Последняя любовь

«Выше облаков мы с тобой начнем сначала, и сказать люблю жизни всей нам будет мало…» Топот детских ножек с каждым новым приходом в комнату становился все громче и настойчивее. Казалось даже, что ребятенок изредка специально вступает на пол погромче, словно стадо маленьких гиппопотамов, чтобы наконец привлечь к себе долгожданное внимание. Ну, а потом уж совсем жалобно-тянучее: -Ма-ам! Лера невольно поморщилась, с не охотой сейчас открывая тяжелые глаза, хотя проснулась она уже довольно давно. Просто окончательно растормошить себя сейчас значило еще на шаг приблизить такое совсем не долгожданное утро. Или долгожданное? Нет, для нее точно – нет. Но выбирать ей особо не приходилось, потому что звонкий голос выспавшегося ребенка все равно не дал бы ей беззаботно провести в кровати эти утренние часы. -Мама! Так не честно! -Что не честно, родной? – потягиваясь, сонно протянула Валерия, а потом перевернулась на другой бок, лицом к окну. Но тут же пожалела о своем маневре. Конец февраля, «наичудеснешая» погода, подумала она тогда, а ее губы печально скривились на все еще сонном лице. Унылый вид серой девятиэтажки напротив, на фоне которой так отчетливо виделся падающий с неба снег, горькое завывание зимнего ветра, тяжелые ветви растущей под окнами березы с плотно налипшим слоем снега… Прелесть, ничего не сказать. Поскорее бы весна, ведь уже так хотелось хоть каплю солнышка в день, но вместо этого зима, казалось, только наступает, усиливая морозы и увеличивая количество снега. Или просто напоследок решила побаловать всех своими изысками? -Ты мне обещала, - напомнил о себе ребенок. С трудом поднявшись на кровати, Лера села, слегка взъерошив волосы на голове, а потом перевела взгляд на сына. Тот стоял, уперев руки в бока, деловито при этом поглядывая на с трудом просыпающуюся мать. Взгляд женщины невольно упал на кровать, и она тут же возмутилась, совсем уже бодро: -Никита! Это что за гардеробную ты устроил? Зачем столько одежды вытащил? -Если бы ты проснулась раньше, то помогла бы мне выбрать, а теперь я сам выбирал. Правда, - мальчик слегка склонил голову и почесал затылок, отчего теперь несколько прядок на голове приветливо торчали в разные стороны, - я так и не определился. -И поэтому ты решил перетащить ко мне в кровать все свои вещи? – не отступала Лера. -Здесь ты быстрее поможешь мне, - уверенно ответил ребенок. Вот упрямый, ведь не переспорить! -У тебя на все готов ответ, - усмехнулась женщина, опуская ноги на пол, а затем слегка поежилась, быстренько накидывая на плечи пуховый платок, заботливо припасенный матерью и положенный на рядом стоящий стул. Как-то свежо было в утренней квартире, или просто слишком тепло под пуховым одеялом? -А время уже девять часов, мам! А ты говорила, что встанешь в восемь! Видишь, где маленькая стрелка? Валерия проследила взглядом за рукой сына, который указал ей на висевшие на стене часы, потом отвернулась, понимая, что провалялась бы сегодня в кровати даже до полудня за милую душу. В слух этого она, конечно, не сказала, иначе Никита бы на нее точно обиделся. Ведь сегодняшний день был для него таким долгожданным, что он без труда поднялся в такую рань. Но она правда обещала, только это случилось вчера, когда во всю бодрствовала весь вечер, а сейчас с удовольствием бы забрала свои слова обратно. -Командир, ты давай заканчивай примерять одежду и пошли завтракать. Ты умывался? -И даже зубы почистил, - не забыв продемонстрировать матери широченную улыбку ровных зубок, похвастался Никита, а потом вновь стал копаться в одежде. – Мам, а папе понравятся эти джинсы? Лера все же усмехнулась пока завязывала спутавшиеся волосы в высокий хвост, а потом посмотрела на сына, которому даже выбор одежды казался сегодня важнейшей частью запланированного мероприятия. -Конечно, понравятся. Так, я пошла готовить нам что-нибудь съедобное. Жду тебя на кухне. Никита закивал, но Лера была на сто процентов уверена, что он даже не услышал ее последние слова. Да и действительно, он сейчас был занят более ответственным занятием – выбором одежды для встречи с отцом, для долгожданной встречи с отцом, так будет правильнее. Ведь, сколько они не виделись? Месяц? Больше месяца? Для ребенка это было настоящее испытание, что уж говорить о ней самой. Лера печально вздохнула, понимая, что не видела его столько же, если не больше, чем Никита. Но у ребенка было явное преимущество – телефонные разговоры. Каждый вечер, не обращая внимание на то, где, с кем, что при этом делал – Никита всегда общался с Сашей. А вот она почти нет. В ванной Лера еще больше расстроилась. Погода и ранний подъем оказались просто цветочками перед тем, что она увидела в отражении зеркала. С таким видом ей бы дома сидеть да носу не показывать на люди, а ей придется увидеться с мужем. Впервые за такое долгое время. Весь январь и почти целый февраль… Тяжелее времени, наверное, просто и придумать невозможно. Особенно первые дни, когда у обоих был своеобразный «отходняк» от всей этой ситуации, от собственных мыслей и действий. Один на пару с Куратовым и бутылкой приторного виски, а другая – в обнимку с больничной подушкой и горькими ночными слезами. Хотя, почему ночными, она и днем не редко ревела, правда старалась все же этого не делать, потому что, попадая в таком виде на глаза врачу, тут же получала нагоняй. Только одно чудо заставляло Леру тогда все же держаться, и оно же помогло ей быстрее прийти в норму. Это был ребенок. Страшный диагноз – угроза выкидыша – и абсолютный постельный режим. Но именно это, да просто то, что это самого страшного удалось избежать, что ребенок все еще с ней, и его сердце бьется ровно и спокойно, заставило Леру собрать себя по частичкам, вернуться к более менее нормальной жизни, если не ради себя, то ради ребенка. Еще не рожденного и Никиты, которого, хоть и не часто, но привозили навестить маму в больнице. А Саша… Про Сашу она старалась не думать, вернее, думала, но уже отрешенно от всех прошедших событий. Так было спокойней и проще ей же поскорее выкарабкаться, не терзая себя грузом воспоминаний. Тяжело, конечно, но она старалась, честно пыталась думать о чем-то хорошем и позитивном, и – о чудо! – у нее это получилось. Не сразу, зато частично быстрое выздоровление она себе обеспечила. Все-таки железные у нее нервы! Уже на кухне, Лера на несколько секунд зависла в воздухе с заварочным чайником и чашкой в руках, а потом вдруг резко тряхнула головой, поставив, наконец, все необходимое на стол. Эти ее перемены не только настроения, но и активности порядком поднадоели. Конец третьего месяца: токсикоз, слава богу, потихоньку отпускает, но вот что творится с настроением – полный кошмар. Да еще и ко всему в придачу увеличивается и без того выдающаяся часть тела, заметно округляясь и наливаясь. С тоской опустив взгляд вниз, Лера недвусмысленно вздохнула. Грудь, даже сквозь свободную домашнюю футболку, очень уж привлекала к себе взгляд. Да она и сама по себе округлилась, даже ямочки на лице, как выражалась Лера, заплыли и спрятались за щеками. Хотя, такие уж серьезные изменения в себе критически оценивала только она сама, родители, свекор со свекровью, девчонки да даже Никита говорили, что она похорошела. Да уж, похорошела! И зачем все ей врут, как будто она на себя в зеркало не смотрится! Единственный, кто не вызывал шквал такого количества критики от хозяйки, был скромный, совсем-совсем аккуратный живот. У Лерки он наметился слишком уж рано, - опять же, это было лишь ее мнение, - но уже так приятно радовал глаз. Она не уставала проводить ладонями по животу, даже начала уже читать сказки и просто разговаривать с малышом. Забавно было смотреть на людей в магазине, которые шарахались от девушки, которая стояла по среди кондитерского отдела, держа в одной руке клюквенную пастилу, а в другой зефир в шоколаде. Ладно бы, если бы просто стояла, так она еще и разговаривала сама с собой. От привычки общаться с ребенком на людях пришлось отказаться. Собрались с Никитой они все же довольно быстро, хотя Лера, словно последовав примеру сына, крутилась около зеркала. Но свой выбор все же остановила на теплом белом свитере и брюках. Скромно и почти ничего не видно. Ведь еще не факт, что ей предложат раздеться. Откуда ей было знать, как отреагирует Гордеев на ее появление, ведь он был уверен, что Никиту привезет Чехов. Но у отца еще с вечера сломалась машина и ему пришлось остаться на даче, оказавшись таким образом просто не выездным. Может, Саша просто не захочет ее видеть? Ведь Лера понятия не имела, отошел он от всего произошедшего или еще нет. Что же, гадать было бесполезно, будет надеяться просто на удачу. В этот раз они побили все рекорды, которые только могли побить: почти два месяца в ссоре. Или сейчас это была уже не ссора? Нет, сначала, конечно, ругань, упреки, крики и еще куча очень приятных моментов. Но потом… Лера остановилась на светофоре, а Никита от нетерпения стал прыгать на месте, потом ему это надоело, и он стал катать под ногами какую-то ледышку и изредка хлюпая носом. «Надо его перед весной витаминами попоить», - про себя отметила Лера, фиксируя еще один пунктик у себя в голове. Таких пунктиков у нее с каждым днем было все больше и больше, а вот память оказалась вредной особой. Напоминать о чем-либо совсем не хотела, поэтому Лерка вынуждена была завести большую тетрадку, где, как только что-то важное вспоминала, тут же записывала. Ведь не зря Кратов еще с юности учил: «Не записанная мысль – потерянная мысль». Про Сашу она тоже часто писала в этой тетради, только с обратной стороны. Скорее даже не про него, а для него. Писала больше о том, что чувствует и что хочет сказать, ведь слов в самый ответственный момент может просто не оказаться. Как только начала это делать, так стала прятать свою «исповедальню» подальше с глаз родни, ощущая себя каким-то пятнадцатилетним подростком. А ну и пусть, ведь это была своего рода часть все того же полноценного возвращения к жизни. Пусть бумага терпит все то, что так долго и на удивление бережно хранили душа и сердце, пусть бумага заново переживает все, но только не она сама. Про больницу писать не любила, просто потому, что про это писать не хотелось и вспоминать тоже. Ведь почти целый месяц она провела в палате, безвылазно, даже домой ее не отпускали. Анализы, капельницы, уколы, врачи, осмотры, опять анализы – и так по замкнутому кругу. Единственной отдушиной были посетители, такие веселые, зашедшие только с мороза. Они приносили с собой столько всего, начиная от гостинцев и заканчивая хорошим настроением, что Лера этих встреч ждала так, что мысленно отсчитывала время от одного до другого гостя. Ведь ее жизнь в этом месяце была похожа на ровную прямую с счастливыми всплесками. Очень напоминала она какую-то кривую из алгебры, у которой Лера никак не могла вспомнить название. Ждала-ждала, потом немного радости и счастья, а потом вновь жизнь вокруг замирала, возвращаясь к больничной рутине. Так тоскливо становилось в такие моменты на душе, что выражение «Хоть волком вой» Лера могла теперь ощутить в полной мере на собственной персоне. Но один визит она запомнила надолго. Хотя, события, предшествующие этому случаю, начались немного ранее. Не в первый раз в больницу к ней приехали Василиса с Вадимом, привезя очередную партию фруктов, на которые у Лерки уже не было сил смотреть. -А это Гордеев передал, - особенным тоном подчеркнул Вадим, сменив букет на окне на новый. Одиннадцать желтых роз на длинной ножке. На дворе стояли настоящие крещенские морозы, и Лера, пристально разглядывая сменившийся букет на окне, почему-то подумала, что цветам очень холодно, пусть они даже стоят по другую сторону окна. Букеты менялись у нее в палате даже чаще, чем приходили посетители. Она могла проснуться и увидеть на окне новый букет, а санитарки и медсестры только смущенно улыбались, но ничего не говорили, только родные каждый раз выделяли, что цветы от мужа. А Лера не знала, верить им или нет. Почему-то после всего случившегося она скорее ожидала получить от Саши бумагу о разводе или, в крайнем случае, ремень, который бы тот попросил повесить ровно над изголовьем кровати, и он бы, как дамоклов меч, стоял над душой, безмолвно намекая о том, что было бы, не будь она сейчас в больнице. А тут цветы, меняющиеся иной раз чаще, чем раз в день. Удивительно. Вот поэтому как-то сомнительно было верить всем, но это были лишь внутренние размышления, так-то она не спорила, а просто молча кивала, принимая очередной подарок. Было странно даже думать, что Гордеев ведет себя вот так по-детски, посылая цветы в извинение. Совсем не в его стиле. Вся эта неразбериха раздражала настолько, что Лера часто думала о том, что, приедь он сюда один раз вместо десятка букетов, она бы и то отреагировала лучше, нежели сейчас, когда готова уже была запустить этим букетом в кого-либо, кто только мог бы попасть под горячую руку. Но в тот визит Куратова и Лопатченко Лера все же не выдержала. -Что же он сам не приедет? Или намеревается завалить меня до макушки этими цветами? Вадим с Василисой переглянулись. -Лерк, ну зачем ты так? – мягко заговорила Васька, осторожно присаживаясь на край кровати. – Он же как лучше хочет. Ходит, мучается, места себе не находит. -Но ведь прошло уже две недели! – в отчаянии воскликнула Лера, а Василиса вздохнула и поджала губы. – Что, за две недели нельзя было набраться смелости и приехать ко мне? Господи, да я уже сама бы приехала, если бы меня выпустили отсюда. -Он с головой в работу окунулся, - на вдохе заговорил Вадим, покручивая в руках желтую грушу, а потом вернул ее обратно на тумбочку, шумно и тяжело выдыхая. – Да и в командировку он собирается. -В командировку? – нахмурилась Гордеева. -Да, а ты разве не знала? Вадим вопросительно посмотрел на нее, на что Лера только пожала плечами. Откуда ей, скажите, было знать это? Ясновидением она пока не занимается. -И довольно долгую. На месяц, а то и больше. У Леры на этих словах болезненно сжалось сердце, но виду она не подала, просто вновь безразлично пожала плечами, хотя в душе хотелось отчего-то разрыдаться. Ведь сейчас он здесь, пусть даже не рядом с ней, но где-то совсем близко ходит, возвращается домой, привычно пьет вечернюю чашку кофе, общается с Никитой, который даже самой Лере рассказывал про их поход на новогоднее представление в цирке. А теперь? А теперь он уедет, неизвестно куда да еще и на целый месяц! Вот как тут не расстраиваться?! Всю ночь после этого разговора Лера проворочалась с боку на бок, никак не в состоянии найти удобную позу, чтобы можно было спокойно лечь. Уснуть мешали еще и тревожные мысли об отъезде Гордеева. Почему-то внутри поселилась только необъяснимая тревога и всеохватывающая тоска, а кошки на душе теперь наслаждались по полной программе, надсадно царапая душу. А утром ее вновь навестили. Пришел Никита, тот самый охранник, которого она фактически спасла, забрав с собой из дома Макарского. Он только при выписке узнал, что кто-то из их четверки все еще находится в больнице, и очень удивился, что этим кто-то оказалась именно Лера. Сперва они даже не знали, о чем поговорить друг с другом, а потом немного успокоились и через какое-то время уже над чем-то шутили. Лера в очередной раз засмеялась над его словами, как тут ее улыбка моментально сползла с губ, едва она посмотрела на вошедшего в палату посетителя. Сразу стало как-то мало воздуха в одной небольшой палате, как будто тесно оказалось здесь этим троим людям. Или двоим? Никита, до этого сидевший на стуле около кровати, обернулся, но вошедшего он не узнал, однако по лицу Леры было понятно, что посетителя она знает. -Мне выйти, Лер? – спросил он, вновь посмотрев на продолжавшую безмолвно сидеть женщину. Лера только через какое-то время услышала его, да даже не услышала, а скорее поняла, что он что-то спросил, поскольку смотрел слишком выжидающе. Она сейчас различала только бешеный стук сердца, отбивающий в ушах. Вдруг резко стало очень жарко, даже уши стали очень горячими, а щеки так просто полыхали. Никита ее ответа так и не дождался, но парень он был совсем не глупый, поэтому сам понял, что сейчас он здесь только помешает. Выдохнув, он быстро поднялся со стула, прихватил белый халат, в котором пришел в палату, и в несколько шагов преодолел расстояние до двери. Мужчина, стоящий на пороге, услужливо отступил, пропуская его, однако взгляд, которым он полоснул по парню, Никита буквально ощутил физически. Сразу захотелось проверить, цел ли его затылок, или уже можно собирать остатки пепла… Гордеев несколько секунд еще постоял около входа, оглядывая палату, смутившуюся Лерку, которая неизвестно зачем сейчас стала торопливо заплетать длинные волосы в косу, старательно пряча глаза и медленно перебирая пальцами шоколадные прядки волос. -Привет, - наконец сказал Саша, только получилось как-то тихо. -Здравствуй, - откликнулась женщина, все еще боясь поднять на мужа глаза. Она сама не понимала почему, но ей было настолько страшно сейчас посмотреть на него. Наверное, боялась просто расплакаться, если бы увидела близко и отчетливо сейчас его взгляд. -Я смотрю, не дают тебе скучать. Гордеев был бы не Гордеев, если бы ничего не сказал по этому поводу. Его самолюбие укололи, он непременно ответит тем же. Но Валерия постаралась никак не отреагировать на его комментарий. -Стараются, - коротко пояснила Лера, с сожалением отметив, что волосы давно заплелись, а она уже давно держит в руках кончик косички. Растянуть на подольше не получилось, и занять теперь себя нечем. Саша присел на стул, на котором недавно сидел Никита, поставив принесенный бумажный пакет на пол. -Это тебе, - в другой его руке, оказывается, был букет цветов, который Лера даже и не заметила сначала, едва только увидела мужа в дверях палаты. Букет приземлился женщине на колени, и Гордеева увидела широко раскрытые белые бутоны роз. -Хотел привезти желтых, но продавщица сказала, что эти только привезли и что они обязательно должны тебе понравится. Да, и я вижу тебе уже кто-то принес желтые. Лерку словно слега ударило током. Она даже голову наконец-то подняла, а дыхание у самой чуть не перехватило от его взгляда. -Что значит – кто-то? – непонимающе переспросила она, бросив быстрый взгляд на стоявшие на окне цветы. – Разве..? -Что? – нахмурился Гордеев. В этот момент в палату вошла улыбающаяся медсестра, правда, неизвестно было, чему она так улыбается. Прошла, смущенно опустив глаза, к кровати, протягивая Лере градусник. -Валерия, у вас через пол часа капельница, а пока померяйте дневную температуру. -Спасибо, - машинально кивнула Гордеева, а медсестра начала что-то поправлять среди стоящих рядом на маленьком столике пузырьков с лекарствами. Лера не знала, обрадовала ли ее эта ситуация, когда не надо придумывать, что ответить Саше, ведь можно теперь просто молчать, или все же тяготила, чувствуя себя абсолютно неуютно. Гордееву, кажется, был ближе второй вариант. -Простите, вы нас не оставите, - обратился он к девушке, а та вдруг спохватилась, словно только сейчас почувствовав себя лишней. -Ой, конечно-конечно, - затараторила она, - я уже ухожу. Если что-то нужно будет, позовите. -Обязательно, - вежливо улыбнулся Саша, но едва только медсестра скрылась за дверью, улыбка как будто стекла с губ, слишком быстро пропав. Лера сама это заметила, только через секунду осознавая, что смотрит на его губы, на то, как он говорил, да просто с жадностью рассматривая его лицо в то время, пока он немного отвлекся. Но стоило ему вернуть свой взгляд на жену, Лерка тут же, совсем по-детски, глаза спрятала. Саша почему-то не торопился снова начать говорить, хотя сам лично выпроводил мешавшую ему сестру. Сидел и рассматривал Леру, которой ой как тяжело было спокойно сидеть сейчас и делать вид, что она ужасно занята рассматриванием узора на одеяле. -Как у тебя дела, Лера? – тихо поинтересовался Саша, а потом его взгляд сместился с женского лица чуть пониже. – Как вы здесь у меня? Все лишние мысли у Леры моментально ушли на второй план, а душу залила щемящая тоска, которую она сама тщательно прятала от себя самой, не разрешая себе расклеиваться. А теперь одна его фраза, и она готова была тут же разрыдаться, уже даже ощутила подкатывающие слезы, но несколько раз глубоко вздохнула, потерев переносицу, чтобы только Саша ничего не понял, не догадался, как зацепила ее совсем невинная фраза. -Мы…, - и вновь тяжело вздохнула и сглотнула, - мы уже хорошо, если можно так сказать. -А врачи здесь как? Может, надо было другую больницу поискать? -Нет, Саш, правда, все в порядке. И врачи здесь хорошие, и медсестры, - кивнула Лера на дверь. -Я уж вижу, - слегка улыбнулся он, многозначительно хмыкнув при этом. – Да, я тебе гостинец привез. -Только не говори, что у тебя там фрукты, - взмолилась Лера, а Саша стал копошиться в пакете, что-то выискивая в недрах большой сумки. -Вообще, - начал он, - о фруктах я думал, но потом, почему-то, понял, что фруктов тебе навезли много, поэтому захотелось быть оригинальным. На тумбочке тут же появились овсяное печенье, какая-то восточная сладость, шоколадка с орехом и … банка соленых огурцов. Лера даже застыла на секунду, разглядывая выставленный перед ней набор, а потом губы по неволе расплылись в легкой улыбке. -Интересный комплект, - хмыкнула Гордеева, - с таким ко мне еще никто не приходил. Лера смотрела на свой гостинец и с каждой секундой все отчетливее понимала, что по всем пунктам он попал точно в десятку. Захотелось съесть все и сразу, а от одного вида огурцов организм сразу потребовал чего-то кисленького и солененького. -Ты только не ругайся, там в пакете еще все те же яблоки, мандарины и груши, но это сейчас тебе нужно. -Спасибо, - кивнула она, - придется опять кормить пол больницы своими запасами, потому что в меня столько не влезает, сколько вы мне еды привозите. -Лер, - вдруг как-то серьезно начал Саша, а Лера не сразу сумела переключиться с немного веселого тона на его такой строгий, - я в командировку уезжаю. Напомнил, спасибо ему большое. Легко налетевшее улыбчивое настроение также быстро пропало, а внутри вновь запустились обороты, медленно возвращающие тревогу, грусть и тяжелую тоску. -Я уже знаю, мне вчера Вадим с Василисой сказали. -Сказали? – удивился Гордеев. – Опередили, значит. Но, это не суть важно. Командировка будет довольно затяжная, есть люди в Мадриде, готовые открыть здесь у нас сеть небольших отелей. Чтобы уладить все дела мне нужно больше месяца провести там, - и замолчал, ожидая, что на это скажет Лера, а у той и слов не было, потому что попросту не знала, что сейчас следует сказать. Она вообще сейчас не понимала, почему он ей это рассказывает. -А от меня ты что хочешь? – тихо спросила Гордеева. – Благословения или пожелания удачной сделки? Саша поморщился. -И ни того, и ни другого. Я хотел узнать, как ты к этому отнесешься. -А как я могу к этому отнестись? – удивилась женщина. – Хорошо или плохо? Так хорошо, ты работаешь, значит дела у тебя идут хорошо, я только рада. -Как ты отнесешься к тому, что меня больше месяца не будет в городе? Просто пойми сейчас, что если ты попросишь остаться, то я не поеду. Лере почему-то совсем не понравились его последние слова. Если она попросит… -Мне кажется, или когда ты озвучивал то, что ты уезжаешь, твои слова не предполагали иного варианта развития. Ты сказал, что едешь. И вообще, - она отвернулась, тщательно подбирая слова, - почему ты вдруг меня решил спросить об этом, если никогда этого не делал раньше? Ты ведь уже большой мальчик, сам можешь решить. -Я спросил это только потому, что хочу знать, сможешь ли ты здесь одна столько времени, - чуть громче заговорил Гордеев, а потом как будто опомнился и заговорил опять чуть тише: - Пойми, я ведь не бесчувственный чурбан, я переживаю за… -Две недели же не переживал, а мы сами справились, - оборвала она его слова. - Так что я не вижу причин, которые могут помешать тебе ехать в Европу. Вот так, сама того не ожидая, Лера своими словами поставила еще один, совсем непонятный знак препинания в их рассказе. Что тогда подумал Саша, она не знала, только взгляд у него вдруг совсем потух, и на жену теперь он больше взгляда не поднимал. А разве можно что-то объяснить друг другу, не смотря при этом в глаза?