Черный треугольник

В этом году начало февраля выдалось бурным. Снег мел каждый день, порывистый ветер так и норовил сбить с ног, но Город, словно дремлющий под белым пуховым одеялом, манил в свои объятия. Разноцветные огни на улицах напоминали о Рождестве, которое еще совсем недавно гостило здесь. Всю неделю Неро постоянно где-то пропадал, а когда возвращался – вид имел весьма потрепанный. Лицо его, как правило, все время было чем-то перемазано. Иногда на щеках парня пестрели бордовые следы, иногда – зеленые, но чаще всего он щеголял, раскрашенный в черное. Наконец, под вечер 12 февраля это ходячее недоразумение торжественно сунуло Данте под нос внушительных размеров раму, а в ней картину собственного производства. – Ну, в общем, знаешь, есть такое знаменитое творение – Черный квадрат? – Принялся пояснять он ошалевшему от неожиданности охотнику. – Слышал же? Так вот. Я подумал, что не хочу повторяться, поэтому решил подарить Кирие на 14 февраля Черный треугольник. Только рисовать я совсем не умею, так что пришлось недельку походить в художественный кружок. Такое упорство не могло не восхищать. Однако было в этом произведении искусства нечто такое, чего Данте никак не мог уловить. Что-то смутно знакомое. – Неро..., – он задумчиво посмотрел на творчество юного гения и почесал щетину. – А знаешь, твой треугольник мне что-то напоминает. Он как будто бы продолжается, и на самом деле из него растут… – Ничего ты не понимаешь в искусстве! – яростно оборвал его парень, круто разворачиваясь на 180 градусов и гордо удаляясь в свою комнату. Может быть и так. Данте справедливо счел, что в такой тонкой материи он и вправду не силен. Но постепенно эта мысль начала его раздражать. Порядком разозлившись на себя – за недогадливость, на Неро – за излишнюю ребячливость, и вообще на весь мир – потому что он именно такой, охотник весь следующий день безуспешно ломал голову над тайной Черного треугольника. В конце концов, было решено сходить в тот самый художественный кружок, который посещал начинающий талант. Заглянув по очереди во все четыре огромных аудитории, Данте выловил в коридоре почтенного на вид дядечку и, представившись, поинтересовался успехами своего «племянника» и его треугольником. – А, вы о нем. – Понятливо отозвался старик, сверкая очками и лысиной. – Приходил к нам ваш родственник, конечно. Безумно талантливый юноша, но, боюсь, никому из ныне живущих размах его фантазии не понять. Вот родился бы он в эпоху абстракционизма – мигом знаменитостью бы стал! С этими словами престарелый учитель пригласил охотника в одну из просторных комнат, где были собраны работы всех его учеников. – Взгляните-ка, да ведь это почти Пикассо! – Перед заинтригованным посетителем предстало восьмое чудо света кисти Неро. Правда, кувшина, изображенного этим титаном мысли, Данте не признал. Сначала ему показалось, что на рисунке были нарисованы грабли, потом в граблях на мгновение проступили очертания клешни среднестатистического рака, и на этом поразительном открытии охотником было принято решение созерцание прекрасного прекратить. Во избежание сбоев и дальнейшей поломки головного мозга. Когда же старик указал ему на еще одно творение парня, Данте понял, что делать ему здесь больше нечего, и решать загадку треугольника придется собственными силами. Потому что на второй картине Неро изобразил яблоко. То есть, изначально это должно было быть яблоком. Однако нечто мохнатое, устрашающе синюшного оттенка Данте безобидным фруктом бы не назвал. На следующий день все собрались в конторе на праздничный ужин. Играла музыка, на столе красовалась пара-тройка коробок с пиццей и торт, приготовленный Кирие. А как же без сладенького, ведь День Всех Влюбленных. Получив подарок от Неро и тут же развернув его, Кирие отчаянно смутилась, однако не принять его она никак не могла. Пришлось поспешно прятать густо покрасневшие щеки под защиту высокого воротника. – Ну как, тебе нравится? – Весь сияя, поинтересовался чудо-художник. Девушка открыла рот, собираясь ответить, но тут Данте наконец осенило. – Точно! Это ведь чья-то небрит… – договорить ему не дала Голубая Роза, затолканная охотнику в глотку очень глубоко.