Gentle

И если ты поверишь мне И прикоснешься к моей тайне, Я буду виден в полночь при луне, Застыв на том берегу. И знай – я не такой как все. Теплей оденься на свидание, Ведь если будет холодно тебе – Ничем я не помогу… © КняZz, «Человек-загадка»

***

      Тамаэль проснулась ночью от какого-то странного тревожного чувства, несколько мгновений вслушиваясь в абсолютную тишину вокруг прежде, чем открыть глаза. Открыв же и привыкнув к царящей вокруг темноте, первым, что она увидела, был направленный на неё взгляд совершенно незнакомого мужика, каким-то образом оказавшегося с ней почти лицом к лицу, в паре дюймов от её подушки. Да что там «взгляд» – он просто пялился на неё, вытаращив глаза. Остекленевшие глаза. Мёртвые. Зловещей чернотой в полумраке зияло перерезанное от уха до уха горло.       С трудом сдержав рвущийся наружу вскрик, девушка инстинктивно отпрянула назад, тут же натолкнувшись спиной на что-то жёсткое и, мгновенно обернувшись, тут же увидела ещё одного человека, который сидел на краешке её постели, поджав под себя ноги и покручивая в руках окровавленный кинжал.       От ужаса из её головы на мгновение вылетели все до единой магические формулы. И очень кстати, потому что в противном случае эльфийка непременно успела бы швырнуть в незваного гостя заклинанием прежде, чем узнала его.       – Коул… – с облегчением выдохнула она. – Что здесь произошло?       – Это был плохой человек. Он хотел убить тебя, – Коул продолжал отстранённо разглядывать свой кинжал, вертя его в руках и ещё больше пачкая свои пальцы кровью.       В лунном свете, проникающем из окна, он выглядел жутко: бледный светловолосый юноша с ничего не выражающими глазами, забрызганный чужой кровью и отстранённо глядящий на окровавленный клинок почти в две ладони длиной с таким видом, будто бы раздумывал, а не следует ли украсить интерьер этой комнаты ещё одним трупом.       Однако же Тамаэль никогда не боялась его. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. С самой первой встречи – с тех самых пор, как он помог ей найти выход из созданного демоном бредового кошмара в её голове, она ни на мгновение не усомнилась в его искреннем желании помочь. И, не колеблясь ни секунды, заслонила его собой, когда после его внезапного появления ещё там, в Убежище, её советники схватились за оружие.       – Как ты узнал, что он придёт ко мне? – спросила она, отходя от шока и пытаясь хоть как-то поудобнее уместиться между всё ещё пялящимся на неё мертвецом и коленями поджатых под себя ног Коула.       Теперь всё потихоньку начинало вставать на свои места, постепенно проясняясь: по всему выходило, что по душу Инквизитора в Скайхолд был заслан наёмный убийца. И Лавеллан решила покамест даже не утруждать себя мыслью, кто мог оказаться заказчиком – желающих её скоропостижной кончины, недовольных быстрым ростом влияния Инквизиции, было на диво много и одно только их перечисление грозило затянуться до утра. Гораздо важнее было другое: сейчас её жизни ничего не угрожало.       – Я не знал, – отозвался Коул, продолжая отстранённо глядеть теперь уже на свои пальцы.       Добиться от него развёрнутого объяснения чему бы то ни было и раньше было почти непосильной задачей, а сейчас пробуждение и вовсе было совершенно не радужным, чтобы иметь силы и терпение задавать наводящие вопросы.       – То-то устыдится Лелиана, – пробормотала Тамаэль вместо этого, – когда узнает, что её с её армией шпионов превзошёл один единственный человек, оказавшийся в нужном месте и в нужное время.       – Человек? – Коул сморгнул, будто бы очнувшись. Кинжал тотчас же исчез из его рук, и в следующее мгновение он быстро и чуть сбивчиво заговорил: – Я не хотел делать плохо, я только хотел помочь. Но иногда, чтобы помогать хорошим людям, нужно убивать плохих. Этот был плохой. Ты ведь не сердишься? Рис сердился, когда я убивал людей…       – Ну что ты, Коул, – Тамаэль постаралась улыбнуться настолько искренне, насколько это только было возможно сделать, проснувшись в окровавленной постели рядом со свежим трупом. – На что я должна сердиться? Ты ведь спас меня, я должна благодарить тебя! Если бы не ты…       – Ты не сердишься, – сделал из её слов единственный важный для себя вывод Коул, произнеся это таким тоном, словно был и удивлён, и рад этому факту одновременно, и в следующее мгновение даже позволил ей осторожно взять его ладони в свои и вытереть испачканные кровью пальцы краем покрывала. Что, учитывая, что второй край этого самого покрывала был едва ли не утоплен в крови неудавшегося убийцы, это вряд ли могло нанести ткани ещё больший ущерб. – Я рад, что смог помочь. Теперь я пойду.       Не дожидаясь никакого ответа, Коул растворился в ночной темноте, так и оставив Тамаэль сидеть с вытянутыми вперёд руками. Впрочем, она никогда ни капли не обижалась на подобные его внезапные исчезновения. Гораздо важнее было то, что появлялся он всегда как нельзя вовремя.       Мертвец продолжал с немым укором пялиться на Инквизитора, через минуту заставив её вздохнуть и подняться с постели, принявшись одеваться: как ни крути, а досыпать ей сегодня явно придётся где-то ещё.

***

      Закатное солнце, одним краем уже коснувшееся отдалённой зубчатой башни, расчерчивало серую крепостную стену Скайхолда розовыми полосами, ещё заставляя временами щуриться от яркого света, но уже не принося с собой дневной жары, удивительной для этой горной крепости.       Сидящий на краю стены Коул вытягивал вперёд руку, подставляя её лучам уходящего солнца и заставляя их окрашивать бледную кожу в тёплый оранжевый цвет. Кажется, это его забавляло.       Тамаэль как обычно сидела неподалёку, беспечно болтая свешенными вниз ногами и наблюдая, как ветер развевает его вечно чуть взлохмаченные светлые волосы.       С тех пор, как Инквизиция окончательно обосновалась в Скайхолде, «леди-Инквизитор», как звала Тамаэль большая часть её окружения, стала всё чаще любить проводить редкие свободные от смертоубийственных миссий вечера здесь – на стене, вдали от шума и суеты остальной крепости.       – Солнце пробивается сквозь деревья, листва шелестит под ногами. Впереди долгий путь, – нарушает тишину Коул, видимо, перехватив её невольное воспоминание о её последней осени среди своего клана, проведённой в лесах Вольной Марки. – Было страшно. Теперь нет. Теперь лучше.       Нельзя однозначно сказать, умеет ли Коул читать мысли. Он и сам не знает этого – Тамаэль спрашивала. Скорее, он может видеть лишь самые яркие эмоции – те, что на поверхности, те, что обычные люди в общении между собой привыкают понимать по лицу, по выражению глаз. Просто понимать их он умеет гораздо глубже.       Возможно, именно поэтому она всё чаще предпочитала компанию этого неулыбчивого светловолосого паренька иным своим спутникам, предпочитала эти странные вечера на продуваемой всеми ветрами стене Скайхолда шумным попойкам в таверне.       Несмотря на длинные и нудные лекции Соласа об особенности восприятия Коулом окружающего мира, которое было совершенно не похоже на человеческое и в некотором роде даже напоминало восприятие ребёнка, Тамаэль привыкла относиться к нему как к равному, ведь внешне Коул выглядел как вполне себе взрослый юноша лет восемнадцати-двадцати.       Наверное, он мог бы быть почти что её ровесником. Если бы не являлся духом, которому одни только Боги ведают, сколько лет.       – Где твоя шляпа? – в свою очередь нарушила тишину леди-Инквизитор, продолжая с улыбкой наблюдать за игрой ветра в светлых волосах. – Ты почти не расставался с ней в последнее время.       – Её спрятала Сэра, – Коул заметно оживился, даже прекратив до крайности увлекательное созерцание собственной руки. – Я знаю куда. Но пока не забираю – она радуется, что у неё получилось спрятать. Обычно она боится меня. «Скажи этой хреновой жути, чтобы отвалила от меня, Лавеллан!» Хорошо, что могу сделать её радостной хотя бы так. Заберу попозже.       Хоть он и не улыбался, но Тамаэль чувствовала, что он действительно искренне рад этой мелочи. В такие моменты и ей самой отчего-то становилось немного теплее.       Очередной порыв ветра заставил эльфийку встряхнуть головой, отбрасывая рассыпавшиеся по лицу волосы, и, мельком глянув на Коула, почти машинально протянуть руку и мягко убрать лезущую в глаза вездесущую светлую чёлку. Коул было дёрнулся от неожиданности, однако же не отстранился.       – Если ты не хочешь, чтобы я дотрагивалась до тебя – я больше не буду, – Лавеллан поспешно убрала ладонь.       – Ты хочешь для меня хорошего, – отозвался Коул после некоторого молчания. – Поэтому, когда ты дотрагиваешься – не больно. Сейчас не больно.       – Сейчас? – Инквизитор как всегда уловила самую суть. – А было по-другому?       – Было. И бывает. Боль. Болит метка на руке, болит в груди. Сомнения. Имею ли я право распоряжаться столькими жизнями и судьбами? Одиночество. Те, кто идут рука об руку, не могут разделить тяжесть ноши, не могут понять. Страх. – Коул перешёл на свою обычную отстранённую и немного безумную манеру разговора, принявшись перечислять мелькавшие перед глазами образы, словно ни к кому и не обращаясь и нимало не заботясь, чтобы образы эти были хоть сколько-нибудь понятны кому-либо, кроме него самого. – Страх, что можешь не справиться, страх опоздать, не суметь. Страх не успеть спасти. Страх заглянуть в мёртвые глаза тех, кого уже не спасла. Не надо. Тех, кто живёт благодаря тебе, гораздо больше.       Тамаэль промолчала, не зная, что сказать ему в ответ. Она всё никак не могла привыкнуть к его манере вот так вот походя копаться у неё в голове. Однако же, возможно, именно поэтому она так привязалась к нему – он всегда умел видеть её саму, настоящую, а не несгибаемого Инквизитора и благословенную Вестницу Андрасте, на которую с благоговением взирали окружающие.       Последний краешек солнца, мигнув на прощание, скрылся за одним из шпилей горного хребта, провожаемый двумя парами глаз. Затянувшееся молчание ни в коей мере не было хоть сколько-нибудь тягостным или неловким.

***

      – Избитое израненное тело. Темнота. Холод. Боль. За что?.. Я не виноват, я родился с этим даром! – голос Коула то срывался в крик, то опускался почти до шёпота. – Не могу больше выносить, не хочу… Это он, он убил меня! Холодно, так холодно… Маг, брошенный в подземелье башни, маг, забытый в камере, маг, оставленный умирать от голода – в темноте, в одиночестве и страхе. Я пришёл на его зов. И не смог помочь. Поэтому стал им. Коулом. Простить?! Нет. Не хочу. Должен убить. Должен. Убить.       Тамаэль успокаивающе гладила его по плечу, чувствуя, как её сердце разрывается от боли и всё явственнее понимая: ещё немного, и она сама растерзает этого чёртова храмовника на мелкие кусочки голыми руками, лишь бы не видеть Коула таким, лишь бы хоть чем-то суметь помочь ему…       По счастью, этого не потребовалось – вовремя успел вмешаться Варрик, неожиданно принявший сторону Инквизитора в том, что Коулу нужно помочь пережить этот момент. Как человеку.       В тот день, возвратившись в Скайхолд, Тамаэль страшно разругалась с Соласом.       «О чём ты думала? – вещал он, меряя шагами пространство от стены к стене. – Я ещё мог понять мотивы Варрика, который, как и любой гном, ничего не смыслит в магии. Но ты – Первая своего клана, как могла согласиться с ним? Коул дух, и то, что он кажется человеком, вовсе не делает его человеком! Поэтому и защищать его надо было как духа! Амулет бы помог, если бы ты позволила мне сделать так, как должно, а не потакать внушению ему глупой мысли о его человечности».       Обычно Тамаэль с величайшим вниманием прислушивалась к его мнению и советам, но этот день что-то безвозвратно переломил в ней, впервые заставив сломать в себе годами привитое кланом уважение к старшим и позволив повысить на Соласа голос. Да что там «повысить» – попросту наорать, да так, что слышно было едва ли не на другом конце крепости.       Того же, что после этого «несгибаемая леди-Инвкизитор» заперлась в своих покоях, забившись в угол, тщетно пытаясь унять колотящую её крупную дрожь и сдержать подступавшие к горлу рыдания, уже никто не знал.       Никто, кроме Коула.       – Всё ещё больно, – звук знакомого голоса заставил Тамаэль вскинуть голову. Она не видела, как и когда он успел здесь появиться, потому что теперь он сидел на полу неподалёку от неё – на расстоянии вытянутой руки – с таким видом, будто всё это время был здесь. Что, впрочем, вполне могло оказаться правдой. – Всё тело болит. Это пройдёт?       – Конечно, – Тамаэль через силу улыбнулась. – Не сразу, но со временем станет легче.       – Варрик тоже сказал так, – Коул кивнул, опустив подбородок на обнятые руками колени. – Это хорошо. Только… странно. Они перестали забывать меня. Они видят меня. Они помнят меня. Всё, что думают обо мне, всё, что помнят обо мне – настоящее. Я настоящий. Это… непривычно. Но когда ещё не осознавал себя – хотел именно этого. Стало тяжелее помогать – теперь у меня нет второй попытки, если что-то получилось не так. Но теперь я стал понимать больше. Больше помнить. Теперь я могу научиться чему-нибудь. Теперь я могу… Х-хах…       Лавеллан несколько раз сморгнула, уставившись на юношу, однако же глаза сказали ей о том же, о чём и слух: Коул смеялся. Тихо и чудновато, но всё же смеялся.       – Коул?.. – Тамаэль не совсем понимала, как на это следует реагировать. – У тебя… всё в порядке?       – Да, – незамедлительно отозвался он. – Теперь – да. Я рассказывал тебе, что у меня был единственный друг. Рис. И когда я узнал, что я не человек – я потерял его. Вот почему я не открывал себя людям, вот почему хотел, чтобы они забыли. Мир приучил меня, что меняясь мы теряем того, кто дорог. Но теперь я понял, что бывает и по-другому: ты здесь. И Варрик здесь. И Солас. И остальные тоже. Теперь мне смешно, когда я вспоминаю свои прошлые страхи. Если поверить, то можно взаправду стать. Почему ты улыбаешься?       – Я просто рада, что ты счастлив, Коул, – улыбнувшись ещё шире, Тамаэль потянулась к нему в почти безотчётном желании обнять.       Коул не отстранился, хоть и в глазах его на мгновение отразилась смутная неуверенность.       – Рис иногда тоже обнимал меня, – проговорил он куда-то ей в плечо. – Когда мне было страшно, когда я боялся, что окончательно исчезну. Но он чувствовал не так, как ты. В нём было сочувствие, обеспокоенность, желание помочь. В тебе этого нет, в тебе другое. Нежность. Тепло. Ты не считаешь, что меня нужно жалеть – ты хочешь, чтобы я просто был… счастлив?.. Да, счастлив. Спасибо.       Тамаэль не стала спрашивать, за что он благодарил её, лишь крепче прижимая его к себе – ведь ей самой это объятие, пожалуй, сейчас было нужно едва ли не больше, чем ему. Кажется, она привязалась к нему гораздо сильнее, чем думала сама.       «Нежность». Он назвал это нежностью. И хвала Богам, что он не понимает, как это называется на самом деле…       Кажется, Тамаэль и сама не понимала этого до сегодняшнего дня.

***

      Леди-Инквизитор, хмурясь, читала отчёты, хотя это было абсолютной и никому по большому счёту не нужной формальностью: ведь она была там сама, она видела всё своими глазами.       Наметившийся было важный союз с кунари рассыпался в прах, даже не успев начаться. И, хотя потеря такого важного и сильного союзника была большой утратой для Инквизиции, Лавеллан об этом ни капли не сожалела: ведь этой ценой ей удалось купить жизнь ребятам Железного Быка, к которым она сама успела привязаться почти как к родным.       Воистину прав был Бык, некогда сказав ей, что истинным лидером становится не самый сильный, не самый ловкий и даже не самый умный – но тот, кто может принимать тяжёлые решения и жить потом с их последствиями.       Впрочем, это не означало, что эти решения давались леди-Инквизитору легко. Однако же, ей было куда пойти, чтобы облегчить эту ношу.       Коул как обычно ждал её на стене. Хоть что-то в её богатой на подлянки и неприятные сюрпризы жизни оставалось неизменным.       Однако же, как вскоре выяснилось – уже не вполне неизменным.       – Варрик сказал, что каждый обязательно должен любить кого-то, – как обычно без приветствия и без единого слова вступления заявил Коул, свесив одну ногу со стены и чуть покачивая ею в такт одному ему ведомому ритму. – Варрик добрый. Говорит хорошие вещи. Говорит, что я пришёл в этот мир, чтобы быть человеком. Я верю ему. Я решил, что буду любить тебя.       От такой наивной непосредственности и обезоруживающей честности Тамаэль на мгновение потеряла дар речи.       – Коул… Ты уверен, что знаешь и правильно понимаешь значение этого слова?.. – чуть помедлив, она всё же присела на край стены рядом с ним.       – Конечно знаю. Варрик рассказал мне. Любить – значит быть всегда рядом, значит защищать, оберегать, значит утешать и поддерживать, значит приходить на помощь, не ожидая ни просьбы, ни благодарности. Значит обнимать, когда грустно и одиноко. И когда радостно обнимать тоже. Сэра сказала, что это ещё значит спать вместе. Я никогда не сплю, но когда ты засыпаешь – я всегда прихожу, чтобы тебя не тревожили кошмары. Это ведь считается?..       – Боюсь, что… всё несколько сложнее, – с некоторым трудом выдавила из себя Тамаэль, так и не сумев определиться, чему ей изумляться больше: самому заявлению или же тому факту, что по ночам Коул, оказывается, обитает в её комнате.       – Почему? – юноша воззрился на неё с искренним непониманием. – Я могу защищать тебя. Могу быть рядом больше, чем другие. Если за тобой придут плохие люди, я убью их. Разве нужно что-то ещё? Так я научусь. Мне нравится учиться. Я думаю, у меня получится.       О, Боги, и о чём только думал чёртов Варрик, говоря ему такое?!       – И ты… уже точно всё решил?.. – Тамаэль понятия не имела, как ей нужно реагировать на всё это – улыбаться ли, истерически хохотать в голос или же хвататься за голову.       – Конечно, – Коул уверенно кивнул, и, чуть подумав и, конечно же, сам того не подозревая, решил добить Тамаэль окончательно: – А ты? Ты будешь любить меня? Или ты уже любишь кого-то другого? Я забыл спросить у Варрика, обязательно ли нужно любить только кого-то одного… Ты странно смотришь на меня. Почему?       Лавеллан всё же не удержалась и обхватила голову руками, на мгновение крепко зажмурившись. Что она должна была ответить? Что уже давным-давно полюбила его? И совсем не так, как он себе это представляет, совсем не на словах? Что давно уже не может изгнать из своих мыслей глупую и безнадёжную надежду на то, что он, дух, который, если верить Соласу, не умеет чувствовать собственных эмоций, лишь отражая чужие, сможет понять её неожиданные чувства к нему, сможет… разделить их? Глупо было на это надеяться. Даже сейчас – став человеком больше, чем раньше, он по-прежнему был чужд этой стороны человеческой жизни, по-прежнему складывал о ней представление лишь с чужих слов. Тамаэль не хотела говорить ему о своих чувствах, хотя и сама не вполне понимала, чего боялась больше – того, что это смутит Коула, или же того, что он отреагирует так, как и положено духу Тени. Никак.       – Я сказал что-то не так? Я не хотел расстроить тебя, – голубые глаза из-под непослушной чёлки глядели с растерянностью.       – Ну что ты, – Тамаэль шумно выдохнула, и на губах её вновь появилась неизменно тёплая улыбка. – Конечно же, я буду любить тебя, Коул. Конечно же, буду.

***

      Иногда ей начинает казаться, что Коул разговаривает сам с собой, что её присутствие здесь просто не нужно.       – Нет, – отзывается он, хотя она не произносит ни слова вслух. – С тобой. С собой я молчу, себя я слышу у себя в голове. А ты слушаешь.       Они снова сидят на стене, коротая один из редких спокойных вечеров. Кое-что всё-таки должно оставаться неизменным.       – Тишина леса. Тысячи звуков, складывающих эту тишину. Знаком каждый, – вновь прерывает молчание Коул, непреднамеренно выхватив одну из её мыслей. – Волнение от предстоящей дороги, радость, что не вернёшься. Страх, что не вернёшься. Ты скучаешь по дому. По своему клану.       Коул не спрашивает – он утверждает.       – Скучаю. Хоть и отправляясь на Конклав, я знала, что больше не вернусь, – Тамаэль лишь пожимает плечами. Она не видит смысла лукавить перед ним. – Даже если бы не произошли все эти чудовищные события – мой клан отправил нас быть посланниками, связью с людьми.       Лавеллан предпочитала ни с кем не делиться своим прошлым – её не спрашивали, она не отвечала и всех это вполне устраивало. Но с Коулом было совсем по-другому. Казалось, что он и без слов и рассказов знал и понимал всё, что творилось в душе внешне всегда невозмутимой леди-Инквизитора. Почти всё.       – Наша Хранительница понимала, что времена неизбежно меняются, что мы не сможем и дальше существовать в изоляции как скитальцы до конца своих дней. Нас стало слишком мало, проблемой стало даже заводить новые семьи. А я была и рада уйти. Мне не хотелось становиться её преемницей, не хотелось быть Первой. Мне хотелось увидеть мир.       Коул некоторое время молчит, мерно постукивая каблуком по шву недавно обновлённой кладки стены.       – Нас. Ушла не одна. «Ты с ума сошла, Искорка! Чтобы я отпустил тебя одну и только тебе достались все самые интересные приключения? Вот уж не дождёшься!» Таиматен – кто это? – вновь спрашивает он, продолжая походя вытягивать её мысли, будто фокусник – яркую ленту из рукава.       – Это мой брат, – Тамаэль не может сдержать дрожи в мигом опустившемся голосе – всего на мгновение, но Коулу довольно и этого. – Он был на Конклаве вместе со мной. Он погиб.       – Ты не говорила об этом. Никому. Почти похоронила в себе. Даже я не слышал. Почему? – с некоторых пор голос Коула стали всё явственнее окрашивать эмоции. Сейчас в нём звучит отчётливое беспокойство.       – У всех и без того полно проблем. А Вестница Андрасте, на которую с надеждой и благоговением взирают окружающие, не должна никому показывать свою слабость, свою скорбь. Тем более, что у меня не осталось даже праха, который я могла бы оплакать… – эльфийка тяжко вздыхает: несвоевременное воспоминание в очередной раз всколыхнуло в ней боль утраты – боль, которую она так старалась задвинуть глубоко внутрь себя, задавить делами, оттеснить подальше проблемами Инквизиции. – Мне так не хватает его. До сих пор не могу понять, как вышло так, что я осталась жива, а он – нет? Ведь он был сильнее меня. Лучше владел магией. И возглавить Инквизицию у него получилось бы лучше, я уверена. Лучше бы…       – Нет! – глаза Коула внезапно расширяются – почти испуганно. – Нет. Нет-нет. Не думай так. Ты не должна думать так! Пожалуйста, не надо! – юноша отшатывается от неё, словно от прокажённой. – Перестань, ты делаешь больно…       Тамаэль не была наверняка уверена, что для поддержания жизни Коулу было так уж необходимо дыхание, однако же сейчас ей показалось, что он по-настоящему задыхается. Она так испугалась этой его внезапной вспышки, что далеко не сразу осознала её причину – она не сказала этого вслух, но в мыслях её всё равно успело с горечью пронестись: «Лучше бы я погибла вместо него».       Тамаэль даже не успела ничего сказать, как Коул вдруг попросту исчез, так что отвечать стало попросту некому. Обескураженная Инквизитор просидела на стене ещё около получаса, но он так больше и не появился.       Почти с момента их самой первой встречи Тамаэль долго и упорно пыталась приучить его хотя бы говорить «до встречи» или «пока», прежде, чем бесследно раствориться в воздухе. Коул столь же упорно не желал понимать смысла этой необходимости, а доводы на вроде «правила приличия» или «азы этикета» были для него не более, чем просто пустым звуком. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он вдруг не сделал своё собственное открытие на этот счёт:       «Ты будешь радоваться, если я буду говорить это? – спросил он тогда, чуть удивлённо моргая устремлёнными на Инквизитора голубыми глазами. И, лишь получив положительный ответ, уверенно кивнул: – Хорошо, тогда я буду».       С тех пор никаких проблем с этим не возникало. И тем страннее сейчас выглядело его внезапное исчезновение, так что весь последующий день Тамаэль отчаянно ломала голову над тем, чем же могла так сильно обидеть его.       Она не знала и не могла знать, что через несколько часов после своего странного бегства, которые Коул провёл в одиночестве, забившись в отдалённой башне, до которой ещё не добрались ремонтники, он отправился приставать с расспросами к Соласу в отчаянной попытке понять, почему, желая исцелить её душевную боль – как он делал со многими другими – он вдруг ощутил такой страх. Не её – свой собственный. Разбуженный посреди ночи Солас, однако же, не проявил должного энтузиазма и лишь отмахнулся, посоветовав некоторое время не общаться с леди-Инквизитором, раз уж груз её эмоциональных проблем стал слишком велик даже для духа Сострадания.       И Коул был слишком смущён незнакомыми эмоциями и слишком доверял Соласу, чтобы не послушаться его слов.

***

      Тамаэль не видела Коула уже вторую неделю. Он не приходил на их условленное место на стене, не было его и на облюбованном им месте на чердаке таверны. Нет, он, разумеется, был всё ещё в крепости – его видели многие. Но только не она.       От постоянных мыслей о том, что она могла сделать не так, Лавеллан стала страшно рассеяна и жутко злилась на себя за это, но это лишь ещё больше добавляло ей невнимательности. Должно быть, именно поэтому с одной из операций по зачистке местности от венатори в Скайхолд её буквально приволокли на своих плечах Дориан и Варрик. Рана была неопасна для жизни и основную часть работы по исцелению Дориан проделал ещё на месте. Однако же продолжать операцию после этого ей строго-настрого запретил.       Несмотря на все её протесты, сговорившиеся спутники вернули её обратно в крепость, едва ли не заперев в её комнате и в категоричной форме велев отдыхать, ко всему прочему ещё и подкрепив свой наказ коварно подмешенными ей в лечебное зелье сонными травами.       Спать Лавеллан не хотела, но проклятое зелье делало своё дело, так что помимо воли она периодически то проваливалась в сон, то вновь просыпалась, развлекая себя тем, что иногда на грани яви и сна ей чудился внимательный и обеспокоенный взгляд голубых глаз, неотступно следящих за каждым её вдохом.       Во время одного из таких полупробуждений видение стало настолько явным, что на всякий случай Тамаэль несколько раз с усилием моргнула, тщась разогнать морок.       Однако же он никуда не исчез, даже напротив – начинал приобретать всё более чёткие очертания, в конце концов принявшие вид светловолосого юноши, сидящего, поджав под себя ноги, на полу рядом с её кроватью, облокотившись на её край и опустив подбородок на скрещенные предплечья.       Весь её сон тотчас же испарился, аки роса в жаркий полдень.       – Давно ты здесь? – подала голос девушка, всеми силами стараясь, чтобы он не выдал её волнения предательской дрожью.       – Давно, – немедленно отозвался Коул, словно всё это время только и ждал этого вопроса. – Беспокоился.       – Дориан подлатал меня, лекарь дал необходимый отвар. Скоро я буду в порядке, не волнуйся, – Тамаэль преувеличенно беспечно пожала плечами.       – Но тебе больно.       – Ты поэтому пришёл?       – Да. То есть нет. Не знаю, – кажется, Коул всерьёз задумался над ответом. – Я хочу помочь. Но не так, как я помогаю всем остальным. Поэтому долго не приходил. Прости.       – Не так? – в некотором недоумении уточнила Лавеллан.       – Им я помогаю, потому что могу помочь. Тебе – потому что мне не нравится, когда тебе больно. Я узнаю новое. Страх – не за себя. И боль – не за себя. Но не чужие, мои собственные. Это пугает. Но только поначалу. От них плохо, но… Возможность разделить их – это хорошо. Теперь. Солас не верит. Хотя всегда раньше хорошо понимал меня, – с каждым словом Коул начинал говорить всё более эмоционально, что было для него до крайности нехарактерно: в последний раз Тамаэль видела его в подобном волнении, лишь когда он встретил своего убийцу. Убийцу Коула-мага.       «Настоящего Коула», – услужливо подсказал внутренний голос, однако же эльфийка вопиюще проигнорировала его – для неё единственным и настоящим был только этот Коул.       – Чему не верит? – спросила она, прерывая поток своих мыслей прежде, чем Коул мог бы случайно увидеть их отголоски. – Мне казалось, твоё искреннее желание помочь уже давно никто не ставит под сомнение, тем более он…       – Нет, не то, не то! – Коул взволнованно взмахнул руками. – Он не верит, что у меня получилось. Он мудрый, он думает, что не может ошибаться. Но ошибся. И прав оказался Варрик, не он.       – Подожди, Коул, в чём он прав? Что получилось? – взмолилась Инквизитор, окончательно перестав что-либо понимать.       Обычно у неё хорошо получалось воспринимать его чуть сбивчивую речь, однако же сейчас он говорил до того взбудоражено, что Тамаэль, как ни старалась, всё же упустила нить повествования.       – Нет, я не правильно начал, – Коул сморгнул, будто очнувшись. – Я попробую по-другому. Ты забуд… Ох. Я ведь теперь не могу этого. Не могу переделать.       – И не нужно, – Тамаэль протянула руку, одними кончиками пальцев касаясь запястья его всё ещё приподнятой руки, не довершившей своего взмаха. – Я не хочу ничего забывать. Прошу тебя, говори.       Коул с совершенно искренним изумлением уставился на её руку, словно видел её впервые.       – Это ты, – вновь заговорил он, когда несколько смущённая подобным вниманием Тамаэль спешно отдёрнула свою ладонь. – Ты всегда была рядом, всегда спасала меня от падения во тьму. Я тоже могу так. Теперь могу. Если бы был больше духом – лучше знал бы, как нужно. Сейчас не знаю. Но чувствую больше, – он неожиданно поднялся с пола, переместившись на край её кровати и как обычно поджав под себя ноги.       Рука чуть нерешительно потянулась вперёд, легонько коснувшись её плеча, осторожно погладив – немного неловко, но так искренне, что у девушки вмиг перехватило дыхание от нахлынувшей нежности, не позволив ей сказать даже слова в ответ.       – Я приходил, потому что был нужен тебе, – вновь заговорил Коул после двухминутного молчания. – Потому что мог помочь. Боль за тех, кого не успела спасти, страх того, что не хватит сил, одиночество… Теперь этого нет. Спокойна, решительна уверена в своих силах. Я больше не нужен. Но продолжаю приходить. Потому что теперь ты нужна. Мне. Ты ведь не отпустишь меня? Я хочу снова быть нужным тебе, но не хочу, чтобы тебе было больно.       – О, Боги, Коул, я же совсем не поэтому… – Тамаэль осеклась на полуслове, вновь прокрутив в голове только что сказанные им слова.       Сказать, что он тоже нужен ей – нужен как воздух, как солнечный свет, и вовсе не за свою полезность, а просто за то, что он – это он, просто за то, что он есть в её жизни… Сказать прямо сейчас! Только бы хватило дыхания в словно сжимающейся стальным обручем от волнения груди…       – Я не всё ещё понимаю, – Коул, видимо, воспринял её молчание как возможность договорить самому. – Много нового. Растерянность. Замешательство. Но не страх. Теперь нет. Хочу быть рядом. Всегда. Мне это нужно. Тепло внутри, когда рядом с тобой. Не знаю, как сказать лучше.       – Иногда самое важное не скажешь словами, – голос Тамаэль опустился почти до шёпота.       Ей всё ещё было страшно. Страшно чем-то обидеть его, страшно что-то безвозвратно изменить, страшно обмануться в своей угасающе малой безумной надежде…       И она решилась. Решилась открыть себя – без слов, просто надеясь, что он поймёт, что он разделит – хоть малую часть переполнявших её любви и нежности.       Шумно выдохнув, она протянула к нему руку, осторожно взяв его ладонь в свою.       Казалось, что в следующие мучительно долгие секунды абсолютно ничего не происходило. Но казалось так совсем недолго.       – Да. Так я хотел сказать, – Коул удивлённо сморгнул, устремив взгляд сверкающих в полумраке голубых глаз на Тамаэль. – Откуда ты узнала? Нет, ты не знала. Это ты. Твои чувства. Такие же?.. Такие же…       Мгновение помедлив, он чуть нерешительно склонился к ней, и в следующую секунду его губы нежно, почти что совсем невесомо коснулись её виска. И снова – медленно, словно с первого раза он не разобрал своих ощущений. И ещё раз – уже увереннее – в краешек скулы. А в следующий миг он и вовсе порывисто обнял её, со счастливым вздохом уткнувшись носом ей в плечо. Тамаэль не видела его лица, но готова была поклясться, что Коул улыбался.       Ещё многое нужно было узнать, многое научиться понимать – им обоим. Но это было уже начало. Отличное начало.