Глава 4. Кроме тебя нужнее никого нет
13 февраля 2015 г. в 16:55
– Рома... — на выдохе произносит она и нервно зажмуривает глаза.
Я замер на своем месте, как истукан. Воздух закупорился в легких и давит на грудную клетку. Ладони вспотели, колени затряслись, сердце предательски забилось в ускоренном ритме, а моё второе «я» радостно поскуливает и пускает слюнки. Ну, а как же. По-другому и быть не может. Моё подсознание до невозможности счастливо. А что я? Я удивлен.
Соня стоит предо мной, посматривая из-под пушистых ресниц. Такая тоненькая, изящная, хрупкая. И, несомненно, красивая. Я знаю, ты узнала меня. Не надо, пожалуйста. Зачем ты закрываешь глаза? Не стоит. Я хочу насладиться твоим смущенным и по-прежнему детским взглядом. Хочу провалиться в омуты твоих глаз. Я просто желаю, как и раньше, сигануть в бездну твоих зеленых и чарующих глаз, не задумываясь над тем, что совершенно не умею плавать.
Твои глаза распахнулись, но не поднялись вверх. Не поднялись лишь потому, что боятся столкнуться с моими. Ты трусишь. Тебе страшно посмотреть на меня. Сонь, ты же понимаешь, я всё увижу, всё пойму. Я чувствую, что в твоих омутах боль, раскаяние и страх. Ну же, заговори. Скажи банальное «привет», а далее я сам найду, что сказать. Я найду нужные и успокаивающие слова, которые сейчас нужны, как нельзя кстати.
А мне вот интересно: неужели тебе нечего сказать мне? Спросить? Объяснить? Я уверен, ты не хочешь и не желаешь этого. Да и я не собираюсь ворошить прошлое. Не собираюсь, но до дрожи в пальцах жду этих слов. Я пять лет мечтаю услышать твои объяснения. Гребаные пять лет я мучаюсь, виню себя, в конце концов, ненавижу. Может, я что-то сделал тогда не так?
Твоё исхудавшее тело потряхивает. Вглядываясь в кожу на твоих тоненьких руках, замечаю мурашки. Что это? Страх? Не бойся! Я всё тот же Рома. Твой Рома. Я не причиню тебе боли. Я не стану расспрашивать о твоем исчезновении. По крайней мере, не сейчас, не в этот день, не сегодня.
Тонюсенькие пальчики перебирают подол хлопкового платья. Нервничаешь? Не надо. Я не чужой тебе человек. Не стоит возвышать над нашими головами облако из непонимания, напряжения и скованности. Мои нервы не выдерживают и голос прорезается:
– Соня, я так рад тебя видеть!
Я заговорил настолько неожиданно и громко, отчего девушка вздрогнула, шумно выдохнув. И без того бледная кожа побелела, а глаза погрустнели. Ты испугалась. Но не вечно же нам молчать, правда?
– Я тоже рада, — еле уловимо произносит Соня и обнимает руками свои напряженные предплечья.
Девушка начинает смотреть по сторонам, осматриваясь. Я следую за её взглядом и понимаю, кого она выглядывает. Соня смотрит вначале на своего сына, а затем на Макса, одарив последнего примирительной улыбкой.
Я совсем забыл о рядом стоящих детях и о том, где мы сейчас находимся. Из головы совершенно вылетело всё, кроме неё. Последние минуты в помещение будто бы существовали только: я и Соня.
– Обнимемся? — вопросительно приподнимаю брови, желая с её стороны одобрения. Делаю шаг вперед и останавливаюсь, надеясь всё-таки узнать ответ. И я его получаю. Это был короткий кивок, вдогонку за которым проследовала слабая улыбка.
Прижимаюсь всей сущностью к хрупкому и родному телу. Тепло разливается по всему моему телу, а в горле пересыхает от избытка подкатившихся чувств. Я рад. Безумно рад. Вот чего мне не хватало последние года. ЕЁ. Я желал её. Я бредил о ней одной. Она лишь та единственная и неповторимая, что мне была нужна.
«И будет», как бы невзначай, добавляет моё подсознание.
Перед тем, как Соня умудряется отпрянуть от меня, я успеваю вдохнуть запах. Родной и одурманивающий. Её запах остался всё тот же. Моя девочка пахнет, как и прежде, дождем и цитрусами. От сумасводящих ароматов в голове всплывают картинки. Я помню, как она любила в дождь садиться, закутавшись в теплый плед, смотреть американские комедии и потягивать из кружки чай с лимоном, приготовленный её самой для меня с огромной заботой. Слева начинает жутко щемить, но я выдавливаю больную улыбку.
– У тебя сын. Как и мечтал, — нарушает тишину Соня, указывая на Максима. Мальчик лишь злобно сжимает губы, оттопырив подбородок. Но девушка словно не видит ненависти в глазах мелкого и одаривает его улыбкой. — Я уверена, ты замечательный отец.
– Ох, нет, — опомнился я. — К моему большому сожалению, это племянник.
– Да? — девушка по-детски удивляется и расстроено сдвигает брови. — Выходит, это сын Маши?
Я коротко киваю, а затем, не задумываясь, утверждаю:
– А вот тебе повезло больше, — всматриваюсь в маленького кареглазого мальчишку. — У тебя сын, как ты и мечтала.
Кривлю губы в улыбке. Мне хочется рассмеяться.Ведь, не по отдельности же мы мечтали о сыне, а вместе.
– Ты прав, — усмехается Соня, заправляя прядку светлых волос за ухо.
– Ты извини, что Макс повздорил с твоим сынишкой и ударил его. Он не специально, — стараюсь оправдать мелкого.
– Да ладно. Всё хорошо. Правда, ребята?
Мальчишки переглядываются и хитро улыбаются друг другу. Макс спрыгивает со стула и направляется к сыну Сони. Без слов он протягивает мальчишке один из своих киндеров, а затем подняв на меня глаза, бормочет:
– Правда.
Ну и ребенок. За ним не уследишь. Его настроение, словно хамелеон. Хотя это иногда даже идет мне на руку. Например, сейчас.
– Ой, — восклицает Соня, — прости, но нам пора. Пока!
Девушка подхватывает за ручонку сына, который попутно прощается с Максом, и направляется к выходу. Нужно что-то предпринять, иначе Соня снова ускользнет от меня. Думай же, Манько! Живо! Потерев коротко выстриженный затылок, я не придумываю ничего лучше, чем попросить её номер.
Вылетев в коридор, кричу:
– Сонь, подожди!
Она притормаживает и вопросительно смотрит на меня. Я, запыхаясь, подхожу ближе.
– Обменяемся номерами? — спрашиваю я с ноткой грубости в голосе, и глазищами полными грусти.
– Ром, мне правда некогда, — оправдывается Соня, но, видя мой жалостливый видок, она достает из сумки клочок бумажки и ручку. Всё вытащенное протягивает мне. — Запиши свой номер. Я позвоню.
Я наспех записываю номер, оперевшись о стену, но стараюсь тщательней и понятней вывести цифры. Закончив, протягиваю бумажку Соне и кидаю короткое «Пока. Буду ждать звонка!» Последняя растягивает уголки губ и удаляется, захлопнув шумно за собой дверь.