Последний тур

***

«Завтра. Что будет завтра?» - с бешеной скоростью крутилась в голове Китнисс эта мысль. Она не любила недомолвок, ей хватило тайн в своей жизни, она наелась этим сполна и теперь не желает быть в неведении. Эта до безобразия загадочная улыбочка Хеймитча выводила из себя, но все же давала надежду на то, что «сюрприз» может оказаться хоть немного приятным. Может, у него завтра День Рождения? Да нет, это событие, которое уводит Эбернети в дебри очередного запоя, наступает каждый январь. «Да черт бы тебя побрал, старый алкоголик, со своими загадками!» - ругала Китнисс Хеймитча, продираясь снова сквозь метель к своему дому. Шмыгнув за дверь, она скинула куртку, которая начала покрываться каплями от растаявшего снега. Повесив ее на крючок, Китнисс оставила мокрые ботинки на коврике перед дверью и прошла в гостиную, неслышно ступая мягкими носками по полу. Дрова в камине почти полностью прогорели, оставив после себя лишь черные угли, внутри которых все еще краснел жар. Взяв в руки кочергу, Китнисс пошерудила прогоревшие дрова, вызвав всполох искр, которые оранжево-желтыми огоньками поднялись вверх. Завораживающая красота. Неудивительно, что это вдохновило Цинну в тот раз. Скривившись от нового приступа воспоминаний, Китнисс бросила кочергу и, не смотря на переливы тлеющих углей, поспешила наверх. Этот день слишком богат на приветы из прошлого. Подойдя к двери спальни, она остановилась, прислушиваясь к тишине за стеной. За тонким деревом не слышно ни шороха переворачиваемых страниц, если бы Пит читал, ни мерного сопения, если бы он спал. Повернув ручку, Китнисс несмело вошла в комнату, будто сомневаясь, что имеет право здесь находиться. В кромешной темноте зрение едва уловило силуэт кровати и лежащего на ней Пита. - Ты спишь? – шепотом спросила Китнисс, подходя ближе. - Нет, - вслух ответил Пит, однако не пошевелил даже пальцем, оставаясь лежать абсолютно неподвижно, глядя в темный потолок, - Куда ходила? – жесткий голос мужа заставил Китнисс передернуть плечами, будто она снова оказалась на улице. - К Хеймитчу. Я носила ему мясо, - она старалась отвечать непринужденно, однако получилось все равно оправдательно, как у нашкодившего ребенка. - В такую погоду? – продолжил свое наступление Пит. С каждым словом его тон понижался на пару градусов, уходя в холодный минус. Китнисс только открыла рот, чтобы сморозить какую-нибудь нелепую шутку, которая смогла бы перевести этот разговор в более дружелюбное русло, но Пит, видимо, не собирался отступать, продолжая допрос. - Ну, и что ты ему наплела? Хеймитч, помоги! Я боюсь, у этого психа снова сорвет крышу! – выкрикнул Пит, имитируя интонации Китнисс, и вскочил с постели, глядя блестящими от злости глазами на жену. Обида и горечь, которые он копил в своей душе, искривились призмой когда-то поломанного сознания, превращаясь в гнев. В подсознании он понимал, что в нем говорят остатки охмора, но поделать с этим ничего не мог. Внутри будто что-то взрывалось, заставляя Мелларка вспомнить все обиды. - Пит… - тихо произнесла Китнисс, ужасаясь тому, что происходило с дорогим ей человеком, - Что ты говоришь?.. - Правду! – кинул он ей в лицо, за секунду преодолев расстояние, которое их разделяло, - В отличие от тебя! – он угрожающе навис над ней, как разъяренный коршун, - Ты постоянно лгала мне. Не думаю, что что-нибудь изменилось. - Пит, ты ведь на самом деле так не думаешь. Это не ты, это не твои мысли, не твои слова, Пит, - пыталась воззвать к разуму мужа Китнисс, глядя в темные от злости глаза, которые почти слились с окружающей темнотой. Когда такое случалось, они начинали старую игру «Правда или ложь». Однако сейчас она была слишком растеряна, чтобы самой разобраться в том, что было правдой, а что нет. - Конечно, тебе ведь лучше знать. Это ты у нас главный манипулятор, - произнес Пит уже намного тише, отведя взгляд в сторону. Основная волна прошла, осталась только обида, которая нашептывала ему: «Ты не заслуживаешь постоянного вранья». - Я люблю тебя, - сделала последнюю попытку Китнисс достучаться до того доброго и милого мальчика с хлебом, которого она знала. - Говори себе это почаще, - тихо сказал Пит, взглянув на жену, и вышел из спальни. Оставшись в комнате одна, Китнисс, наконец, дала волю слезам, которые душили ее все это время. Сотрясаясь от беззвучных рыданий, она легла на кровать, туда, где несколько минут назад лежал Пит. Мягкое покрывало еще не успело до конца остыть, сохранив на себе тепло сильного тела Мелларка. Свернувшись калачиком, Китнисс позволила гнетущим мыслям выйти на первый план. Десять лет они налаживали свою жизнь, учились заново доверять друг другу, учились снова видеть в солнце, встающем на востоке, радость от наступления нового дня, учились чувствовать что-то кроме всепоглощающего отчаяния... И вот теперь этот хрупкий мир, который они построили для себя, снова грозит разлететься на цветные осколки под прессом желаний Капитолия. Под аккомпанемент этих мрачных мыслей Китнисс погрузилась в беспокойный сон, где Сноу вытягивает ее имя из огромной чаши, а Китнисс умоляет его выбрать кого-нибудь другого, но вдруг понимает, что на всех белоснежных, как розы, листочках написано ее имя. Китнисс проснулась от того, что терпеть холод было уже невозможно. Открыв глаза, она поняла, что даже не удосужилась раздеться и так и уснула в брюках и тонком свитере. Встав с мятой постели, Эвердин почувствовала, как затекли спина и руки. Разминая поясницу, Китнисс подошла к окну, за которым насупились темно-серые тучи. Ночью снег, видимо, прекратился, а ветер перестал завывать как раненный зверь, но что-то подсказывало, что это ненадолго. Взглянув на часы на стене, Китнисс вздохнула. «Почти десять. Пит, наверняка, уже ушел», - подумала она и зашлепала в ванную, пытаясь не вспоминать все, что произошло вчера. Все наладится, все будет хорошо. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Взглянув на свое отражение в зеркале, Китнисс едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть от испуга. Опухшее от слез лицо с набухшими мешками под глазами, а сами глаза красные, как у кролика или Хеймитча с похмелья; волосы торчат во все стороны, как засохшие былинки; а подбородок дрожит от холода. Включив воду в душе погорячее, Китнисс быстро разделась и нырнула под теплую струю, которая постепенно возвращала ее коже приятный розовый оттенок. Пробыв в душе почти целый час, Китнисс покинула его другим человеком, будто вместе с волосами она вымыла еще и мозги. Одевшись в чистое, она вытерла волосы почти насухо, оставив их досыхать в виде влажных сосулек, и закуталась в большую теплую шаль. Спустившись на первый этаж, Китнисс зашаркала тапочками по полу в направлении кухни. В животе урчало, требуя чего-нибудь съестного. Поставив на плиту чайник, она достала хлеб и масло, намереваясь сделать себе бутерброд, но только она поднесла нож к буханке, как в дверь послышался негромкий стук. Недовольно вздохнув, Китнисс положила нож на место и зашаркала к двери. Снова стук, уже смелее. - Да иду я, - буркнула она, щелкая замком и отворяя дверь. Китнисс так и замерла с полуоткрытым ртом. Лиловая шапка кудрей, тонкие губки неестественного цвета и огромные глаза, подведенные тенями всех цветов радуги. - Здравствуй, милая Китнисс, - жизнерадостный голосок Эффи Тринкет тут же зазвенел в ушах. Прошло столько лет, а этот голос ничуть не изменился, - Я так соскучилась по вас! – интонация надломилась, пропуская слезы, а через мгновение Китнисс утонула в сиреневом меху коротенького полушубка в объятиях Эффи.