Последний тур

***

В этом году ноябрь был похож на капризную девчонку, ночью стуча в окна северным ветром, вперемешку с редким снегом, а днем заливая солнцем приятный морозный воздух. Ссохшиеся от холода листья хрустят под подошвами ботинок, разнося звуки шагов по прозрачной тиши леса. Тонкая стрела почти слилась с голыми ветвями деревьев, смотря своим острием прямо в глаз любопытной белке, которая неосторожно выглянула из своего дупла. И это ее роковая ошибка. Китнисс, не мешкая, отпускает тетиву лука, отправляя стрелу прямо в цель, что увеличивает число сегодняшних трофеев до трех. Можно было бы подстрелить еще одну, но руки уже совсем окоченели и постепенно перестают слушаться, поэтому пора возвращаться домой. Пит, наверное, еще в пекарне. Ну и пусть. Нужно еще будет приготовить обед, а то без его советов опять не обойдешься. Перебравшись через холм, Китнисс спустилась к протоптанной дорожке через луговину, которая вела в Дистрикт-12. Прошло десять лет. За это время дышать стало немного легче, и не приходится есть землю, чтобы не умереть с голоду, но обещанной демократии и всеобщего равенства народ так и не увидел. Капитолий все так же шикует, хотя теперь это не вызывает такой острой реакции, потому что население перестало вымирать пачками от голода, а дети не убивают друг друга на потеху публике. Дистрикты все так же работают, обеспечивая столицу и друг друга всем необходимым. Вообще, Пэйлор оказалась очень цепкой и суровой женщиной, не позволив опьяненным победой в революции пролетариям, разодрать Капитолий на куски. Она тут же отправила их и капитолийское оборудование по дистриктам восстанавливать разрушения и отстраивать израненную войной страну. Прошло десять лет, и Панем, сияющий и восстановленный, работает как часы. Прошмыгнув под забором, Китнисс взглянула на крепкие стены фабрики вдали и пошла к дому во все еще существующей, как памятник прошлому, Деревне Победителей, все так же стоящей особняком от всего двенадцатого Дистрикта. За годы в «Новом Мире» Дистрикт-12 скинул пропитанные грязью и угольной пылью шахтерские робы и облачился в белые халаты аптекарей и работников фармацевтической фабрики. А на месте картонных домов Шлака теперь стоят низенькие кирпичные домики. У Китнисс, всю жизнь прожившей в нищете и пыли самого бедного округа, все эти изменения вызывали странное опасение. Будто все это не по настоящему, будто все эти мерцающие на солнце витрины магазинчиков и лавочек на Торговой площади просто голограмма, проекция прямо в изломанный мозг бывшей Сойки, чтобы она не видела окружающей разрухи и запустения. Такого рода панические атаки были у нее довольно частым явлением первые несколько лет, затем же плавно сошли на нет, почти не проявляя себя, однако в такие моменты рядом с ней всегда оказывался Пит. Он просто брал ее за запястья, останавливая метания, и заставлял смотреть на себя, говоря ей:       - Китнисс… Китнисс! Посмотри на меня. Смотри, я настоящий, - он сильнее сжимал ее запястья, заставляя четче чувствовать прикосновения, - И ты настоящая. Все настоящее. Все хорошо, Китнисс, все хорошо. Это реально. Его голос и ощущение сильных пальцев на коже успокаивали Китнисс. Затем они убирали с пола осколки посуды, которую она успела перебить в приступе, и в полной тишине, обнявшись, садились на диван в гостиной. Преодолев аллейку, ведущую к дому, Китнисс щелкнула замком, отворяя дверь. В доме тишина, если не считать уютного треска дров в камине. Золотистые пылинки витают в воздухе, пахнущем свежей выпечкой. - Пит! Пит, ты дома? – кричит она вглубь дома, развязывая шнурки на ботинках. Никого нет, никто не отозвался. Видимо, просто забегал в обеденный перерыв. Отставив обувь и сумку с добычей в сторону, она прошла к столу, на котором под белым полотенцем лежали две ароматные и еще теплые буханки хлеба. Откинув в сторону полотенце, Китнисс поняла, что дико проголодалась, пока ходила по холодному лесу. Отламывая себе руками целый кусок свежего хлеба, Китнисс наслаждалась хрустом пропеченной корочки, который заставлял слюну скапливаться во рту. Быстро намазав кусок маслом, она откусила почти половину того, что держала в руках. Довольно улыбнувшись, она опустилась на стул, глядя с блаженным прищуром кота в окно, за которым ходили гуси Хеймитча. «Нужно отнести ему белку», - подумала Китнисс, отправляя в рот еще один кусочек. В такие моменты она любила жизнь. Ноги гудят после ходьбы по лесу, в сумке три жирных белки, солнечные лучи пробираются сквозь ресницы полузакрытых глаз, а челюсти усиленно пережевывают испеченный Питом хлеб. Да, определенно, в такие моменты, лишенные кошмаров, жизнь не так плоха. Покончив с перекусом, Китнисс убрала буханки в хлебницу, освобождая стол для готовки. Отправив двух белок в морозильную камеру, одну она оставила для жаркого. Включив телевизор для фона, она окунулась в мир домашних забот, где нужно было кормить мужа, который через пару часов вернется домой. По телевизору шло какое-то юмористическое шоу. С плоского экрана пачками сыпались такие же плоские шутки, которые вызывали у Китнисс лишь кривую усмешку. Прошел час, за который она успела полностью разделать освежеванную тушку, прошел второй, за который она отправила мясо на сковородку и принялась за овощи. Наконец хохмачам надоело пичкать зрителей своими идиотскими выходками, и они распрощались с публикой. К этому времени жаркое уже вовсю готовилось на плите, наполняя кухню вкусными запахами, а на экране появилась заставка очередного выпуска новостей. - Что нового, Луций? – спросила Китнисс у ведущего, появившегося в телевизоре. Новым оказалось все то же. В десятом открыли школу, а в шестом новое месторождение. Репортажи, репортажи. - И главные новости, - снова завещал идеально поставленный голос Луция Донелтреста, - В преддверии наступающей десятой годовщины Дня Революции, президент Пэйлор выступила с обращением к народу Панема. После слов ведущего на экране появилась госпожа президент в обстановке своего кабинета, в котором преобладали красно-бордовые цвета. Китнисс напряженно сжала ручку ножа, которым нарезала сыр. Снова этот день показался на горизонте. Этот чертов день, когда все то, что причиняет ей нестерпимую боль, снова вытаскивают на поверхность и жмут на самые больные точки. И самое паршивое во всей этой вакханалии не сам День Революции, когда все словно с ума сходят от радости и на улицах не протолкнуться, а День Памяти, когда вспоминают погибших, либо тех, кто внес вклад, будучи в тылу. Или вытаскивают на свет божий «лиц революции». Тогда этих несчастных калек с искореженной психикой и жизнью три дня таскают по всем передачам, выставляя напоказ как цирковых обезьян. В эти дни к Китнисс и Питу приходит Хеймитч, и они не высовываются из дома. Хеймитч старается почти не пить, но умудряется уничтожать запасы провизии с удивительной быстротой, Китнисс и Пит устраивают свой День Памяти, листая страницы книги. - Панем! – заговорила президент, обращаясь к своему народу с экрана, - Приближаются славный День Революции и День Памяти, когда мы вспоминаем, какую цену нам пришлось заплатить за жизнь в этом новом мире. И так как эта годовщина особенная, десять лет с тех пор, как народ нашей страны одержал победу над кровавым режимом, мы решили, что будет справедливо вспомнить тех, кто всегда поражал нас своей силой, духом и отвагой, тех, кто давал нам надежду и тех, кто, в конце концов, разжег пламя Революции. В эту десятую годовщину мы вспомним всех победителей Голодных Игр, жестокого турнира, призванного покорить нас, но, в конце концов, послужившего толчком к революции. Мы устроим парад победителей, в честь них, в честь нашего долга перед ними и нашей признательности. После этих слов на экране снова появился Луций, но Китнисс уже не слушала, что он говорит. Она будто снова перенеслась на одиннадцать лет назад, когда сидя в гостиной возле Прим, она слушала обращение Сноу, в котором он обрек ее на пожизненные страдания. И уже давно нет Сноу… И Прим. А то, чувство обреченности, которое заполнило ее душу в тот вечер снова пришло к ней. Все краски тут же покинули и без того бледное лицо, а пальцы еще крепче вцепились в рукоятку ножа как за спасительную соломинку. Снова, все заново… И пусть в конце ее не ожидает смерть, но любое воспоминание об Играх как острая игла вонзается в мозг. В этот момент хлопнула входная дверь, и послышался веселый голос Пита. - Уух! Метель! Представляешь? На улице просто ужас! Я думал меня снесет… - улыбка с доброго лица мгновенно пропала, когда войдя на кухню, Мелларк увидел мертвенно-бледное лицо жены и нож в руках. - Китнисс? Китнисс, что-то случилось? – он осторожно начал приближаться к столу, - Ты поранилась? - Нет, - глухой голос принадлежал будто не ей. - Положи нож, пока до этого не дошло, - Пит медленно сел на стул, - И расскажи, что тут, черт возьми, произошло. За это время он уже успел перебрать в голове все возможные варианты событий, которые могли ввергнуть Китнисс в состояние подобного рода. Самым вероятным казалось возвращение панических атак, самым бредовым – смерть Хеймитча. - Мы снова в игре, - выдавила Китнисс, понимая, что сейчас разревется.