Пари

      Симон как-то обреченно вздохнул и, закрыв все вкладки и оставив только музыку, положил ноутбук рядом с собой на постель. Он растер глаза, уставшие от бесцельного брожения по интернету последние несколько часов. Странно, но когда слушаешь музыку без наушников, она поглощает тебя еще сильнее. Во всяком случае так ему казалось. И сегодня хотелось именно такого ощущения. Хотелось укрыться от навязчивого мира. Заглушить назойливые мысли, задушить ненужные воспоминания. Но погружения не удалось - с тумбочки донесся звонок. Шемпп потянулся за телефоном, попутно убавляя громкость.       - Здорова! - радостный голос брата должно быть был слышен из любого угла комнаты. - Как твои дела?       - Привет, - Симон непроизвольно поморщился от столько громкого приветствия. - Да ничего, нормально всё...       - Угадай, что произошло, - Матиус сделал торжественную паузу.       Симон почему-то слегка напрягся.       - Меня повысили! Теперь я.... Барабанную дробь будьте добры! Инженер-строитель.       - Поздравляю! - Симон, облегченно выдохнув, засмеялся, представляя, как сейчас самодовольно сияет физиономия парня.       - Так уж и быть, тебе, как брату, я разрешаю не называть меня на "вы", - голос Матиуса достиг апогея важности. - Но вообще ты представляешь, - на секунду перестав кривляться, заговорщицки прошептал он, - мне даже отдельный кабинет выделят! Настоящий... С именной табличкой на двери...       Симон готов был поклясться, что брат сейчас, несмотря на всю свою браваду, смущенно улыбается, не веря своему счастью.       - Значит так! - младший Шемпп снова вернулся к своему тараторству. - У тебя же после Антерсельвы перерыв будет, правильно? Так что ждем тебя домой на празднование. И да, Мари прихвати. Я должен взять реванш за тот декабрь! Да и мама будет рада ее увидеть.       - Не уверен, что она сможет приехать, - голос Симона дрогнул.       - Хм... Обидно, конечно... Но ничего, перед отпуском отыграюсь. Пусть готовится к сокрушительному поражению! В общем передавай ей привет от меня! От нас всех!       - Обязательно. Передам, - слова застряли в горле. - Еще раз поздравляю.       - Спасибо! Ну давай, бывай!       Симон отложил телефон. Почему он не рассказал все как есть? Надеется ли он на возрождение их отношений? Или боится, что они все дружно примутся утешать его. Не напрямую словами, а этим многозначительным молчанием и не менее выразительными взглядами, содержащими мудрость веков. We spent our life together Мы вместе проводили жизнь That's should have last forever И это должно было длиться вечно But now it's time to sail on* Но теперь настало время плыть дальше, - тихо доносилось от компьютера.       Резким движением Симон выключил музыку. Кто же додумался писать такие правдивые тексты?! А ведь это она, Мари, научила его обращать внимание на то, что поют, а не как. Мда, в отсутствие соревнований и тренировок определенно нужна какая-то анестезия, и музыка тут не годилась. Алкоголь должен был бы помочь. Но он запросит слишком высокую цену за путешествие в "мир без проблем". Провальные гонки, не попадание в команду на чемпионат. Нет, таким путем он не пойдет.       Шемпп поднялся с кровати и, взяв куртку, направился к выходу, столкнувшись в дверях с Арндом.       - Уходишь куда-то?       - Пойду развеюсь немного.       - Слушай, передай Доллю, - Пайффер кинул зарядку от телефона. - Свою потерял, а теперь верещит, что у него там дело жизни и смерти.       Поймав вещицу, Шемпп скрылся за дверью.       Не прошло и десяти минут, как дверь в комнату снова открылась.       - Можно? - Гёсснер вошла не дожидаясь ответа. - А Симон где? - она обвела помещение изучающим взглядом.       - И тебе привет, Мири.       - Так где он? - игнорируя всё, продолжала допытываться немка.       - Ушел только что.       - Куда?       - Слушай, Гёсснер, тебе бы в полиции работать. Понятия не имею. На стадион, наверное.       - Спасибо, - донеслось уже из коридора.

***

      Мари прилетела в Италию на несколько дней позже большинства сборных. И как только спортсмены переносят такое количество перелетов и переездов?! Лично с нее уже достаточно! Во всем теле чувствовалась слабость, голова тяжелела, пугая намерением серьезно разболеться. Небольшой насморк. Неужели простыла? Она дотронулась до лба. Горячее, чем должен был бы быть. Но, наверное, это всё духота в номере. Надо бы выйти, подышать свежим воздухом, заодно осмотреться. Интересно сколько от сюда до стадиона. Карта утверждает, что можно и пешком дойти...       Несмотря на то, что было всего лишь шесть вечера, солнце уже медленно закатывалось за горизонт, озаряя его рубиновыми всполохами. Кристально чистое небо без единого облака лучше любого гидрометцентра обещало морозную ночь, и бодрящая свежесть, расстилающаяся в неподвижном воздухе, лишь подтверждала этот прогноз.       Расстояние оказалось вполне сносным. Даже поразительно, что ей в который раз удалось найти дешевую гостиницу вблизи биатлонного комплекса.       Дойдя до стадиона, Мари не стала проходить далеко, остановившись сразу у входа. Но даже с ее позиции при свете прожекторов было видно, как кто-то еще совершал вечернюю прогулку на лыжах. Изредка доносились звонкие щелчки закрывающихся мишеней. Мимо, не обратив на нее никакого внимания, что-то весело щебеча на своем, пробежали французские биатлонистки.       Сделав круг, пройдя мимо маленьких деревянных домиков, обычно торгующих чем-нибудь вкусным, а сейчас закрытых, она вышла на стоянку вакс-грузовиков. Девушка уже дошла до последней машины, когда дверь одного прицепа резко открылась, выбрасывая прямо перед ней на снег полоску яркого света. Сверху донесся грохот железной лестницы, из машины - обрывки громкого разговора на норвежском. С площадки ответили не менее тихо, да еще тоном, не оставляющим сомнений, что это был отменный мат. Но голос! Голос, который это сказал! По спине у Мари поползли мурашки. Между тем стоящий на площадке с громким хлопком закрыл дверь и гремя ступеньками побежал вниз. В следующее мгновение он чуть не влетел в девушку. Затормозив в последнюю секунду, Свендсен уже собрался было выплеснуть всё недовольство на внезапно возникшую помеху, но вовремя понял, кто именно перед ним стоит.       - Мари! - он перевел дыхание, заставляя себя остыть. - Я уж начал думать, ты не приедешь, - мысль, столько дней вертевшаяся в голове, вылетела буквально на автомате.       - Как видишь приехала... Просто прогуливаюсь, - предупредила она его следующий вопрос.       - У нас тут небольшое совещание с сервис-бригадой... - он обернулся на машину.       - А я вам не помешаю, - без особых эмоций заверила она. - Я уже обратно в гостиницу шла.       - А мы еще не закончили... - было видно, что Эмиль колебался. - С этими чертовыми спецами, - добавил он чуть тише, метнув взглядом молнии в сторону фургона.       - Если ты насчет проводить, так я сама дойду...       - А где ты остановилась?       Мари на секунду задумалась, словно прикидывая, что ей грозит, если она ответит.       - Чалэт-хотел, - мысленно махнув на все рукой, наконец призналась девушка.       Эмиль нахмурился, словно пытаясь сообразить, где это находится.       - Я пойду. Пока, - напряженно выдохнула она, выпуская небольшое облачко пара. Уже сколько времени прошло, а она не могла определиться, как ей себя вести при норвежце. Кто она ему? Что между ними?       - Увидимся, - донеслось ей уже вслед.       Она не так уж далеко отошла от стоянки, когда ее внимание привлекла одна парочка, стоящая поодаль. Расстояние было достаточным, чтобы Мари хорошо видела их, но не слышала голосов. Почему-то первое, что бросилось в глаза, был яркий розовый шарф и повязка на голове у девушки, такими ядерными пятнам выделяющиеся под холодным светом прожекторов. Спортсменка, закинув ногу на ограждение, возилась с ботинками. А стоящий рядом с ней молодой человек, ожидая, держал ее лыжи. За десятки километров, в тумане и за плотной завесой самой неистовой пурги она бы узнала этот силуэт, эту высокую фигуру. Симон. Ну а эта кокетливо развязывавшая шнурки особа - Гёсснер. Сомневаться не приходилось.       Как-то беспомощно хватив ртом воздух, Мари заставила себя продолжить путь. Дорога обратно показалась раза в два длинней, морозный воздух словно просачивался сквозь ткань куртки, кожу и холодил изнутри. Чудом добралась она до гостиницы.

***

I could possibly be fading Возможно, я буду угасать Or have something more to gain Или обрету что-то новое. I could feel myself growing colder Я чувствовала, как все больше замерзаю, I could feel myself under your fate** Я чувствовала себя под тяжестью твоей судьбы       Слабость во всем теле, отдающая каким-то сводящим чувством в желудок, тупая, давящая изнутри головная боль, усилившийся насморк и удачно дополняющая всё это мерзкая дрожь. Озноб? Она прикоснулась к своему лбу. Пылает огнем. Нет, это у нее просто руки с улицы холодные! Только заболеть не хватало!       Мари прилегла на постель, свернулась калачиком, приобнимая подушку. Похоже Симон снова с ней сошелся. Она пыталась воззвать к разуму. Они же в одной команде! Подумаешь вместе тренируются! Но мерзкий голосок продолжал зудеть над ухом: "Просто тренируются?! Просто так, вдвоем, вечерком..."       За что? За что ей все это?! Зачем она вообще тогда согласилась поехать в Оберхов. Сидела бы дома! Дома... Там, где у них Симоном всё было так хорошо...       Шорох гравия, придорожная трава обхватывает голые ноги вечерней влагой. Было определенно глупо надевать сегодня платье. Не июль уже. Но с упорством северной жительницы, она пыталась удержать уходящий сезон, хотя бы в одежде. Август - последний месяц лета. Лета! Вот ключевое слово! Да и потом она вроде как на свидании. А на него в джинсах не ходят. А может и ходят... У нее уже три года не было отношений, так что такие вопросы не к ней.       - Долго еще идти? - спрашивает Мари скорее для того, чтобы нарушить молчание, чем действительно от любопытства. Ей торопиться некуда, она приехала сюда именно для встречи с Симоном.       - Почти пришли, - Шемпп оглядывается на нее и улыбается.       - А вообще кто из нас в Финляндии живет?! Это я должна показывать тебе местность.       Наконец они вышли из небольшого лесочка, и перед Мари предстала захватывающая дух картина. Широкая река, обрамленная высокими обрывистыми берегами, усыпанными камнями от мало до велика - от ровных и блестящих до торчащих вверх своими безжалостными пиками. На валунах каким-то чудом зацепившись корнями-когтями росли сосны вперемешку с мелким кустарником. Сверху - выцветшее голубое небо с золотыми от заходящего солнца облаками. Его лучи уже не греют, а по земле стелится вечерняя прохлада, усиливаемая близостью воды. Поздний август дает о себе знать. Спокойная вода, уже приобретшая тяжелую, утягивающую в омут черноту, с дотошностью художника-реалиста повторяла картинку сверху, приумножая закатный блеск солнца.       - Иди сюда, - Симон, стоящий у самого берега, махнул рукой.       Мари осторожно приблизилась к нему и аж затаила дыхание от высоты и открывшейся красоты. Река живописно изгибалась вправо, а внизу, под самыми ее ногами, к самой воде уходила каменная лестница. Не специально сделанная, нет. Просто огромные валуны, гладкие от постоянного контакта с водой, легли таким причудливым образом, будто какой-то великан выложил себе спуск к воде. Вот бы перестать быть трусихой и спуститься туда вниз...       - Как красиво, - тихо произнесла она.       - Мы уже не первый год сюда приезжаем. Люблю сюда приходить. Помогает упорядочить биатлонный хлам в голове. А вон там, - Симон шагнул на один камень ниже, показывая в сторону изгиба реки, - старый маяк.       Он протянул Мари руку, и она неуверенно шагнула вниз к нему.       Маяк она увидела, но только лишь краем глаза. Ее обувь, явно не предназначенная для скалолазания, решила сыграть с ней злую шутку. Ноги заскользили на камне, сдавленно вскрикнув, она вцепилась обеими руками в Симона и... Встала как вкопанная, надежно удерживаемая сильными объятиями.       Дыхание перехватило и голова закружилась от высоты, промелькнувшей перед носом беды, опасного нахождения на краю обрыва, но еще больше от рук, словно выточенных из камня, так крепко держащих ее сейчас. Они спасли ее от падения в бездну, но она продолжает падать. В бездну его глаз.       Она стояла зачарованно смотря на него, не замечая, как расстояние между ними уменьшается. Его горячее дыхание опаляло губы, уже в следующее мгновение оказавшиеся вовлеченными в легкий, почти невесомый поцелуй, осторожный, словно спрашивающий разрешения. Мир вокруг словно раскрутили на карусели, а небо с землей поменялись местами. Она несмело ответила ему, еще сильнее впиваясь в его плечи. Нестерпимая сладость разливалась по всему телу, коленки предательски подкашивались. Точно упадет... И его за собой утянет.       В этот момент Симон шагнул в сторону, увлекая ее на твердую землю и тут же снова притягивая к себе. Его губы целовали щеки, скулы, шею.       - Я пропал, - горячее дыхание щекотало ухо. - С самого первого момента, как увидел тебя - пропал.       Горячие слезы хлынули из глаз, каждый всхлип отдавался головной болью, будто кто-то невидимый забивал гвозди в виски. Дрожь усиливалась. Сомнений нет - заболела. А что, отличное завершение всего. Ей невероятно повезло. Жизнь дает уникальную возможность умереть здесь. Тихонько. Сгореть как свечка.       Когда слезы понемногу прекратились, сон начал постепенно утягивать в свою бездну, наполняя мир в ее воображении непонятными образами, создать которые может только охваченное горячкой сознание. Должно быть прошло несколько часов прежде, чем громкий стук резко выбросил ее из полузабытья температурного бреда. С таким грохотом дома ломают, а не в дверь стучатся. Сердце бешено, гулко и тяжело колотилось. Надо бы встать. Мари медленно перевернулась. Все тело нещадно ломило. То ли от неудобного положения, то ли от того, что температура ее крови уже, скорей всего, приблизилась к закипанию. С трудом, но она все же встала с кровати. От внезапной смены положения голову схватило приступом боли.       - Да, - Мари открыла дверь и, не выпуская из руки, оперлась на нее.       - Здравствуй еще раз. Забыл кое-что у тебя спросить... - улыбка исчезла с лица Свендсена, уступив место изучающего взгляду.       Возможно вопрос можно было бы решить и на пороге, но уходящие силы не оставляли вариантов. Пропуская гостя во внутрь, Мари отодвинулась в сторону вместе с дверью, удачно помогающей в сложном задании - стоять прямо. Оторвавшись от своей поддержки, она переместилась на диван, жестом приглашая присесть и Эмиля.       - Все нормально? Как ты себя чувствуешь?       - Это и есть тот самый вопрос, из-за которого ты проделал весь путь до сюда? Впечатляет.       - Я серьезно.       - Отлично.       - Уверена? - Свендсен недоверчиво и встревожено взглянул на Мари. Лихорадочно блестящие глаза выделялись на несвойственно бледном лице, темные круги под глазами еще больше оттеняли кожу.       - Да. Просто немного притомилась. Перелеты, знаешь. Не привыкла я к ним.       Прежде чем она успела что-либо возразить, он обхватил ее голову руками и, приблизив к себе, легонько дотронулся губами до ее лба.       - Да ты вся горишь!       Для надежности тыльной стороной ладони дотронулся до груди. Пылает. Просто пылает!       - Мари! Ничего себе "немного притомилась". Давай я отведу тебя к нашему врачу.       - Ты что, - она встрепенулась. - Так нельзя. Они же только для вас, спортсменов.       - Он добрый малый. Он поймет.       - Нет! - девушка была неприклона. - Это же обыкновенная простуда. Скоро всё пройдет.       Как бы объяснить ему, что не гордость заставляет ее отказаться. Боязнь огласки - вот что останавливает. Сначала узнают друзья Эмиля, потом врач, а потом и остальные спортсмены. Как мерзко это будет выглядеть - еще недавно была вся такая влюбленная в Симона, а теперь так комфортно устроилась в норвежской сборной.       - Никаких врачей.       - Хорошо, хорошо. Но ты не будешь возражать, если я принесу тебе лекарство?       Мари пожала плечами. Против этого у нее уже нет сил возражать, да и надо ли? Главное, чтоб никто из биатлонного мира ее не видел.       - Я скоро вернусь.       Выйдя из номера, Эмиль в задумчивости застыл посреди коридора. Нет, так дело не пойдет. Что же делать?.. Ум стал судорожно перебирать варианты. Обращаться к врачу сборной действительно не вариант. Даже представить страшно, как взбрыкнется тренерский штаб, узнав, что он проводит свое свободное время рядом с "какой-то непонятной, больной девушкой в преддверие Чемпионата мира"! Попросить вызвать скорую? Самому принести лекарство? Конечно, за долгие годы в спорте уже становишься в какой-то степени и врачом, и тренером, и массажистом, но Мари определенно нужен специалист.       Карл! Ну точно, Карл! Как он мог про него забыть?! Друг детства, выучившийся на врача, женившийся на итальянке и перебравшийся сюда на ПМЖ.       Эмиль судорожно стал выискивать его номер в телефоне. Карл Сёндрег. Кнопка вызова. Пошли длинные гудки. Возьми, возьми трубку!       - Привет, дружище! - раздался веселый голос на том конце провода. - А я вот жду - этап начался, думаю, когда позвонишь договориться о встрече. Ну что, как всегда - на следующий день после последней гонки ждем тебя у нас?       - Привет. Слушай, Карл, ты сейчас где?       - Да вот только домой после работы пришел, - в голосе у Сёндрега послышались нотки волнения. - А что?       - Тут твоя помощь нужна. Как доктора.       - А что случилось?       - Одна девушка заболела... Я бы сказал, что грипп, но не знаю. Температура уж больно высокая.       - Какой адрес?

***

      Когда Эмиль вышел на улицу, густой мрак позднего вечера уже окончательно накрыл улочки итальянского городка. Он принялся нарезал круги вокруг гостиницы в ожидании друга. Теперь волновал другой вопрос, как провести его к Мари? Скопище мужчин, рвущихся в номер к одинокой девушки, выглядит до ужаса сомнительно. А если проболтаться, что одна из их постоялиц плохо себя чувствует, они мигом выдворят ее в какой-нибудь непонятный госпиталь, где никто толком не говорит по-английски.       Через некоторое время два луча ярких фар высветили фигуру норвежца из мрака. Короткое рукопожатие и друзья направились во внутрь.       К несказанному облегчению Эмиля, за ресепшеном царила пустота. Прекрасное время пересменки! Один сдал, другой не принял - и выноси хоть всю гостиницу! Ну и в дыре она поселилась! Никакой безопасности. Надо было настоять, чтобы выбор жилья был за ним. Хотя сейчас это только на руку.       - Ну давайте посмотрим... - Карл стал доставать из портфеля стетоскоп.       Мари сидела не двигаясь. Приглушенный свет светильника раздражал, словно это была огромная осветительная установка. Казалось, это лампочка накаляла воздух в комнате, делая его нестерпимо душным и тяжелым.       - Давайте поднимем майку, - подсказал он.       Мари продолжала сидеть истуканом. Сёндрег замешкался, может она не понимает, что он говорит. Девушка между тем подняла взгляд на Эмиля, давая понять всем своим видом, что она не собирается оголяться при нем. Но до Свендсена упрямо не доходило.       - Выйди, пожалуйста, - собрав все свои немногочисленные силы, наконец произнесла она.       Карл слегка удивленно взглянул на обоих. Он вообще-то думал, что они... Но помятуя о врачебной этике, он сохранил непроницаемое лицо.       - Ну чего... Ничего страшного, - резюмировал Карл, через какое-то время выйдя к Эмилю в коридор. - Сильное моральное перенапряжение, плюс наложилась небольшая простуда. Своими провальными гонками что ли бедную извел?       Сёндрег смущенно кашлянул, заметив, что шутка не вызвала большого восторга у друга. - Ну я ей жаропонижающее дал. Всё рассказал. К утру должно уже намного полегчать. Ну и в историю ты меня втянул - прокрадываться в гостиницу. Чувствую себя героем какого-то залихватского фильма, - сказал Карл, когда они двинулись по направлению к лестнице.       - Спасибо, что согласился снятся в нем, - Эмиль устало улыбнулся. - Гонорар обязательно выплатим. Правда, спасибо. Чуть позже обязательно встретимся. Я тебе позвоню.       - Буду ждать.       И, обменявшись крепкими рукопожатиями, друзья разошлись.

***

So you'd sing a lullaby to get me to sleep Ты всякий раз пел колыбельную, чтобы помочь мне уснуть, So it's no surprise my eyes are never heavy Так что не удивительно, что мои глаза не слипаются, For I've not seen you in the flesh for so long Ведь я так давно не видела тебя вживую, That I'm not sure we would know each other at all*** И я даже не уверена, узнаем ли мы друг друга теперь.       Через какое-то время Мари забылась в тяжелом сне. Он не смел оставить ее одну. Да, скорее всего его будут искать, сделают выговор за нарушение режима. Но плевать он хотел на все это!       Эмиль сидел в кресле, смотря в ее сторону, слушая размеренное, но тяжелое дыхание. Сильное моральное перенапряжение... Сёндрег прав, это он довел ее до такого состояния, только совсем не своими проигрышами. Как раз наоборот - этим своим дурацким желанием во всем быть первым, выигрывать везде и всегда, не важно, что это - гонка или дружеский спор. Даже тот факт, что теперь им движет совсем другое чувство, не может его оправдать.       Прошло часа три, может чуть больше. Мари, простонав что-то невнятное, перевернулась на другой бок. Подвернувшееся одеяло оголило спину девушки, выставив соблазнительные изгибы тела.       Эмиль поднялся с кресла и подошел к постели. Шумно вздохнув через нос, он аккуратно укутал ее обратно. Девушка податливо повернулась, снова зарываясь в тепло одеяла, выпуская одну руку наружу. Что это? При рассеянном свете настольной лампы блеснуло колечко. Золотое. На безымянном пальце. Неужели они? Неужели он?       В кармане загудел телефон, отвлекая от дальнейших размышлений. Тарьей. Ну так и есть - уже потеряли. Эмиль отошел в противоположный угол комнаты.       - Да, - сдавленным шепотом проговорил он в трубку. - Я? - Свендсен взглянул на часы. - Кто искал? И что ты ответил? - он кивнул собеседнику. - Хорошо, спасибо. Нет, не знаю. Вряд ли. Да, давай.       Как же все-таки вовремя Бё вернулся в расположение сборной, если что и прикрыть может. За спиной раздался легкий шорох. Разбудил?..       - Ты все еще здесь? - с легкой хрипотцой спросила Мари, оборачиваясь на него. - Зачем? Заразишься ведь...       - Тебе ничего не надо.       - Нет. Ты иди. Правда, иди. У тебя завтра гонка. Уходи. Пожалуйста, - она постаралась сделать упор на последних двух словах.       - Хорошо. Если что понадобится - звони, - Эмиль положил бумажку с номером на тумбочку. - Поправляйся, - и почему-то сдержав порыв поцеловать ее, вышел из комнаты.

***

So I will hum alone, too far from you Поэтому я буду мурлыкать себе под нос в одиночестве, слишком далеко от тебя. All that I say now is nothing to you Все, что я сейчас скажу, ничего для тебя не значит. We will lie under different stars Мы будем лежать под разными звездами, I am where I am and you're where you are, you're where you are.*** Я там, где я, а ты там, где ты, ты там, где ты.       Уже битый час Симон не мог уснуть. И чего вдруг? Никаких ответственных стартов. Завтра самая обычная гонка самого обычного этапа. Давящая духота номера. Раздражающий свет фонаря прямо перед их окном. Мешало абсолютно всё, вплоть до тихого стрекотания часов Пайффера и его посапывания. Не выдержав, он поднялся и вышел в гостиную немецкого домика, с блаженством шагнув в прохладное помещение, замершее в полуночной тишине.       Шемпп взглянул на часы - маленькая стрелка беспощадно приближалась к 12, грозя провальным выступлением завтра. Он окинул взглядом комнату. На журнальном столике валялись разные забытые вещи: потрепанный детективчик, читаемый Бёмом, зарядка Арнда. Симон наклонился, забирая вещицу с намерением вернуть ее законному хозяину. Вот и давай что-нибудь Бенедикту. У него только имя серьезное, а сам только и делает, что теряет вещи направо и налево. Не торопясь он сделал круг по комнате, подойдя к большим стеклянным дверям, ведущим на балкон. Так вот почему здесь так свежо - кто-то забыл закрыть балконную дверь. Но вместо того, чтобы прикрыть ее, Симон дернул ручку на себя, выходя на улицу. Какая же морозная сегодня ночь. Он передернул плечами от обнявшего его мороза. Вдали, чуть левее, центр города окрашивал небо розовым заревом. А правее вовсю царствовала ночь - иссиня черное небо, обрамленное снизу зубчатым поясом гор, а сверху обсыпанное горстью тихо мерцающих звезд.       Интересно, где она, как она?.. Нет! Не думай о Мари! Не думай! Симон глубоко вздохнул, словно пытаясь выморозить прошлое из своих мыслей. Пора возвращать в комнату, а то так и заболеть можно.. Зато после свежего воздуха, возможно, получится уснуть. Развернувшись, он ушел с балкона.