Песнь камня

— В том, что ты не маг, нет ничего постыдного, — повторяет ему Айро снова и снова. — На свете много великих людей, которые не в силах высечь и искорки пламени. Шрам на лице горит и сейчас, столько лет спустя. Он словно впитывает в себя всю злость и гнев. Они подтачивают, разъедают изнутри, оставляя лишь лёгкий чёрный пепел. Тогда у него было много возможностей, много вариантов, чтобы избежать взрыва. Впрочем, он всё равно бы сгорел в беспощадном и прожорливом пламени. Озай не пощадил бы его. Лучше бы он сгорел тогда. — Ты так жалок, Зузу, — насмешливо шипит Азула сквозь вежливую улыбку. — Что такое принц без магии? Он меряет палубу широкими шагами и пытается не обращать внимания на шепотки, что преследуют его повсюду. Не замечать быстрых взглядов и сощуренных глаз экипажа. Пусть пламя не подчиняется ему — зато эти люди подчинятся. В его власти лишить их всего и опустить в грязь, и они знают это. Так уже бывало не раз. — Этого не случится, - говорит Урса, причёсывая ему волосы, — я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Ведь в моей семье... — Урса покачивает головой, точно вспоминая. — В моей семье тоже не все были магами огня. Меч поёт в его ладонях и звенит, ударяясь о скалы, и танто вторит ему, даже будучи скрытым в ножнах. Зуко умеет уже различать их голоса: тонкий, чуть визгливый, как дискант, кинжала, твёрдый и гладкий – меча, грубо и резко шумит камень. Все они смешиваются, образуя новую, странную и непривычную гармонию. Новую песнь. Песнь камня. Он никогда не слышит голоса брусчатки мостовой. Но знает: она будет верно служить ему, как уже служат меч и танто. Уже слишком темно, по улицам бродят тени, и почти ничего не видно. Только звуки, только шорох шагов, только тихий шелест звёзд и камня, перекликающихся между собой. Тай Ли хихикает в кулачок и теребит крупную, светло и мягко сияющую жемчужину в кулоне ожерелья. — Как ты догадываешься, что я прихожу? Этого не может даже Азула. Ждать. Ждать и наблюдать. Ждать и слушать. Выжидать момент, чтобы ударить. Это новое, живое и трепещущее внутри, учит его терпению. Терпению и спокойствию. Для того чтобы слышать и слушать, ему нужны не только уши. Весь мир докладывает ему о каждом шаге его врагов, как бы легко и неслышно они ни подкрадывались. О каждом булыжнике, перекатившемся по дороге, когда его задевает и отбрасывает ногой торопливый прохожий. Стражи, приставленные к нему Озаем, стоят, повернувшись к Зуко спиной. Они даже не чувствуют, не ощущают его присутствия. Земля хранит его тайны и помогает ему. Когда человек падает навзничь на мраморный пол, раздаётся стук, плоский и лёгкий. Но в этот раз нет и его. - Ну и что с того, — Мэй пожимает плечами и почти незаметно давит зевок. В её движениях — какая-то расслабленная лень. Впрочем, это только маска, это только верхний слой — обманка для тех, кто не видел, во что в её холёных белых руках превращается любое оружие. Мэй протягивает Зуко очередной нож и отправляет свой сюрикен, хищно сверкающий лепестками на солнце, в полёт, неизменно поражая ярко раскрашенные полосатые мишени. — Я не думаю, что ты действительно маг какой-то другой стихии. Скажем, воздуха. Или что-то вроде того... Он прокрадывается на корабль — и снова сталь откликается на его зов о помощи. Уже полночь, луна прячется за косматые тучи. Но сна нет ни в одном глазу; внутри Зуко горячечно полыхает это новое, оно гонит его вперёд, заставляя забыть об усталости. Он слишком долго ждал. Теперь его ничто не остановит. Задвижка на двери щёлкает судорожно. Зуко — в какой-то каморке с голыми стенами, где из мебели лишь стол, кровать и несколько стульев. Какая-то каюта, в этом нет сомнения. Он обессиленно опускается он один из стульев. — В том, что ты не маг огня, нет ничего постыдного, — повторяет ему дядя ещё раз. И ещё. Хватит. Он больше не может мучить себя этим. Прямо перед ним мерцает пламя свечи, стоящей на столе. Не он его создал. И он не сможет сделать этого никогда. Зуко не видит больше вспышек, не чувствует жаркого трепещущего дыхания огня. Глухо ревёт стальное нутро корабля. Он сосредотачивается. Если он хорошо прислушается, он услышит. Он услышит гармонию несовершенства. Услышит землю, что поёт ему, что возвращает ему песнь. Зуко протягивает руку к огню. В ладони бьётся что-то тёплое и живое. Он ищет нечто, он лихорадочно нащупывает это неизведанное. И медленно, невыносимо медленно бронзовый подсвечник изгибается и растекается, подобно раскалённой лаве. Он обвивается вокруг пламени тонкой лозой и тушит его, погружая каюту во тьму.