Saudade

В бальном зале внизу так серо и пусто. Наши двери всегда открыты для почтенных гостей (ха! напомаженные курицы и пустоголовые лорды), но почти никто не приходит. Нам привозят фрукты со всех островов, сладости от лучших кондитеров, сидра так много, что можно наполнять им фонтаны. Пир во время чумы, конечно, многие скажут. Единственная насмешка, которая нам осталась. Но ведь никто и не приходит. Я прошу закрывать ставни, но бестолковые слуги делают все наоборот. Что хуже, мне не страшно. Что хуже, я могу их понять. Мне почти все равно. Вчера Лидия так надрывно кашляла за ужином, и мне кажется (всего на секунду показалось?), на ажурной салфетке остались следы (любимой алой помады, конечно). В бальных залах пусто и ставни открыты, после обеда Лидия играет на арфе, а я ищу там, снаружи, солнце Гристоля, но вижу одну лишь Бездну. Когда он приходит, он никогда не смотрит на меня. Я должна бояться, верить, швырнуть к ногам Кэмпбелла целые легионы и личный остров в придачу, упасть на колени и молиться о прощении, о спасении души моей, броситься в огонь самоочищения и сгореть под шарманку смотрителей; странно, наверное, он смотрит всегда в сторону, всегда вскользь. Иногда в тихие ночи мне мерещится блеск золота этих уродливых масок, но еще страшнее, что, вдруг, ну а вдруг, мне не удастся больше посмотреть на китов? Он никогда на меня не смотрит. Это то его малейшее милосердие: избавить меня от этого взгляда. Странно наконец видеть их Бога, который не ведет за руку по тернистым тропам мученичества во благо самопожертвования, но шепчет тебе: «Найди меня». Киты такие красивые, величественные создания, морские владыки невесть кем созданной империи; интересно, у них сегодня убили императрицу? По ночам я украдкой смотрю на китов, пока он не смотрит на меня. Аббатство бы сожгло меня как ведьму; порой мне даже кажется, так и должно быть. Если бы я хотела умереть, меня бы приняли воды Рэнхэвен. Может, тогда удалось бы хоть краешком глаза заглянуть в синеву. Он говорит, что моя роль мелочна и незначительна, ему только лишь необходимо наблюдать. Он говорит, сегодня я могу умереть или не умереть, так поют киты. Сегодня состоится долгожданный для сестер бал-маскарад, роскошный бал в масках, чтобы никто не видел следы крови в наших глазах. Сегодня я буду в черном. В цвете мрака, разрушения, пустоты, смерти. Я буду в черном: так смотрят глаза Бездны. Эсма считает, мы здесь, чтобы царствовать. Что жизнь таких как мы — извечное пиршество. Но этот город чужой, чумной, в нем можно только гнить. Вертеться волчком на дне выгребной ямы. Вонючей, глубокой ямы с чумными трупами. В Даннуоле всё гниет и обращается в прах праха. Я знаю, что закончу здесь. Наверное, когда-нибудь меня съедят крысы. Разворуют по кусочкам мое красивое тело, вгрызутся в белую плоть, как масло, вскроют зубами-бритвами и растащат по всему Даннуолу. Такая красота, такая сияющая красота достанется крысам! И где же будут принцы и лорды? Где будет Берроуз? Мы все умрем здесь. От чумы ли, от смертельной скуки ли. Я знаю точно, что никогда в Даннуоле никто не умрет счастливым. Лидия играет красиво и чувственно, Рэнхэвен доносит китовый плач, а я смотрю за окно и пытаюсь найти. Меня съедят крысы.