Огоньки

— Пойдем, скорее, ну! — Рукия тащила его за руку куда-то в сторону северных районов Руконгая, Ичиго спросонья едва поспевал за ней, злился и думал о теплом одеяле, одиноко валявшемся на футоне за задвинутыми створками спальни. Одеялу было хорошо. Оно краешком лежало под котацу и грелось. А Ичиго летел в неизвестном направлении вслед за Рукией, и единственным источником тепла была ее ладошка, крепко сжимавшая его запястье. — Куда мы, блин, несемся? — Не задавай тупых вопросов! Скоро увидишь, — только и сказала Рукия. Ичиго нахмурился. Вот так всегда начинался какой-то геморрой. То есть — приключения. На самом деле Ичиго и сам отлично умел их находить, за этим даже не нужно было бежать на край мира, приключения приходили сами и иногда оставались надолго. Некоторые превращали его жизнь в непредсказуемый бред с тех самых пор, как через три года после смерти мамы отец собрал их с Карин и Юзу и повел через возникшие в воздухе врата в Общество Душ и познакомил с семьей. Семья — маленький сопливый Гандзю, подозрительно добрый Кайен и чокнутая Куукаку, сходу вздумавшая сотворить из Юзу великого создателя пиротехнических смесей, — Ичиго сразу не понравилась. Нечего учить его младших сестер всякой хрени. И вообще — нечего. Со временем он привык и к их причудам, и к вечным взрывам на кухне, и даже к тому, что его все норовили приобнять, погладить по голове или потрепать за щеку. На фоне этого доброутренние пинки отца были даже ничего. А может, к ним Ичиго просто привык раньше. У них в семье все вечно влипали во всякую хрень, например, Кайен любил увлеченно гоняться за Пустыми по Лесу Меносов. Они с отцом даже соревнования иногда устраивали, спорили на бутылку крепкого генсейского. Когда Ичиго исполнилось тринадцать, Кайен впервые взял его с собой. Сначала Ичиго чуть не затоптал Пустой, потом они с Кайеном еле унесли ноги от разбушевавшегося гигантского Меноса, который палил серо налево и направо. Но было весело. Ичиго, правда, не стал в этом признаваться Кайену. Но тому и не нужно было ничего говорить, он каким-то образом и так все знал. А потом Ичиго познакомился с Ренджи. Он служил в Готее, как Кайен и отец, и страшно этим гордился. Ренджи не боялся приходить к ним домой, всегда соглашался выпить с Куукаку и даже один раз спас Карин от взрыва очередной экспериментальной фигни Гандзю. Тот тоже мнил себя великим пиротехником и все время пытался показать, что он круче Ичиго. Ичиго было на это наплевать, но по морде он Гандзю давал регулярно. Просто так, для профилактики. Где-то через полгода дружбы с Ренджи Ичиго встретился с Рукией. Мелкой, наглой, с громким голосом и огромными глазами. И жизнь стала совсем сумасшедшей. Как в тот раз, например, когда они пролетели пару десятков районов посереди ночи, потому что Рукия и Ренджи нашли елку и нарядили ее, а Ичиго, как самый главный в их маленькой компании эксперт по Миру Живых и его традициям, должен был сказать, что они сделали не так. Аргументов, что, вообще-то, у них дома елку наряжали Карин и Юзу, а Ичиго, как и положено хорошему брату, служил грубой мужской силой, слушать никто не стал, поэтому Ичиго просто молча перевесил несколько игрушек и надел на верхушку звезду вместо большого шара. — Ну как-то так. Теперь будем хороводы водить или желания загадывать? — при слове «желания» у Рукии загорелись глаза. — У меня еще вот что есть, — сказала она и, порывшись в карманах, достала три маленьких уголька. — Откуда, — начал Ичиго и тут же оборвал себя. Ну да, Рукия же приходила вчера в гости и о чем-то долго шепталась с Юзу. — А. Ну да. Осторожнее, и не говори, что я не предупреждал. — Да ладно тебе, — Ренджи весело ухмыльнулся и взял из руки Рукии один из угольков. — Подожди. Юзу сказала, их надо поджигать кидо, так что я все сделаю сама. Ренджи скривился, но уступил. И очень внимательно следил за тем, как Рукия, хитро улыбаясь, тронула пальчиком уголек и тот медленно начал краснеть, разгораясь. Ичиго подумал, что Ренджи бы уже расхерачил и уголь, и елку, и половину леса. А может, заклинание стрельнуло бы в него, или в Ичиго, или в Рукию. В общем, лучше не пробовать, и Ренджи отлично об этом знал, но неумело делал вид, что ничуть не завидует умению Рукии обращаться с кидо. Ичиго не выдержал и засмеялся. — Придурок, лицо попроще сделай. — Сам сделай! Ты со своей силищей еще хуже меня! — тут же ответил Ренджи. — Иди ты… — Так, успокоились, — Рукия успела зажечь все три уголька, и теперь они ярко искрились и переливались в ее ладошках. Еще мгновение — и угольки взорвались снопом разноцветных штук, похожих на смесь мишуры и конфетти. Юзу постаралась. Штуки взлетели в небо, подхваченные ветром, засверкали на фоне темных верхушек деревьев и снега под ногами, отразились в игрушках на елке. Почти как настоящий фейерверк, только карманный, для них троих. Ичиго смотрел в ночное небо, задрав голову, и улыбался. Новый год вдруг показался отличным праздником. До тех пор, пока они с Ренджи случайно не сбили игрушки с елки, хвастаясь, у кого кидо лучше. — Идиоты! — ругала их Рукия по дороге обратно. — Такие хорошие шарики были, а вы… — и тут же смеялась, потому что Ичиго и Ренджи были все в саже, коре, сухих листьях и снегу. — Надо повторить, — сказала вдруг она, перед тем, как они разошлись каждый по своим делам. — Ага, — ответил Ичиго и снова улыбнулся. В следующем году во время их маленького праздника неожиданно пошел снег, Рукия замерзла, и Ичиго пришлось отдать ей свой свитер и лететь домой, рискуя обледенеть по дороге. В воспоминаниях осталось ощущение теплой ладони Рукии в его руке. И это тоже стало традицией. На каждый праздник Ичиго и Рукия так или иначе держались за руки — на счастье, или потому что снова опаздывали к двенадцати, или убегали от вздумавших присоединиться к ним Гандзю и его банды. А у Ренджи сложился обычай разбивать игрушки. Как-то раз он приперся наряжать елку простуженным и, чихнув, сбил любимый шарик Рукии, синий, с танцующими человечками. Пришлось устроить нелегальную вылазку в Мир Живых и искать в огромном, переполненном народом, торговом центре подходящую замену. Они нашли и успели вернуться, правда, отец потом намекнул Ичиго, что прикрывать их веселые затеи становится все труднее. Ичиго ответил ему метким пинком, на что получил обычное: «Всегда помни, что папа тобой гордится!». Ичиго даже успел к полуночи и принес новое изобретение Юзу — что-то вроде бенгальских огней, только лучше. Из тонких прутиков вырывалось сладко пахнувшее пламя в форме оленьих рогов, елок и еще какой-то непонятной фигни. — Странно, но прикольно, — сказал тогда Ренджи, и Ичиго не смог не согласиться. Он почему-то не мог сосредоточиться на пламени, взгляд все время соскальзывал влево. Рукия смотрела на огоньки во все глаза, как в самый первый раз. Цветные отблески играли на ее лице, сверкали на застрявших в волосах снежинках. Странно. Но красиво. Дурацкие какие-то мысли. Но Ичиго их не прогонял. Просто подумал, что через год попросит Юзу сделать еще огней. Не получилось. Ичиго пропустил Новый год из-за неожиданно случившейся «заварушки с сопляком-Айзеном», как выражался отец. И потом снова — из-за войны с квинси. Этот Новый год казался особенным. Не потому, что еще недавно Сейрейтей лежал в руинах, не потому, что мир то и дело давал трещины, и в лесах Руконгая вдруг появлялись песчаные барханы Уэко Мундо или детская площадка из Мира живых. Даже не потому, что каждый из них успел умереть и вернуться к жизни за эту войну. Просто так. Ренджи с ними не пошел — все еще был в лазарете в Четвертом. Лес казался тише, елки — не такими пушистыми, а Рукия — какой-то совсем крошечной. Ичиго все время ловил себя на мысли встать так, чтобы на нее меньше дул ветер и летел снег. Погода выдалась совсем не праздничной, настроения тоже не было, но они все равно упорно шли вперед. Сейчас особенно сильно хотелось соблюдать простые традиции, зажигать огоньки и радоваться. Они долго выбирали себе правильную, по мнению Рукии, елку, сбивали иней с веток, вешали конфеты на длинных нитях. — И игрушки потерялись, — вдруг тихо сказала Рукия. — Вот, только звезда осталась и Чаппи. — Нам хватит. — Ичиго все-таки встал так, чтобы на нее не дуло. — Давай сюда звезду, повешу. — Сама справлюсь, — Рукия обошла его, в лицо ей сразу плеснуло снегом. Она поежилась, но не стала стирать с лица иней. — Подними меня. — Ну ни фига себе, — возмутился Ичиго, но все равно послушался. На ощупь Рукия казалась еще меньше, Ичиго вдруг подумал, что может удержать ее одной рукой, как Нелл. — Выше, — скомандовала Рукия. Ичиго вытянул руки, поднимая ее над головой. — Левее. Еще немного. Ну блин, ты что, лево и право путаешь? — Извини, — машинально ответил Ичиго, потом спохватился. — Что-то ты раскомандовалась сегодня! — Это потому, что ты сегодня тормозишь, — веско заметила Рукия. Она наконец закрепила звезду на верхушке ели, чтобы не сшибло ветром, и посмотрела на Ичиго сверху вниз. Он медленно опустил ее так, что они оказались на одном уровне. Дыхание облачками пара висело в воздухе между ними, ветер завывал, поднимал с земли снег. Рукия снова поежилась, и Ичиго, словно бы отмерев, поставил ее на землю, снова закрывая от ледяного воздуха. — Давай, что ли, огни зажжем? — неловко предложил он, нахмурившись и чувствуя себя дураком. — Давай, — кивнула Рукия. Она зажгла сразу оба, передала один Ичиго. Разноцветное пламя пробежало по прутику и взметнулось вверх, озаряя лицо Рукии и толстый шарф, намотанный вокруг шеи. Ичиго подумал вдруг, что он наверное очень мягкий, а волосы у Рукии — мокрые от снега и ветра, а щеки и пальцы — холодные. Даже в неровном свете огней было видно, что она на самом деле замерзла. Ичиго протянул руку и сжал ее пальцы в своих. И правда, холодные. — Дура, надо было взять перчатки. — Мне и так нормально, — Рукия отвела взгляд, но руку не убрала. Огни догорали, потрескивая в тишине. Даже ветер, казалось, немного стих. Как только погасла последняя ярко-красная искра, Ичиго сделал шаг вперед. Без отблесков пламени Рукия казалась совсем бледной, а снежинки на ресницах — белыми. Щеки у нее, как Ичиго и думал, были холодными, а губы — теплыми и сладкими. Ветер завыл снова, швырнул в спину снег, но Ичиго не обратил внимания. Они не замерзнут, а снежинки с лица всегда можно стереть ладонью. Часы в кармане давно прошли полночь, Новый год начинался новой традицией, лучше всех остальных.