать свое присутствие. За считанные доли секунды она попыталась оценить обстановку. За руки не держатся, что не может не радовать, Симон так вообще идет слегка ссутулившись, засунув руки в карманы. Мириам - полная противоположность - часто на него посматривает, размахивает руками, явно пытаясь привлечь внимание. Мысленно молясь, чтобы они не обернулись, Мари сделала еще несколько шагов назад. Ну почему нельзя по умолчанию знать все языки мира?! Как бы она хотела понимать, о чем они сейчас разговаривают...       Зачем так травить душу? У этого явно есть свое особое название. Это какой-то особый вид садомазохизма. Это хуже, чем смотреть гонки с его участием. Надо бежать. Бежать отсюда! Но Мари, словно вросши в землю, наблюдала, как, сделав еще несколько шагов, парочка остановилась. Гёсснер повернулась лицом к Симону и, приподнявшись на носочки, поцеловала его.... в губы... Поцелуй был недолгим, но Симон! Он не оттолкнул Мириам, не стал кричать. Нет. Он приобнял ее за плечи и стал что-то говорить абсолютно спокойным тоном.       Вот теперь Мари словно подбросило. Но не вверх, а вниз. Из ног ушла вся сила, коленки подкосились. Чтобы сохранить равновесие, она шагнула назад, еще и еще, пока развернувшись, не побежала прочь. Сперва она не знала, куда идет. По идеи, надо возвращаться в гостиницу, к ней можно подойти и с другой стороны, не через сквер. Но прежде чем она свернула в нужном направлении, в ее уме стала зарождаться другая идея. Абсолютно безрассудная. Больше похожая на жест отчаяния, но тот самый выход в окно. Мари направилась в сторону норвежского домика.       Симон шел чуть сгорбившись, сжимая в кармане телефон, слушая россказни Мириам о ее пребывании в IBU. В последнее время она слишком часто стала искать его общества. То ли видя его погруженность в себя, свои мысли, она хочет отвлечь и развеселить его, то ли таким образом пытается загладить свою вину, удостовериться, что он ее простил, то ли... О третьем возможном варианте думать совсем не хотелось.       - Знаешь, Симон, когда со мной случилось несчастье, я очень часто вспоминала нас с тобой, - Мириам остановилась и развернулась к нему лицом. - Точнее тебя... Помнишь, когда мы только пришли из юниоров и у нас не все складывалось гладко? Я тогда рыдала, готовая сдаться. А ты все время повторял: "Паниковать надо, когда все идет легко. А так мы на правильном пути и обязательно прорвемся".       Симон не то улыбнулся, не то ухмыльнулся.       - И я тогда подумала про себя - Мири! Считай, что это твое второе рождение. У тебя еще все впереди, тебе всего лишь еще раз надо выбиться в основу, как тогда из юниоров.       Симон вздохнул, не зная, что ответить - подбадривать ли, утешать ли... Да, между ними много всего произошло, но в одном он не мог упрекнуть себя - он никогда не желал ей зла.       Воспользовавшись возникшей паузой, Мириам приблизилась к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы, тут же отступив назад, замерев в ожидании его реакции.       Симон нахмурился в замешательстве.       - Мири... Ты извини... Но..       - Да, я понимаю, - перебила она его и потупила взгляд. - Прости, это я виновата... Я не должна была...       Ему показалось или еще чуть-чуть и она разрыдается? Только этого не хватало... Он приобнял ее за плечи, чтобы смягчить фразу.       - Мири, просто еще рановато. Может когда-нибудь, но не сейчас.       Она покорно кивнула, и они продолжили движение по дорожке. Повисло молчание, пропитанное неловкостью и отчужденностью, длившееся, наверное, несколько веков, до тех пор пока Мири не нарушила его.       - Симон, можно я скажу тебе одну вещь? Возможно, тебе будет неприятно это услышать... Поэтому я и спрашиваю.       - Ну давай... - неуверенно протянул Шемпп.       - Мне просто невыносимо смотреть на тебя в таком состоянии и еще сложнее говорить об этом, но с правдой всегда так. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но постарайся освободить свою голову от ненужных мыслей. Воспоминаний. О ней. О Мари, - она искоса взглянула на Симона, с любопытством изучая его реакцию.       Его лицо было абсолютно непроницаемым.       - Тебя просто использовали. Ее целью изначально был Свендсен. Но она не могла подобраться к нему просто так, поэтому выбрала рыбу поменьше, то есть тебя, чтобы выбраться в биатлонный мир.       - С чего ты взяла? - севшим голосом, но стараясь выглядеть как можно непринужденнее, спросил Симон.       - Она до сих пор с ним встречается, - отчеканила Гёсснер. - И даже согласилась поехать в Норвегию на время перерыва.       Симон ничего не ответил, отвернувшись в другую сторону, принялся рассматривать выстроившиеся вдоль дороги домики.

***

      Через несколько мгновений после нервного стука Мари входная дверь норвежского домика распахнулась, и на пороге появился Свендсен. Лицо его вытянулось от изумления, но он тут же отошел в сторону, пропуская гостью во внутрь.       - Мне... Надо тебе кое-что сказать, - сбившимся голосом, не столько от бега, сколько от волнения, начала она.       - Может поднимемся ко мне, а то тут нам спокойно поговорить не дадут? - предложил он, продолжая слегка нахмурившись внимательно смотреть в ее лихорадочно блестящие глаза. Ничего хорошего такое внезапное появление, на его взгляд, принести не могло. Сейчас явно произойдет что-то бесповоротно решительное... И не в его пользу.       Мари с готовностью кивнула.       Поднявшись на второй этаж, Эмиль открыл первую же дверь в левом коридоре, пропустил девушку в комнату и зашел следом.       - Я... Я согласна, - выпалила она, как только он мягко прикрыл за собой дверь. - Согласна поехать в Норвегию.       Лицо Свендсена на секунду выразило замешательство, но уже в следующее мгновение просветлело.       - Я рад, что ты передумала.       - Да, передумала, - эхом отозвалась Мари.       - Ну тогда вылет завтра в 14:30... - он все же продолжал находиться в некоторой растерянности. - Я позабочусь о билетах.       - Хорошо. А я тогда, наверное, пойду собираться...       Она уже было развернулась, чтобы уйти.       - Может останешься? - он поймал ее руку.       Мари неопределенно мотнула головой.       - Просто так, - он с немой надеждой взглянул в ее глаза.       А почему бы и нет?.. Да гори оно все пламенем, причем уже синим! В конце концов, она только что согласилась ехать к нему домой, жить с ним под одной крышей. Почему она должна бояться остаться с ним в одном номере?! Самое страшное уже давным давно произошло.       - Хорошо.       Эмиль притянул ее к себе, забирая в свои объятия, утыкаясь носом в ее плечо, зарываясь в мягкие волосы, пахнущие опьяняющим ароматом свежего морозного воздуха и сладких духов. Мари, затаив дыхание, закрыла глаза, внутренне вся сжимаясь в испуганный комок, в мыслях вновь всплыла только что увиденная картина в сквере. Эмиль шумно набрал воздуха в легкие, поднял голову. Он едва ощутимо коснулся губами мочки ее уха, затем легким коротким поцелуем щеки. Еще и еще один раз, пока он не дошел до уголка губ. Он на секунду остановился прежде чем коснуться ее губ, прежде чем начать медленный тягуче нежный поцелуй. Эмиль почувствовал, как Мари высвободила свои руки, неуверенно скользнула ими по его спине, приобнимая. В закоулках его памяти всколыхнулось воспоминание. Так уже было. Но на этот раз это не сон, а реальность. Она здесь. С ним. Он еще сильнее прижал ее к себе, чтобы ощутить ее присутствие каждой частичкой своего тела, почувствовать, как бешено стучит ее сердце...       - Слушай, а ты... - Тарьей, резко распахнувший дверь, застыл на пороге. Мари отскочила от Эмиля, как от огня, быстро провела тыльной стороной ладони по губам, словно пытаясь стереть ощущение поцелуя. Глаза Бё округлились, став похожими на два голубых блюдца, челюсть медленно поползла вниз. - Эээээ, я это... - выдавал он из себя и замолк.       Бесконечные переглядки в полной тишине первой нарушила Мари.       - Мне уже давно пора идти, прощайте, - обратилась она к обоим норвежцам и почти выбежала из комнаты.       - Тебе не жить, - угрожающе прошептал Эмиль Тарьею, устремляясь вслед за девушкой.       - А я чего?.. - обескуражено протянул тот. - Двери закрывать надо!       Свендсен догнал Мари в холле домика.       - Ну куда же ты?!       - Мы с тобой все обсудили, верно? - она остановилась и обернулась. - Завтра в 14:30.       - Да. Я заеду за тобой в одиннадцать, - он наклонился к ней, коротко поцеловал на прощание.       - Хорошо.       Дверь за Мари уже давно закрылась, а он все продолжал стоять в холле, задумчиво смотря на тлеющие угли в камине. Он должен был бы ликовать - Мари согласилась не просто на какое-то свидание или посиделки в кафе. Она согласилась жить с ним целую неделю! В его собственном доме. Так, чтобы только он и она. Но какая-то тревога продолжала шевелиться в груди... Что же заставило ее так быстро изменить решение?..