только не снись мне больше;

      Я никогда не думал, что в моей жизни может произойти что-то такое, что выбьет меня из привычной колеи. Если честно, то жизнь у меня была спланирована от и до. Может, только мой бунт по молодости не вписывался в планы деда, однако и этот момент моей жизни старый Мастер смог повернуть в свою пользу. Моё назначение стало новостью и непосильной ношей. Я не был готов к ответственности, которая внезапно свалилась на мою голову. Но более я не был готов к тому, что в моей жизни Хартфилия займёт какую-то важную позицию.       Люси всегда была хороша собой. То ли дело было в генах её матери, о которой ходили слухи по всему Фиору, то ли в её природной красоте, душевной и физической. Я не знал, как именно это может отразиться на моём бренном существовании. Понятия не имел, какие последствия могут быть, если я впущу её в свою жизнь. Хотя я и не собирался куда-либо её впускать. Она пришла сама поздней ночью в бар, где я коротал вечер. Пришла и обворожила. Я не был готов к каким-либо отношениям, но и отказаться от девушки попросту не мог. Будучи молодым, сильным и слишком самоуверенным, я считал, что всё это мимолетно. Но её волосы, взгляд и голос обволакивали мягкой тонкой простынёй. Я бы никогда не признался себе или кому-либо ещё в том, что она сводит меня с ума. Это не было похоже на любовь, пусть я и не знал, что это за чувство такое вовсе.       Но нельзя было отмотать время и остановить моё приближение к Люси. Я понял это слишком поздно. В тот момент меня затянуло в трясину наших разборок уже по горло. Я и рад был бы сбросить оковы, которые сам на себе и застегнул, только ключ был у Люси, а она даже понятия не имела, что сделала со мной.       Наши встречи были редкими и недолгими. Первое время мне даже нравилось думать, что такая красивая волшебница приходит ко мне во всей своей красе. Девочка-одноночка – вот как я звал её в своей голове. Пусть всё моё существо и кричало о том, что таковой Люси не является. Она плавно скользила по комнате, медленно одевалась и тихо уходила. Я не знал, как описать свои чувства, а потом решил, что у меня нет времени на эти мысли. Люси просто была, и этого мне было достаточно. Не знаю, почему я всё пустил на самотёк. Хотя это и было в моём стиле.       А потом Люси впервые сказала, что любит меня. После бутылки вина мне казалось, что это какая-то шутка и глупый розыгрыш. Хартфилия не была той девушкой в розовых очках, которые обычно бросались в мои объятия, не обременяя себя мыслями о том, какая я на самом деле личность. Люси же знала обо мне практически всё. Особенно тот мой бунт, о котором стоило бы забыть, но я не мог. Это был мой провал. И я говорю не о том, что у меня так и не получилось захватить власть в гильдии. Нет. Это был самый настоящий душевный провал. Я осознал, насколько низко пал в своих помыслах. Это было страшно и унизительно. Изгнание не казалось мне страшным, потому что я понимал, насколько это справедливое наказание. Я понёс его с достоинством и смирением. Люси помнила всё от и до. Она знала, что я за человек. Понимала, как много для меня значит тот случай, и никогда об этом не говорила. Вместо упрёков и каких-то оскорблений она произнесла те три слова, которые заставили кровь в моих венах превратиться в жидкое золото. Мне много раз признавались в любви, но почему-то именно её признание заставило меня замолчать. Никогда раньше со мной такого не случалось.       Хартфилия никогда ничего взамен не требовала. Она одевалась и уходила, оставляя после себя в комнате отеля какой-то сладковатый привкус духов. Мне казалось, что я могу различить его даже в гильдии. Немного позже я начал сравнивать этот запах с ядовитым газом. Люси отравила меня собой. Другого объяснения я найти не мог. Ещё ни одна женщина в жизни не заставляла меня терять рассудок. У Хартфилии получилось. Но я всё равно искренне верил, что это не любовь. Возможно, осознание того, что я хочу владеть чем-то столь прекрасным. Грёбанное чувство собственности и не более того.       А она продолжала признаваться мне в чувствах, которых я не понимал. Попросту не мог понять. Одно дело, когда тебе это говорит едва знакомая женщина, другое – когда она, знающая все мои грехи. Люси не считала меня святым, ибо я был ещё той сволочью, но почему-то мне казалось, что рядом с ней я становлюсь лучше, чище, проще. Я хотел привязать её к себе.       Это желание возросло в разы, когда я начал замечать, что с заданий ребята возвращаются без неё. Хартфилия просто уходила, никому ничего не объясняя. И это раздражало всех. Меня в частности. Её разъезды превратились в мою жуткую пустоту. Я с ужасом осознал, что жду её. Жду наших редких встреч. Мне хотелось запереть её в подвале гильдии и не отпускать. Впрочем, один раз Макаров именно так с Заклинательницей и поступил. Я его благодарить не стал. Всё-таки никто не знал о том, что происходило между мной и блондинкой. Люси была в ярости, но согласилась на все условия. Задержалась в Магнолии. Я не знал, радоваться мне или злиться. Она была рядом, но невозможно далеко. Раздражение било через край. Я не осознавал масштабов происходящего.       Не осознавал до первого сна.       Люси не было в Магнолии, когда мне приснилась она с лихорадочным блеском в глазах и с теплыми руками. Я касался её плеч, целовал лопатки. Я мог коснуться её и делал это без какого-либо стеснения. Сон был настолько реалистичным, что просыпаться не хотелось вовсе. Если бы было возможно утонуть во сне, то я бы согласился. Это было слишком идеально, чтобы быть правдой. Она таяла в моих руках, словно свеча. Её безграничное доверие и преданность грели мою затвердевшую душу. Я хотел ей открыться, хотел рассказать всё, что накопилось внутри. Я просто её хотел. Всю и без остатка. И плевать я хотел на Драгнила и его неразделенные чувства, о которых шептались в гильдии на каждом углу. Глядя на Люси, я слышал в голове только одно слово – «моя» - и ничего больше.       Когда дед сказал, что Люси станет моей помощницей, я подумал, что это не самая лучшая идея. Не о себе я беспокоился. Хартфилию действительно нельзя было считать той самой девушкой, которая будет сидеть спокойно на пятой точке и наслаждаться редкими приходами мужа. Этой бестии нужны были задания. Она пыталась реализовать себя. Наша с ней разница в возрасте позволяла мне понять буквально все её желания. И это было достойно уважения. Хартфилия не была готова сидеть на месте. На её жизненный путь выпало достаточно приключений, но этого оказалось мало. Она хотела ещё. Это было её способом забываться. Правда, я не понимал, что конкретно она хочет забыть. Вспоминает ли блондинка меня – я не знал. И вряд ли бы хотел задать этот вопрос вслух. Я попросту боялся услышать отрицательный ответ.       Как и ожидалось, Люси была в бешенстве. Должность ей не подходила, но она весьма стойко перенесла эту новость. И даже попыталась работать со мной. Правда, закончилось это весьма печально. Очередное признание, очередное моё неуместное хладнокровие. Я никогда не думал её обижать. Люси Хартфилия оказалась первой женщиной в моей жизни, которую из кровати на утро мне выкидывать не хотелось. В ней было всё идеально. Я бы и рад был, если б она нашла себе достойного мужа, но... Я не мог отдать её кому-либо ещё.       Второй сон пришёл ко мне после того, как она ушла, хлопнув дверью. И эти ощущения мне хотелось стереть в себе раз и навсегда. Хочется до сих пор. Я убил её. Всадил нож ей в грудную клетку с каким-то животным остервенением. Она смотрела на меня с непониманием и невыносимой болью, но я не мог остановиться. Внутри меня всё бурлило, и я повернул нож в её сердце, срывая с губ предсмертные крики. Люси Хартфилия умерла на моих руках. А я проснулся в холодном поту.       Сны повторялись. Один хуже другого. Когда я думал, что мне не может ничего присниться хлеще, то именно это и происходило. То я сдирал с неё кожу живьём, то опускал связанную в кипящее масло, то отрезал ей пальцы. Это было страшно и попросту невыносимо. Я не мог осознать, с чего бы таким снам приходить ко мне. Ответа не было. В гильдии Люси не появлялась, но я решил, что ей просто нужно время, чтобы успокоиться. Мне оно тоже было нужно. Я чувствовал вселенскую усталость от недосыпа. Я чувствовал, что внутри меня что-то гаснет, а что-то разрывается на части.       Всё встало на места с приходом Фуллбастера. Он был настолько зол, что я действительно подумал, будто он на меня вот-вот набросится с кулаками. Однако стоило Грею сказать, что Хартфилия мучается кошмарами, как до моего воспалённого мозга дошло, что без магии здесь не обошлось. Люси была в беде, а о том, что меня это тоже напрямую касается, я даже не подумал. Если честно, то моя судьба в тот момент интересовала одного лишь бога, если таковой вообще имеется.       Когда я ворвался в квартиру Хартфилии, преодолев преграду в виде миссис Редфокс, то сердце у меня впервые сжалось так, что стало больно дышать. Моя девочка не могла вылезти из-под одеяла. Она рыдала и о чём-то сбивчиво просила. Я не смог разобрать и слова, да мне и не было оно надо. Я видел, как убиваю Люси раз за разом, а она видела, как я уничтожаю её каждую ночь. Мне сделалось дурно, я думал, что меня вывернет наизнанку от понимания всего этого маленького личного ада. Это было только наше дело, но как именно решать эту проблему я не знал. Это было страшно. И первое, что пришло мне в голову – притащить её к себе. Я просто хотел защитить Люси. Она даже сопротивляться не могла.       Мне со своими страхами справиться было гораздо легче. Это было попросту проще. Моя нервная система была закалена страшными картинами и чужими смертями. Люси же к этому никогда не готовилась. Её страх и первобытный ужас были мне ясны, но я понятия не имел, как избавить её от этого. Так что первые несколько дней мне напомнили о самом настоящем аду. И я понял возмущения Грея. За Хартфилию было попросту страшно. Бойкая и сильная девушка превратилась в запуганную девчонку, которая увидела кошмар наяву. Мне нужно было время, чтобы поставить её на ноги, вернуть в хоть какое-то нормальное состояние. Я мог собой гордиться, потому что постепенно кошмары перестали быть такими яркими, а ещё позже – вообще сошли на нет.       Заклинание было сильным, я его знал. А ещё мне было известно, что есть только один способ, чтобы избавиться от действия этой дряни. Но всё-таки я лелеял надежду, что когда-то в юности упустил момент со вторым способом. Моим пристанищем стала библиотека и гора книг, чуть позже ко мне присоединились Громовержцы и миссис Редфокс с Фуллбастером. Мне казалось странным то, что только я один прикладывал нечеловеческие усилия, чтобы что-то найти. Я и Грей готовы были не спать ночами. А потом… потом всё встало на свои места. Они сознались в сделанном. Наши друзья решили вмешаться в чужую личную жизнь, а потом всё пошло наперекосяк. Я понятия не имел, как эта безумная идея пришла к ним в головы. Да и не хотел я об этом думать. Злость застилала глаза кровавым маревом, а потому я просто ушёл, хлопнув дверью, оставляя в библиотеке друзей-недоумков, а заодно и последнюю крупицу надежды.       Сблизиться с Люси я не мог. И дело даже не в том, что я этого не хотел. Отношения и какая-то более личная жизнь были мне неведомы. Я отдавался с огромной радостью всем желающим меня женщинам, просто так вышло, что Люси не стала «одной из». Эта девушка смогла занять в моём исполосованном сердце определенную нишу. Я хотел ей помочь, но никогда не думал, что смогу полюбить по-настоящему. Хартфилия это чувствовала. Не могла не чувствовать. Всё было несколько очевидно, что я понимал – так дальше продолжаться не может. Но и пускать всё на тормозах было нельзя. Только вот Люси устала. Она хотела уйти, и я не смел её останавливать. У этой особы на всё было своё мнение, и стоило ей оклематься, как она его высказала.       Люси ушла, хлопнув дверью, а я остался один в пустом доме. И тогда мне показалось, что мир перевернулся с ног на голову. В мозгах кипела только одна мысль «как я буду без неё?». Стало непонятно, как я вообще жил до появления Хартфилии в моём доме. Конечно, с самого начала присутствие Люси меня стесняло. Я привык к одиночеству. Мой дом был моей крепостью, и так вышло, что Люси просочилась сюда при весьма печальных обстоятельствах. Она готовила, убирала. И я привык. Видеть её рядом с собой на диване было попросту правильно. И моя должность Мастера перестала почему-то казаться непосильной ношей с той самой ответственностью, к которой я не был готов. Наверное, каждому мужчине нужна та, рядом с которой всё по силам. И стоило двери за Хартфилией захлопнуться, как я это осознал.       Мне было трудно принять эти чувства за любовь. И первые несколько минут я чувствовал только угнетающую пустоту. «Она больше никогда не будет стоять на этой кухне», «она больше никогда не будет выключать ночник в спальне», «она больше не будет читать книги на диване в гостиной у меня под боком». Мысли ужасали и вводили меня в ступор. Я решил, что это глупо. Будучи взрослым мужчиной с боевыми шрамами и весьма грязной биографией, я понял, чего мне не хватало все эти годы. Смазливо прозвучит, но мне не хватало именно её.       И какого же было моё удивление, когда я собирался рвануть следом за ней, а услышал стук в дверь. По ту сторону порога стоял Драгнил, а у него на плече красовалась пятая точка Люси. Нацу просто передал «пропажу» мне и ушёл. Ему не была нужна благодарность, и я тогда подумал, что всё-таки буду обязан этому человеку всю свою жизнь. Дело не в том, что он притащил мне Хартфилию. Нет. Нацу перерезал себе этим поступком любые пути отхода. Он поставил точку там, где всю свою жизнь не мог поставить. Он отрезал себя от Люси, принеся её мне. Если я скажу, что это было достойно уважения, то я ничего не скажу. Поступок человека, который понимал, на что идёт.       Я рассказал Люси про Громовержцев, про Леви, а она не стала задавать вопросов. Заклинание ещё действовало, а способ решить эту проблему был один. И я не мог его ей дать. Для неё это было особо сильным ударом. Девочка на меня надеялась, а я подвёл. Слова утешения бы не помогли, поэтому я просто решил, что ей нужно время. Мне была известна фраза, что оно лечит, правда в это мне верить не приходилось. Лечит не время. Нас спасают люди, ситуации, проблемы, задания, опасные переделки, но только не время. Оно лишь приносит боль, но не облегчение.       Может, Люси знала это, потому быстро смирилась со своей участью. И когда я пришёл к ней на кухню, то она меня поцеловала. Знаете, это был лучший поцелуй за всё время, что мы были рядом друг с другом. В нём было много обещаний, слепой надежды и безграничной веры в то, что мы способны со всем справиться. Может, это и не было так, но я подумал, будто это правда. Иногда нужно во что-то верить, чтобы совсем не сойти с ума. Это был наш метод. И я пошёл у Люси на поводу. Будем честными, после всего того, что было между нами – я бы на такой шаг не решился. А она смогла, чем в очередной раз доказала, насколько сильнее меня в принципе. Да, безусловно, в определенных вопросах я был крепче, но всё-таки Хартфилия обладала куда большим внутри себя. У неё за пазухой были целые галактики, я же казался себе пустым по сравнению с ней.       Жизнь в моём доме постепенно стала уютной. Самой настоящей. Признаваться в этом кому-либо, даже себе, было страшно, но я привязывался к блондинке всё больше и больше. Её завтраки, вещи, разбросанные по комнате, книга на краю тумбочки – всё это стало неотъемлемой частью моей крепостью, меня самого. Я не мог представить себе жизни без Люси. В этом была своя толика страха, но больше в ней было очарования. Люси незримо дарила мне тепло и уют, хотя я прекрасно понимал, что порой ей это даётся через силу.       Мы расходились во мнениях по огромному количеству вопросов, но всё-таки где-то я наступал себе на горло, чтобы не ссориться. А потом я понял, что Люси делает то же самое. Это грело душу. Мы учились жить рядом друг с другом. Тогда я впервые подумал о том, что зря вообще отпускал её от себя дольше чем на пару дней. Она всегда должна была быть у меня под боком. И стало жаль потерянного времени. Как-то раз я даже сказал ей про это, после чего между нами появилась неловкая пауза. Я готов отдать голову на отсечение, потому что буквально кожей чувствовал, что она хотела сказать «и я люблю тебя», но мы оба прекрасно понимали, что будет после этой фразы: Люси бы ждала чего-то в ответ, а я не смог бы ей этого дать. Очередной скандал был бы нам ни к чему, поэтому мы сделали вид, что ничего не было.       Я бы и забыл про этот казус, если бы не ляпнул ещё несколько таких фраз. Хартфилия продолжала делать вид, что ничего не слышала, а я начал всерьёз мучиться собственной недосказанностью. Почему-то мне хотелось ответить ей нескрываемой взаимностью. Мне казалось, что внутри меня её слишком много. Ни для кого не секрет, что мне за всю свою жизнь часто приходилось свои эмоции прятать. Где-то вынужденно, где-то нет. Но факт остаётся фактом: я не умел жить иначе. Люси пыталась меня «перевоспитать» в этом плане, только все эти попытки были заранее похоронены. Но она действительно хотела вытащить из меня то, что внутри вообще осталось.       И у неё получилось. Странно, но мне нужно было просто понять, что она действительно может от меня уйти, потому что ей стало лучше. Кошмары сошли на нет, ссоры тоже. И тут Люси заявила, что может вернуться домой, потому что «всё хорошо». Для меня ничерта хорошо не было. Я за долю секунды представил, как буду мучиться без неё. Жизнь показалась в тот же момент каторгой. Если бы я сказал ей об этом, то Хартфилия смогла бы собой гордиться – приручила таки. Но я сказал, что не смогу без неё, а потом произнёс те три слова, которые разрушили все стены заклинания. Но в тот момент мне не было дела до того, что я сделал своим признаниям. В тот момент никто из нас даже не подумал об этом.