Memories.

– Просто подумай, – он смотрит на неё, и Марии кажется, что это не тот человек, с которым она только что говорила. – О большем я не прошу. Она с минуту стоит, опустив взгляд, и сжимает пальцами юбку своего платья. Мария приехала в этот день, и она понимает, что то, что было детской дружбой, им вряд ли уже удастся всем наверстать. В восемь лет изображать из себя даму в беде не было для неё ничем зазорным. Но сейчас – она выросла, и её сильный дух явно не будет ему по вкусу. – Спокойной ночи, Хоакин, – говорит она ему, слабо улыбаясь. Но подумать – это же ведь такая мелочь. Когда утром она выходит на балкон, то первое, что она видит – его статная фигура у столба высокого фонаря. Он, верно, спит, думается ей, и она невольно растягивает губы в улыбке. Это почему-то навевает воспоминания. И его фальшивые усы, что сейчас – самые настоящие, как-то особо сильно. Мария кашляет в кулачок и весело ему улыбается, когда Хоакин вздрагивает, ворочая головой. – Доброе утро, как спалось? Она мягко смеётся, и его взгляд – встревоженный взгляд после внезапного пробуждения – становится вдруг теплее. Мария спускается бегом по лестнице, и красные полы её юбки легко щекочут щиколотку. – Ты всю ночь здесь стоял? – весело интересуется она и с улыбкой ударяет его по плечу. – Ах ты... «... безнадёжный». Он растерянно смотрит на неё, изредка лишь моргая, и улыбается чуть в ответ. Подаёт ей с усмешкой руку (нельзя, чтобы она испугалась или сочла всё это серьёзным жестом, нельзя), а когда она обхватывает её и с улыбкой тянет его вперёд, от неожиданности едва ли не падает в землю носом. – Ты всегда такой? – смеясь, спрашивает она. – Только когда с тобой, – отвечает ей он. – Но клянусь, я очень ответственный! Они смеются, и Марии кажется, что детство всё ещё с ней. Она чувствует эту тёплую странность, которой нет имени, а может, она просто не может её назвать. Будто не было стольких лет обучения этикету, а заодно фехтованию и самоиронии. У Марии перед глазами – радость. А ещё смех и счастливые их улыбки. Она помнит те глаза, что давали ей усмехнуться, что вселяли ей в душу смелость и капельку безрассудства. Она помнит двух мальчиков, что были её друзьями. Помнит гитару и деревянный меч, как они расходились: Мария – к папе, Маноло – к своей семье, ну а Хоакин – к высокой статуе. И помнит, что как-то забыла забрать свой чепчик и побежала обратно. А когда добралась, то увидела этот самый момент. Как он смотрел на тяжёлую фигуру, скачущую на коне, и сжимал кулаки, говоря, что будет таким же; лучше. И запомнила навсегда. – И куда мы идём? – спрашивает она между слов. – А куда тебе было нужно? У него взгляд совершенно не изменился. Она смеётся, смотря в это растерянное лицо. Марии весело и грустно одновременно. Воспоминания растапливают в её душе огонь. Она чувствует этот костёр, разгорающийся внутри неё, и ещё словно дождь, что назойливо барабанит. Он пытается потушить, зарубить все воспоминания на корню. Но, кажется, он не может. – Нет, правда, – удивлённо смотрит на неё он. – Может, в ратушу? Или ты хотела на рынок? – Я бы хотела просто уже отдохнуть, – срывается с её с губ, и она мысленно ударяет себя по лбу. Вот же. – Не обращай внимания! Сначала делаю, потом дума... – Нет-нет, – он качает головой, распуская руки, и тёплый порыв ветра поднимает их. – Я понимаю. То, о чём я спрашивал... Я не могу требовать от тебя слишком многого. Так что, я думаю, тебе и правда лучше одной отдохнуть. Он в последний раз выдавливает из себя улыбку и спешит скрыться за первой палаткой. Мария раздражённо вздыхает и откидывается назад, опираясь о бортик фонтана, делящего на части их город. Она злится. Думает, на Хоакина. Что напомнил, что оставил её здесь с этим. А, может быть, на себя. Что не может понять, оценить всё вот это просто. У Марии так мало осталось воспоминаний. Цветы, лежащие у двери, красиво пестреют красным. Но она их все сохранит.