Утонувшие в Аравийском

Он ныряет в ее тихий омут, не боясь утонуть. У них есть свои жизни, свои люди, свои проблемы. Но как любой системе нужны перерывы, так их жизням нужны маленькие оазисы спокойствия и безумств. Знакомые с детства, они кажутся друг другу незнакомыми вовсе, но все же находят покой рядом. Без бумажных условностей, печатей и договоров. И пусть только рядом они, обычно тридцатилетние, по случайности нарочно теряют половину своих лет, и крышу им сносит далеко не по-детски. Со всей дури в окно, к улицам и неоновым вывескам, прямо по ветру - срывать цветки ночи среди толпы качающихся, танцующих, целующихся; а после домой - пьяными и прокурившими свои души - в общую постель. Им не нужен весь мир, у них есть разговоры о самом насущном или давно забытом, или только грядущем за сигаретами, миской с консервированными фруктами и зеленым чаем. Они травят свои организмы полезно-вредными сочетаниями, а после отдаются притяжению, что сильнее, чем между Землей и спутниками. - Поговорим по телам? В хрупкой темноте, он выдыхает прямо ей в ключицы: - Если бы у тебя был шанс, ты бы поменяла свою жизнь? Исправила бы ошибки, избавилась бы от ненужных людей? Ему нравится говорить, пока он одну за другой снимает с нее вещи, и эти моменты – самые интимные. У него глаза – две бездны, в которых плещется Аравийское море. Она теряется в нем бесповоротно и окончательно; ей не хочется выныривать, ей хочется затеряться. - Скорее всего, нет, - она качает головой, а ее светлые волосы щекочут его плечи и шею. – Тогда я не была бы той, кем являюсь сейчас. Ее кожа не такая упругая, как у семнадцатилетних девственниц, волосы – не пшеничные завитки, но в улыбке - целое звездное небо с ледяными и горячими искрами. Небо, где он – звезда где-то на окраине вселенной, если у нее вообще есть края. Они раздевают друг друга медленно; поцелуями покрывают кожу и волосы, руками исследуют тела. - Представляешь, сколько знают наши руки? – ее дыхание согревает его спину, а губы пересчитывают родинки. – Сколько поверхностей запомнили пальцы, сколько других рук коснулись ладони. Со сколькими людьми мы встречаемся лишь руками, и все это они помнят. Они наслаждаются, движутся в такт. Свои позы, свои движения; никакой литературы и пособий по искусству секса. Они творят свое искусство. Ей нравится говорить, пока она одну за другой, надевает свои вещи: белье, чулки, платье и жакет. - Мне бы на море, - говорит она, а дыхание у нее - облегченное, свободное: словно закупоренная трахея вдруг открылась. - Отдохнуть, подышать. Знаешь, жизнь людей у моря пахнет лаймом и текилой; их кожа всегда солоноватая от чрезмерной влажности воздуха. Я хочу этого. Они слушают, и это немаловажно. Когда до рассвета остается лишь пара часов, они снова курят, пьют чай. Она доедает бархатистые персики и сладкие сливы из пиалы. - Я напишу тебе, когда куплю билеты, - говорит он, а ей хочется верить, что у них будет больше времени, чем одна ночь. Аравийское море, жди.