Road to sangunsi, historia in pulvere

Ремесло, слухи, положение — нет ничего важнее в этом темном мире. Амбиции преобладают, сострадание отметается, оскал прокуренный виднеется, и боль отчаяния и одиночества настигнет всех вас скоро. Ступени высоки, подняться можно лишь по трупам. Таков удел мальчишки, что брошен был в канаве. Ненужный он сынишка. Волчонком вырастет теперь, он выживет, ты слышишь? Назло тебе и миру твоему. Пройдет и лестницу наверх и станет ваши судьбы он вершить, как вы когда-то решили за него. Он не забудет, нет. Он будет помнить трупы и канаву. Он всем назло вам выживет. И плакать будете вы все, что не утопили вы волчонка, что дали воздухом дышать. Теперь матерый волк пред вами. Смерть в его руках, теперь он на пути. Бегите, бегите…  — Здравствуй, Реборн, я о тебе наслышан, — говорит Дон Рензамо, закуривая. — Проходи, присаживайся.  — Спасибо, Дон Рензамо. Рензамо глубоко затягивается, думает о чем-то своем, выпуская густой серый дым:  — Ты знаешь, зачем ты здесь?  — По поводу Дона Ланноте.  — Да. Ланноте и его люди убили моего родственника Эротса. Тебе ведь интересно, зачем влиятельному дону убивать слепого мальца? Чтобы досадить мне? Не совсем. Я любил Эротса как родного сына. Я подарил ему некую реликвию своего рода — золотой браслет, принадлежавший моему отцу, и Ланноте знает, как этот браслет дорог мне, моей семье и будущему поколению.  — Это очень подло, Дон Рензамо.  — Точнее и не скажешь, Реборн. Мне нужен человек, который наказал бы Ланноте, но все мои люди сейчас заняты иными территориями. Да и за тобой стала ходить определенная слава. Поэтому я прошу заняться этим делом именно тебя.  — Я готов, тем более Дон Ланноте мне не нравится.  — Хорошо. Ты должен проникнуть на виллу Ланноте этой ночью, убить его и забрать мою реликвию. Говорят, он хранит её в своем кабинете. Будь осторожен: его вилла охраняется очень хорошо.  — Мне не впервой такие дела, Дон Рензамо.  — Наслышан. Что ж, ступай. Выдалась довольно промозглая и дождливая ночь, Реборн вздрогнул от холодного ветра, поведя плечами, и замер возле ворот виллы Ланноте. По территории патрулируют парни Донна Ланноте — крепкие ребята, привыкшие к победе посредством количества и грубой силы. На этой части патруль окончен, и сейчас Реборн перелезает через забор. Быстро, бесшумно, прячась за тенью деревьев. Сделав несколько шагов вперед и завидев нового патрулирующего, Реборн прыгает в кусты. Громкий треск стекла и его скрежет под тонкой подошвой гулко проносятся по периметру. Было неудачно и глупо прыгнуть прямо на пустую бутылку из-под вина, что с грохотом разбилась и оповестила округу о чужаке. На шум прибегают охранники. Выбора нет. Он достает свое не самое лучшее в мире мафии оружие (простой затертый ПБ с глушителем) и, прицелившись по мушке, стреляет, пробивая грудную клетку одного из ребят. Рывок направо, и, уже даже не смотря под ноги, Реборн припадает к земле и целится во второго охранника. Пуля проходит строго по центру, между глаз. Ему кажется, что он слышит, как пружина спускового крючка встает на место, заправляя новый патрон к ударнику. С охраной довольно быстро покончено, и кажется, что больше никто не услышал его провального начала. Всего два охранника, но создалось впечатление, что их был десяток. Реборн рад, что больше никто не пришел, и у него еще есть время отдышаться и немного прийти в себя. Сделав пару вздохов и приняв ровное положение, он оттаскивает мертвых охранников Ланноте в тени деревьев, за кусты, и продолжает свой путь. Впереди ни души. Ланноте слишком самонадеян, раз ему хватает лишь двоих людей снаружи. Реборн поднимается по мраморной лестнице, что так безвкусно смотрится снаружи дома и достает связку любимых отмычек. Плевое дело! Замок совсем не замысловатый, пару минут — и дверь отворяется с тихим скрипом. Дом встречает его еле слышной музыкой, запахом дорогих вин и… тяжелым ударом в лицо! Реборн теряет равновесие, неудачно падает спиной на край лестницы и кубарем скатывается с нее для того, чтобы резко вскочить на ноги и оценить всю опасность своего положения. Подняв свой колкий взгляд, он наконец-то смог разглядеть, кто его встретил в дверном проеме. Сам Дектос Пес, правая рука Дона Ланноте! Этот невероятно огромный парень с большим, косым шрамом на лице, обычно выбивает долги голыми руками. Дектос отдает команду, и на Реборна набрасываются охранники, сидевшие внутри виллы. Задний двор располагает множеством растительности, но сейчас Реборна это уже не спасет. Он уклоняется от одного из охранников, пропуская его тяжелый удар кулака над своим плечом и тут же ударяя в солнечное сплетение. Охранник охает, но выпрямляется: сила удара мелковата, хоть и чувствительна. Охранник тянется вперед, вскидывая руку для того, чтобы схватить, но Реборн резко приседает к земле и делает подсечку. В этот момент второй охранник, который целился в нарушителя, стреляет. Пуля будто останавливается: время замедляется так, что за доли секунды можно было увидеть, как она проносится над плечом чужака, рассекая потоки, и пробивает легкое его напарника, врезаясь в мощное тело, что падает на землю. Возможно, все не так плохо, возможно, алкоголь, что смешался с кровью людей Ланноте, сыграет ему на руку. Реборн разворачивается, держа на вытянутой руке оружие, жмет на курок, запуская механизм ударника, и пуля рассекает воздух, попадая прямо в цель. Насмерть. Без крика боли, тело молчаливо оседает наземь. Пес Дектос ревет будто зверь, его глаза наливаются злобой, яростью, он скалится, в страшной улыбке, обнажая ровный ряд зубов. Шрам на таком выражении лица становится еще уродливее. Реборн прыгает назад, когда Дектос наступает на него, уворачивается от кулака, что вновь летит ему в лицо, бьет с колена в живот, но это не возымело эффекта. Дектос лишь шире улыбнулся, выпуская из горла то ли хриплый смех, то ли рычание. Реборн стреляет почти в упор, но Дектос уворачивается, позволяя пуле лишь чуть царапнуть левый бок. Улыбка Пса меркнет, он наступает вперед. Пользуясь преимуществом своего роста и размера, он практически накрыл собой мальчишку, только Реборна это ничуть не испугало: падая наземь, он крутанулся несколько раз, напоролся плечом на что-то острое и тут же поднялся на ноги. Выстрел — и снова мимо, пуля осталась в земле практически под ногами Дектоса, а тот уже стоял за спиной Реборна, замахиваясь и опуская тяжелый кулак на голову чужака. Только он не успел: Реборн в миг вскинул голову кверху — секунда в секунду наставил дуло пистолета на подбородок Пса и нажал на курок. Пуля пробила голову насквозь, даже не задерживаясь в мозгу: раскроила черепную коробку и ушла вверх. Резко увернувшись, Реборн не дал телу упасть на себя. Дектос Пес мертв, правая рука Ланноте больше не сможет угрожать беззащитным людям. Бой окончен, есть время перезарядить оружие, чем Реборн и пользуется. Достав новый магазин, он вставляет его и слышит характерный звук защелки. В прошлой обойме осталось еще две пули, но придется пока отложить. Немного отдышавшись, Реборн заходит внутрь виллы. Осторожной походкой он крадется по дому Ланноте, пытаясь всегда оставаться в тени. Благо освещения в этих огромных коридорах позволяют теням проникать и прятать. Острый слух пока не подводил Реборна и, пройдя некоторую часть первого этажа, он так никого и не заметил. Еще шаг. Приближаясь к коридору, он замирает, услышав громкий смех и чей-то спор. Люди, что так беспечно себя ведут, направляются в его сторону, и они уже очень близко! Бежать некуда, и он бросается в единственную дверь, что находилась уже позади него. Кухня. Это оказалась кухня, но, не успев даже осмотреться, Реборн теряет мгновенье, и прямо рядом с его ухом пролетает огромный кухонный нож, впиваясь в стену, да там и оставаясь. На него несется человек в колпаке повара. Японец? У Дона Ланноте повар Японец? Времени на глупые мысли нет совершенно. Благо, это простые повара. Четыре патрона, и они мертвы. Реборн осматривается: в конце есть другая дверь. Он идет к ней, переступая тела молоденьких поварят, что так не вовремя попались ему под руку. Подходя к двери, он крепче сжимает руку на оружие, готовясь в любой момент запустить боевую пружину в действие. На удивление — тихо миновав этаж, Реборн подходит к заветной цели. Сейчас он стоит под дверью кабинета Ланноте, напрягая слух в попытке понять, есть ли там кто? Хотя какая разница, теперь Ланноте никто не спасет от заслуженной мести! Реборн опускает руку на витиеватую позолоченную ручку двери, осторожно отжимает её вниз и тянет на себя. Он входит в кабинет, оглядывается. На широком столе лежит красивый золотой браслет Дона Рензамо! Быстро преодолев расстояние от двери до стола, Реборн хватает его, лишь секундой позже понимая: это ловушка.  — Прийти сюда было твоей последней ошибкой! — закричал Донн Ланноте сиплым голосом, отдавая приказы своим ребятам. И Реборну ничего не остается, кроме как атаковать в лоб. Несколько пуль было выпущено невпопад, скорее пугая, чем, раня, но одна попала в бок одному из людей Ланноте, и тот упал на ковер, корчась от боли и хрипя ругательства. Реборн пригнулся от свистящих пуль над своей головой. Падая под стол, он быстро сбрасывает магазин с остатками патронов и ставит новый, тут же вскидывая руку, нажимая несколько раз на курок, спуская механизм. Поднимается на ноги. Быстрая, глупая идея, и он ею пользуется. Взяв самую большую кипу бумаг, он резко кидает ее вверх, и она рассыпается по кабинету, падает сверху вниз, медленно плавая по воздуху, немного усложняя слежение за целью. Всего лишь несколько секунд, но ему их хватает для того, чтобы сделать три точных выстрела. Последняя пуля досталась Донну Ланноте, и теперь его безжизненное тело лежало у ног Реборна, а браслет в кармане. Дело сделано, теперь нужно поскорее уходить, скоро нагрянут полицейские. Реборн делает шаг, но останавливается вновь. В доказательство проделанной работы, он снимает перстень с руки бывшего главы одной из бывших, но самых влиятельных семей Италии.  — Отличная работа, Реборн, — сказал Дон Рензамо, разглядывая небесный перстень и золотой браслет на столе перед собой. — Я не ошибся, впрочем, как и всегда. Реборн уходит с гордо поднятой головой. На его лице блуждает загадочная улыбка. Он доказал. Доказал им всем. И плевать, что у него оборванные вещи с помойки, плевать, что этот пистолет он украл еще несколько лет назад, плевать на голод и на сырой подвал. С сегодняшнего дня он стал значимей в этом убогом мире.  — Этот мальчишка.  — Успокойся.  — Но, Дон, он опасен. Ему всего одиннадцать лет, — советник мотает головой, понимая, что спорить с Доном не имеет смысла. На место возмущения приходит интерес. — Как вы его наградили? И почему не сказали настоящего имени?  — В наше время по-другому не выжить. Его награда — это его фамилия. С этого дня он Хитман, Хитман Реборн, и именно от нас о нем пойдет молва. А мы с ним познакомимся чуть позже, — проговорил наследник, снимая маску с глаз и улыбаясь своему вошедшему родственнику Эросту. Рассадник лжи средь повседневной жизни. Они живут и твердо убеждены, что все дозволено для них. Сильны, хитры, и власть дается только им. Не думайте вы так, глупцы! Патрон на вас найдется, не скальтесь вы, смотря лишь на меня. Ложь порождает страх, неверие. Я выживу, во что бы то ни стало. И глотки вам я разорву, припомню все смешки, подставы. Вам не убить меня, ведь вы шакалы…  — О! Реборн, живой, дружище! — знакомый бармен захудалой таверны радостно обнимает его за плечи, немного потрепав черные волосы. Их маленький темный мир, странный и тесный. Здесь все следят друг за другом, вслушиваются в новости, выкупают информацию и с жадностью её поглощают. Сегодняшние или завсегдатые посетители внимательно смотрят на мальчишку, оценивают, прикидывают, сколько жить ему осталось при той славе, что несется впереди него. Никто не оспаривает, что этот сточный заморыш может вырасти в неплохую шестерку, ну, или чуть больше. Но слишком юн, слишком горяч. И вот сейчас, когда у сцены с танцовщицами, что ночью работают дешевым товаром, началась разборка из-за какой-то шлюхи, его друг попросит помощи. Еще один прокол юнца. Только вот одна проблема: в мальчишке гордость есть, и он умеет уважать. Даже в этом убогом мире старается вести себя гордо. Старики скалятся желтыми прокуренными улыбками и делают ставки на то, когда их покинет этот глупый птенец.  — Хаос!  — Дружище! У меня опять проблемы.  — Те самые? — Реборн кивает в сторону сцены, внимательно следя за потасовкой.  — Вечно у меня появляются какие-то ублюдки и наводят беспорядок. Вчера устроили дебош и не заплатили за поломки и разбитое, а сегодня вон что творят, на девиц полезли.  — Беспредел.  — В общем, мне нужен тот, кто решит проблему.  — Хорошо.  — Я в долгу не останусь, похлебкой и ночлегом обеспечу.  — Хорошо. Не обращая внимания на ноющую боль в руке после прошлого задания, Реборн продвигается в сторону сцены. Двое хиленьких мальчишек перекрывают ему дорогу. Вероятно, шестерки того самого громилы, что решил поразвлечься сегодня. Оружие ни к чему. Он разом бьет кулаком в солнышко одного и с колена в промежность другого. Не смертельно, но на некоторое время задержит их. И пока шестерки загибаются от боли, он проходит вперед, отталкивая одного из них со своего пути. Четверо отморозков стоят недалеко от сцены. Один, тот, что повыше, оборачивается в сторону малого мальчишки и, рассчитав все наперед, принимает стойку. Они нападают друг на друга. Отморозок замахивается бутылкой, Реборн немного отклонился, и бутылка летит мимо, под ноги старшим. Парень замер, поняв свой нехилый косяк, а Реборн воспользовался этим положением и ударом кисти под горло свалил парня на корню. Ему оборачиваться было некогда, он чудом увернулся от новых ударов, нанося одному из троицы свой, и, поскользнувшись на пролитом, он падает. Парнишка на него начинает прыгать. Хорошо, что он довольно хил. Реборн вывернулся, встал на ноги, тот открылся, и он рванул прямым в челюсть. Достал, но опять падение. Он и не помнил, чтобы ему так обидно было когда-нибудь. Он еле успевает встать и отпрыгивает на пару шагов назад, тем самым, отходя с мокрого пола, чтобы уже не скользить. Здоровяка он нахлобучивает быстро, подминая под себя, и тут подлетает третий и бьет с ноги. Реборн видит чей-то ботинок, вспышка, вторая вспышка, после третьей он боль вообще не чувствовал. Рухнул лицом вниз. Реборн пытается встать, эти черти добивают. Получается крутануться, сделать удар под дых тому, что бил с ноги в лицо, и подсечь другого в ноги. Бросок прогибом, кинуть на спину. Парни убегают, хватая своего. Прошло немного времени. И теперь, помятый и мокрый, он с разбитым лицом возвращается к бару.  — Спасибо, дружище! Ты мне так помог, — он еще что-то тараторит, но Реборн его не слушает. Боль по телу раскатами бьет, хочется свернуться калачиком и издохнуть где-нибудь в сточной канаве, только так, чтобы никто не трогал. Очень больно. Реборн забирает ключи с протянутой ладони бармена и уходит в сторону лестницы, проходя мимо зевак, что молча сверлят его спину. Сегодня ставки на него поднимутся еще выше. Но ему плевать. Он хочет сейчас побыть один, уснуть, хоть где. Очень больно. Несмотря на износ, организм все же детский, и пусть он держит свое тело в тонусе и нагружает для заданий, он все-таки ребёнок, только жизнь у него далеко недетская. Уже поднимаясь по скрипучей, прогнившей лестнице, он пошатывается, но упрямо идет вперед. Мальчишка! Облокотившись плечом о стену, трясущейся рукой пытается вставить ключ в замочную скважину, не с первого раза, но все же ему удается это сделать. Наконец-то покой. Сил нет, нервы на пределе, уровень боли зашкаливает. Он закрывает дверь спиной и стекает вниз по ней. Руки колени обнимают, голова опущена, слезы катятся по щекам. Он всего лишь мальчишка, такой же, как и все, брошенный на бедных улицах Италии и растущий как пес. Найдешь кусок — хватай, беги! Не успеешь — в лучшем случае отберут, в худшем — сожрут тебя. Силы покидают, разум дуреет от стонов боли, тело изнывает. Он сворачивается калачиком на полу, обнимая себя руками и позволяя изнеможенному телу наконец-то расслабиться и немного отдохнуть. Утром он проснется на скрипучей кровати с перебинтованной рукой и обработанными ранами. На маленьком старинном столе будет лежать пара кусков черного хлеба, банка консервов и уже давно остывший чай. Но не это привлекает внимание Реборна. Там же, на столе, в углу, лежит бумажный сверток. Он с опаской к нему подходит, прекрасно понимая, что может произойти, но ведь он у друга? Да? Можно ли довериться? Он тянет за веревку, развязывая узел, раскрывая бумагу. Его взору предстало два начищенных новеньких кольта, а под ними лежит сложенная, черная ткань, и лишь ярко-желтое оттеняет эту тьму. На небе появились первые вечерние звезды. Их огни отражались в его аконитовых глазах. Но увидеть это отражение никому бы не удалось. Перед его мысленным взором проносились извилистые улицы Италии, лишенные света и погрязшие в грязи. Но даже это не отвлекает его от очередного танца смерти. Под свист пуль и шепот выстрелов, прогнулся в спине, отпрыгнул назад, придерживая шляпу, выбросил руку вперед, и новый танец двух демонов, дарующих смерть, начал новый виток. На лицах горят торжествующе улыбки, плавные, легкие движения, и можно подумать, что они не соперники, будто заигрывают друг с другом, улыбаются, а в глазах азарт: кто кого убьет? Наконец-то противник попался в ловушку, последний шанс на спасение растворяется в хрипах боли. Он всегда готовит холодный, расчетливый, довольно жестокий план. Моё существование в убогом этом мире давным-давно продиктовано прогнившими богами. Меня засасывает в пучину, но иногда жизнь принимает блики, мерцания ярче не виданные мною. Не знаю, выживу ли завтра я, но знаю точно, что приложу все силы. Я не позволю вам сломать себя, сейчас зависим я от вас, но вскоре связь я оборву на век. Глупые Доны, считающие себя богами, думают, что привязали ниточки ко мне, но я не кукла, мне осталось сдать экзамен, на вас заказ, уже давно лежит. Презрение так и стынет на губах моих, как хочется прицелиться и… щелк затвора высший суд вам принесет. Вы так глупы и так трусливы от всей души презрение в венах, я не скрываясь, открыто скалюсь, вам не превратить меня в щенка, я волк, я рос на улицах Палермо, голодным и босым, я сам поднялся со дна, вы лишь моё оружие, лестница моя на верх, преграда, что уберу с пути я своего, я лично принесу вендетту вам. Ведь я свободный. Я ваша смерть, несчастье ваше, я ваш последний человек, я ваш последний свет… Реборн молча бежал по дороге. Его туфли почти не поднимали пыли, шляпа была низко опущена и почти закрывала своей тенью лицо. Он двигался, быстро, непринужденно создавалось впечатление, что рядом промелькнула лишь тень. Киллер еще немного опустил шляпу, жестокое солнце Италии палило нещадно и уже начинало раздражать и ожидать верчению прохладу. Всю ночь он был в пути, но даже и не мыслил об остановке. Он много времени потратил на тренировки, его выносливость спокойно позволяла двигаться так долго. Внутри звенит, пружина натянулась, инстинкт сработал славно, метнувшись влево, пуля пролетела мимо и, вскинув руку с пистолетом, он выстрелил в упор, в мальчишку глупого еще, что так решил закончить жизнь, приняв заказ не по зубам. Не стерпел работы в паре, вновь убил напарника. Совместная миссия слишком сложна, он подозрителен и чуток. Любой неверный шаг, предатель ляжет наземь. Ему дали задание и приставили еще совсем глупого юнца в напарники, чьим заданием было убить его. Реальность бесит пуще прежнего, доверия нет ни где. Положится ему не на кого. Он один и не тех правил. Жизнь в теневом мире заставляет быть одиноким, и философия приходит здесь сама. По началу душно, мерзко, но с детства помнил он, что положится не на кого. И друг, что барменом являлся, врагом в миг стал со временем. Время летит незаметно, особенно когда проводишь его в бесчисленных тренировках. Телу массы не придать, голодное детство сказалось на развитии. Но сил, выносливости, умений приобрел. Еще немного и сможет он легенды мира теневого превзойти, способен он на многое, один лишь шот, повторить не удастся никому. Но он тогда не знал, что сила его необыкновенна. И солнце жаркое, преследует не зря. Чей взгляд, что видит все, всю боль в моей душе? Ты тоже пережил не мало. Те псы, что много лет назад, пытались разорвать тебя. Ты испугался их тогда? Мой друг, мой хамелеон. Я спас тебя не глядя. И челюсти собачьи не преграда. Мои клыки страшней и рвут они быстрей. Один лишь ты глядишь в меня и видишь без изъяна. Леон, мой друг, бесценный мой партнер, я чувствую беду, но я не знаю где… Размеренным шагом, поднимаясь по каменным лестницам, пролет, другой и наконец-то дом. Ключ плавно поворачивается в замке, отворяя жилище. Дверь открывается без скрипа, он наконец-то дома. Небольшая квартира встречает тишиной, напротив двери, чуть в глубине, большой дубовый стол, он бросает ключ в пиалу, а с порога его выходит встречать Леон. Довольно простой и умный питомец, не требующий особого ухода, не умрет с голоду пока он на задании. Рогатая ящерица, едва заметна среди ветвей китайской розы, но она умна и уже подставляет шею для тонких пальцев, что так ласково погладят. Он не жалел, что спас его тогда, от злых собак, что разорвать хотели. Он его друг, помощник и радость на душе. Хозяин дома опустит руку, отойдет немного в сторону, а ящер все так и будет внимательно следить. Над письменным столом стена обвешана фотографиями разных людей, простой кусочек скотча держит каждую из них, но не на каждой воткнута булавка. Хотя нет, вот именно сейчас он протыкает лоб мужчины, изображенного на фото. Еще одна миссия выполнена. Он удовлетворен своей работой, осматривает стену и все бы хорошо если бы…  — Кто здесь? — у мужчины за секунду в руках ложится кольт, край пиджака взметнулся в развороте. В углу комнаты, в тени, на кресле под окном, где жалюзи закрыты и пропускают лишь едва различимый свет, расслабленно сидит мужчина, скрестив руки в замок, опираясь на трость и лукаво улыбаясь.  — Прошу прощение за вторжение. Господин сильнейший в мире киллер. Вижу, что тебя так прозвали не за красивые глаза, — мужчина улыбается, глаз его под стальной маской не видно, углом скрывает стальная шляпа, что косо так сидит, но вот шрамы на левой щеке и шахматный рисунок на правой растягиваются, становясь еще уродливей.  — Кто ты такой? — киллер поднимает пистолет выше, весь собран и готов биться за свою шкуру до последнего, в тени шляпы глаза следят за каждым движением чужака. — Кто тебя послал?  — Успокойся, — он убирает руку во внутренний карман плаща, что-то там ища.  — Только дернись, — киллер давит на курок, но не до конца, оставляя пружину на взводе, готовую в любой момент закончить начатое. Мужчина достает из кармана пустышку и щелчком пальцев подкидывает её вверх, клетчатые перчатки ему в этом совсем не мешают. Он закидывает ногу на ногу и вновь опирается на трость, склоняя голову, высокий воротник прячет его волосы.  — Я сам по себе — пустышка, что взметнулась вверх, описывает дугу, кружась в полете, и падает вновь в ладонь своего хозяина. Я… Прозрачная пустышка. Намереваюсь собрать сильнейшую в мире… семерку избранных!  — Семерка избранных? — все еще стоя на пороге в комнату, киллер держит оружие на вытянутой руке, недоумевая но…  — Да.  — Хочешь сказать… это работа в команде? — интерес, чувство азарта просыпается.  — Ты будешь вознагражден. Но прежде мне нужно собрать всех вас вместе, — он поднимает руку, держа в нем лист бумаги, на котором нарисована местность, там по центру красным крестом перечеркнуто здание. — Вот здесь… Ты встретишь своих будущих коллег. Элегантный мужчина проходит среди улицы между четырехэтажных зданий, домов, торговых лавок. Его паранойя не оставляет в покое, так же как и тень, что следует за ним шаг за шагом, руки в карманах, но поза расслабленна, взгляд его строг и подозрителен… Он пришёл к назначенному часу, в нужное место. Шаг, другой, остановился, выпрямляет завитушку, высшая степень задумчивости. Темное помещение, с узкими, но высокими витражными стеклами традиционно для Италии. Здание совсем пустое и лишь в центре него стоит круглый стол с высокими стульями, там уже расположилось несколько лучших. Избранная семерка, Ипрешеелти Сетта была собрана на своё первое задание. Тогда они едва знали друг друга, потому слишком осторожно относились, присматривались. Из них всех лишь несколько вели себя невозмутимо, будто ничего не обычного не происходило. Девушка по именин Луче, такая яркая и теплая всем улыбалась, предлагала печенья, не обращая внимания на то, что ученный ее не заметил, что-то быстро писавший, на колкие слава девушки в военной форме, но несколько все же приняли её угощение. Необычный китаец, слишком спокойный и совсем еще юнец в форме мотоциклиста.  — Не хотите ли попробовать.? — девушка по имени Луче становится возле него, ярко улыбаясь.  — Я не люблю сладкое, — твердо он отвечает.  — Правда? — не чуть не огорчаясь. — Тогда как насчет кофе? Я сделала очень вкусное эспрессо.  — Ты, кажется, не понимаешь. Я хочу сказать… Упрямец! Девушка сбивает его нежным смехом.  — Если ты мне не доверяешь, может мне выпить первой, киллер-параноик-сан? Девушка улыбается, она совсем не задета таким положением вещей. После её слов каждый за столом встрепенулся, смотря на нее открытыми глазами, и даже Реборн поднял свой взгляд, удивляясь её простодушию и прямолинейности. Пока девушка наливала кофе, Реборн задумчиво выпрямлял виток.  — Я понял.  — Что? — откликается девушка, на миг замерев.  — Я попробую его. Так случилось, что я люблю эспрессо.  — Такие милые. Твои завитые бочки, такие милые. Он, конечно, знавал женщин, но эта девушка уже второй раз потрясает, удивляет его. Он даже завиток случайно выпустил из пальцев и теперь смотрит искоса на девушку из-под тени шляпы, вдыхая приятный аромат кофе, что она поставила перед ним. Эта девушка… Природа её любит, цветы к ней тянутся, птицы к ней летят. Это странно, но их задание среди прочих, оберегать её. Обвал так не вовремя случился, булыжник наклонился и вот уже со скоростью несется на неё, но Реборн так и остался лучшим среди них. Одна лишь пуля и камень в крошку. Лар за спиной, Фонг стрелой поднялся вверх проверить гнездо, Луче лучезарно улыбается. Но среагировал он первый. Сильнейший среди них. Они получали не маленькие вознаграждения, пачки купюр, золотые слитки, бесценные монеты. Все задания выполнялись без сучка и задоринки. Каждое новое задание оплачивалось все выше и выше. Но не деньги их волновали, они просто хотели стать лучшими. И брались за новые интересные дела по их мнению. Миссии были разные: от охраны важных персон и политических убийств до военных секретов. Скучать не приходилось. Они отлично сработались. И вот однажды, после выполнения особенного тяжелого задания, они получили последнее: забраться на гору и найти некоторое сокровище. За ними увязался парнишка, что неровно дышал к Лар. Он молча наблюдал со стороны, так же, как и семерка избранных, только вот они в отличие от Колонелло не могли пошевелиться. Их словно пригвоздило к земле. Бессильно злясь на свою доверчивость, на то, что расслабился и позволил себе поверить. Реборн сжимал зубы, но не мог что-либо изменить. Яркая вспышка света и проклятье аркобалено одето на вечность. Их призвали защищать проклятые пустышки как аркобалено. Поднимая дрожащую ладонь вверх, поднося к лицу и рассматривая её, Реборн желает увидеть шрамы, но кожа чиста и бела. Как у младенца. Никто из них не смог легко принять, эту ситуацию, что случилась с ними. Кроме Луче, которая знала, что все-таки это случится. Мальчишку задело, Лар оказалась незавершенной, её место занял рыцарь сердца, только вот легче от этого никому не стало. Нас приговорили к казне, мучительной и долгой, но неизбежно смертной. Я не могу принять себя. Проклиная всех богов, что существуют в этом мире, всех кого знавал я. Всех. Я не могу принять. Уйти. И я ушел скитаться в горы, что ведут меня к неизбежности. Боль растекается по венам, проникая всюду. Я кляну себя, свое глупое эго. Отчаянье закрыло взор мой. Ведь знал же, знал, что здесь нечисто, не верил, проверял, ослабил хватку, позволил усомниться я в себе. Как жаль. Я не могу справиться с собою, своими мыслями, обеспокоенными взглядами людей и милование женщин над ребенком. Я просто проклятый, что находится в заточении. Младенец, всего лишь младенец. Не один раз в жизни он чувствовал себя беспомощным. Ломали, били, подставляли. Но на ноги встал, имел он славу, силу. А теперь его сломали. Клыки сточились, непонимание, неверие, в попытках проснутся, Реборн рвет волосы на голове. Как же так? Как он упустил? Почему доверился? Пуля что оцарапала его щеку, не приносит и доли тех страданий, что несет в себе он. Пленен. Заложником проклятья стал, заложником себя. Тюрьма похлеще кандалов и пыток. Неуверенные шаги, падения. Так трудно вновь на ноги вставать, так больно истину принять.  — Реборн.  — Что ты здесь делаешь? — он вновь поднялся на ноги, попытки вернуть былые возможности закончились.  — Пришел навестить тебя. Не спрашивай, как и зачем. Это бессмысленно, — аркобалено урагана спрыгивает с ветки, подходит к солнцу, кладя свою руку на его плечо.  — Я не нуждаюсь в твоем присутствии, — Реборн смотрит на маленькую ладошку Фонга, сжимая зубы в бессильной злости. Нет, это не возможно. Он не примет это тело.  — Тебе нужно отдохнуть. Твои усилия тщетны. Очисти разум, — Фонг отходит в сторону и в прыжке собирает хворост для костра. Реборн следит за товарищем по несчастью, он силится понять. Как? Как тот так легко передвигается? Он сам посчитал в этих горах каждый камень. Уже знает, где какая яма находится, опыт не потеряешь, каждое падение запоминается в коре. И рад бы забыть, но шишки, что набиты, не позволят. Друг умело разжигает костер, он не потерял и толики своей силы.  — Тебе нужно принять. От этого нам уже не убежать. Мы не можем изменить то, что предначертано нам судьбою.  — Опять ты философствуешь. Я сам пишу… писал свою судьбу.  — Скажи мне, что изменилось?  — Ты издеваешься?  — Нет, мой друг. Смотри. Ты жив. Ты можешь стать сильнее. Ты лишь немного изменился внешне, но разве ты себя утратил? Кто ты? Реборн. Тишина поглощает, лесные птицы слишком громко живут своей птичьей жизнью, это раздражает. Слова Фонга раздражают. И он уже оборачивается, чтобы высказать все, что он думает о его философских мыслях. Но Фонга рядом нет. Он один у костра с аппетитным кроликом на вертеле. Фонг поймал его за секунды. А он уже несколько дней голодает, потому что не может попасть в цель. Это бремя несет вся команда. И сейчас нужно идти по тропе совершенствования. Сжимая кулаки, он хмурится, кивает сам себе. Он прыгает вниз, и как удачно не упал! Леон на руку заползает, теперь не ящер — пистолет. Выстрел в темноту и быть не может! Он попал! Птица камнем падает на землю, замолкая в эту ночь. Быть может философия не грех, быть может, есть толк в его речах? Прыжок другой, он смог пройти вперед, еще немного, скользит он вниз со склона. Упорство честь ему дает, он покорил вершину животом. Сегодня он сумел встретить утро с вершины, и лес так тих и горы, лишь Фонг в густой листве улыбнется и прочь уйдет. Он сделал своё дело. На время он поверил в слабость, но дух не сломлен, он мог исчезнуть, но не исчез. Он жертвой стал, но он поверил. Поверил Фонгу, себе поверил. Сколько убийц приходило по его душу, и ни один не выжил. Он не надолго прерывался. Помог семье наследника поднять. И босом стал тот мелкий, и сам он смог подняться. Семья Каваллоне не забыла благодарности ему за отпрыска, за босса. И вот теперь он нужен. В Вонголу призывают. Быть может, путь его нарушен, но жизнь не кончена, пора и голову поднять. Мне не забыть, когда оставил дом я свой, где жил, родился я. Я стал бродить, я стал искать, и было легче покинуть глаз людской и стало трудно мириться с жизнью своей. Я смог прижиться в теле этом, я снова опыт приобрел. Я научился жить по новой. Заказы брать я стал, рука не дрогнет. Мой друг, мой спутник остался рядом. Его коснулась проклятая магия. Он моя душа, моё оружие. Искать отчаялся, лишь время зря теряя. Жизнь не окончена, я смог, я принял. Я буду жить. Ведь не забыл я, ни лестницу, ни дом, ни через что пройти пришлось нам вместе. Мой друг со мною рядом… Человек, не обладающий элементарными принципами и незнающий законов чести не может находиться в ней. Но разве это не сказки? Сколько змей здесь трясет своими погремушками, сколько крыльев смертельных ос шелестят. Той ночью он не спал, стук сердца просто не давал ему уснуть. Они встретились вновь, спустя столько времени. Только вот она теперь… Эта девушка… В воздухе витает запах весны, свежей листвы и домашних цветов. Это утро для него одно из необычных. Он уже успел прославиться, как проклятый младенец, сильнейший из них. Он восстановил свою честь и славу с нуля. И не смотря на то, что он свыкся и имеет преимущество, это бремя все еще тяжело. Шесть лет скитаний и десяток на восстановление в теневом мире. Никто не забыл, а многие до сих пор боятся. И лишь молодые не понимают, пытаются куш сорвать, но старики то помнят. Находясь в центре города, где жизнь кипит, он отправляется к информатору после встречи с Девятым. Когда-то эта таверна была ему знакома, теперь уже бар, в котором заседают старики за стаканчиком хорошего виски, вспоминая молодость. От него ждут дозволенную информацию.  — Реборн. Девятый выбрал? Нелегко придется тому парню. Что на этот раз, Рим, Венеция?  — Япония.  — Япония! — Старики разворачиваются, не веря глядя на киллера. Историю все помнят. Слухи не забыты, ведь именно там… — Это его окончательное решение? — им не понятно. Множество кандидатов были убиты, но есть прямой совсем под боком. Почему?  — Да. Меня ждет долгая дорога. Он все еще встречается с людским презрением, неверием. Рискнувший жизнь свою озолотить, мужчина нож поднял над ним. В упор в ответ он видит пистолет.  — Он не игрушечный, — говорит Реборн, обращая Леона. И тот роняет нож, зажмуривая взгляд. Жизнь дорога. Время бьёт на моих часах. Я спешу в свой путь скорей. Жизнь скучна, обиды, боль, сердце точат здесь мое. Презрения взгляд ко мне, отчаянье и смех. А на часах все вечность бьет. Уж скольких пережил. Теперь учить мне самому. Мальчишка глупый, еще птенец. Домашний он, в уюте и как скажите мне, такого на ноги поднять? Носитель крови Примо, если бы ни это, то взор на него и не пал. Глупый, пугливый, мальчишка трясущийся. И прозвище к нему не зря прилипло. Совсем один он. Реборн с любопытством осматривается, заглядывая в каждый уголок, и внимательно наблюдает за обитателями дома. Уже неделю он живет в комнате наследника и вот сейчас пока мальчишка в школе он просматривает информацию, что собрал, распечатки, отчеты, фотографии. Хранители уже найдены, но контакт настроить будет сложно. Мальчик невозможно прост, слава о его никчемности бежит впереди него. Потенциальные хранители даже и не смотрят в его сторону. Он гоняет его по горам, усиливая выносливость, совершенно не заботясь о состоянии мальчишки. Все эти истерики, слезы и крики не смогут помочь. Он чувствует презрение к наследнику, что так слаб душой и телом. Задаётся вопросом: как из этого сделать босса? Киллеру пришла на память его схватка с Фонгом, еще тогда они только стали аркобалено. Было неплохо разрушить пару гор. Они не останавливались ни перед чем. Пули посмертной воли, конечно, открывают потенциал мальчишки, но этого мало. Он так и не смог призвать своё пламя сам. Реборн не знает, что написать в отчете Девятому. Но пасовать ему не к лицу, он справится с заданием, во что бы то ни стало.  — Реборн-кун, садись завтракать.  — Спасибо, маман. Чтобы он не делал, все летит в пух и прах. Ворует завтрак, в ответ лишь нытьё, пускает пулю в голову, позоря этим, в ответ лишь грустный взгляд. Мальчишка! Он вызывает парнишку, что прославился в Италии. Стратег и ближний бой хорош, немного молод, но пелену стереть он должен. И вновь провал, мальчишка испугался сам, Леон в руке дает понять, что без него не справится. Контакт налажен, но не так. Следит за сном он детским и память просыпается, он сравнивает себя, его. Пути расходятся в начале, он вспоминает взгляд его, он так похож, на взгляд её… Он ухмыляется, следя за потугами будущего десятого. Математика наука сложная, не для него, а для наследника. Тихонько хмыкает, уходит, пора призвать хранителя. Дом шумный стал и праздник в нём почти всегда. Он слишком добрым стал. Состояние его подопечного тревожит, он не понимает, что творится с этим ребенком. Реборн поднимается по лестнице в их комнату. Совсем тихо приоткрывает дверь, размеры его сейчас позволяют быть более скрытным, чем раньше. В комнате царит мрак из-за плотно зашторенных окон, но, не смотря на это, он все же спрятался за тенью от тумбы. Он всегда так поступал, его любимая игра в тени, не раз давала пищу и спасенье. Его внимательный взгляд, безошибочно отыскал объект. Его ученик лежит калачиком на постели, уткнувшись в подушку, плечи трясутся, всхлипы не так редки. Он был настоящим мастером своего ремесла, самым опытным и искусным убийцей этого мира. Но он не знал, что может сделать против небесных слез. Он вспоминает глаза Луче, её слезы, хмурится и осторожно уходит. Сейчас он бессилен. Да и битва между наследниками не за горами. Молятся лишь те, кто сверху. Они идут за нами в след. Мы знаем, рядом мы и не покинут нас. Но твои глаза закрыты. Слеза скатилась по щеке. Я вспомнил прошлое, что не являлось им. Обиды, ложь и раны, наверное, остались. Как жаль, я не увижу, как глаза твои откроются с рассветом. Под моими ногами сухая листва, под твоими, лилии цветок. Только вот я стою, а ты лежишь. Надежда сердце переполняет и, пролетая туннель, он жизнь увидеть ожидает. Он тщательно осматривает жилище, нет, не его, а базу. Неожиданно его зовут.  — Реборн.  — Ямамото, — он оборачивается, внимательно смотря на повзрослевшего хранителя дождя. Только вот Такеши почему-то молчит, смотрит на него взглядом побитой собаки. — Отведи меня к нему.  — Хорошо. Но вначале нужно к Джанини. Он кивает в ответ и, запрыгивая на плечо хранителя, отправляется к новому механику Вонголы. Джанини в обморок падает, когда видит живого аркобалено. Ему рассказывают, что выживших нет. Про босса Вонголы никто и слова не говорит. Он надевает костюм, что поможет от излучения, и его относят к нему. Его ученик спит. Не стоит беспокоиться о последствиях, когда ущерб уже нанесен. Он думал отложить немного на потом, на завтра или на неделю, когда погода благоприятна, кода и тени нет на небе, но судьба показала ему совсем другую реальность. Отчаянье захлестывает, сейчас он понимает, что ученик его, дороже всех на свете. Проникся он к мальчишке, к слезам, нытью и слабости его. Хибари приходил, и гордость распирала. Он воспитал прекрасного бойца и человека, как жаль, что сам погиб, что не доглядел за мальчиком. Он не успел, а так хотел. Что уж тут говорить о мечтах? Он видит кто он, он знает, что мир его не изменился, проклятье рядом с ним и все никак не сгинет. Смертельный вирус Нон-Тринсета, убил их всех, он вновь в опасности, но не в стенах убежища. У него оказался одаренный ученик, он доволен, что мальчик позаботился о безопасности. Ему даже интересно, сам? Однако происходящие не смогло сломить его гривуазности. Когда наследники прибыли, он, как ни в чем не бывало, продолжил обучение, теперь не упуская из виду. Его друг и бывший аркобалено Лар, взяла на обучение мальчишку. Он завидовал ей так сильно, она человек, слаба и в горе утонула, но человек. Ей повезло больше остальных, ведь она незавершенный аркобалено. И лишь со временем он перестал коситься на нее, и зависть в душе утихла, отчаянье, и боль за тех, кому доверился, проникло в сердце, словно острие. Он ловит себя на пассеизме, но быстро возвращается в реальность. Он снова помогает ему встать на ноги, глупый, плаксивый, слишком добрый, но от того не менее справедливый. Он впервые увидел злость и ярую решительность в мальчишке. Реборн никогда не забудет как он впервые стер врага с лица земли, без жалости и страха. И лишь потом он наблюдал отчаянье и сожаление. Учитель доволен учеником. Реборн часто сравнивал его со своим первым учеником. Вернувшись в свое время, он вновь построил графики в уме. Каваллоне тоже был мальчишкой, но боссом стал отличным, семью не бросит, щитом он стал. А Тсуна совсем другой, неудачник, одним словом. И даже после произошедшего он наблюдает ту же слабость и доброту. Реборн уже устал качать головой, ему не изменить его, он понял это в сотый раз. Бессильно здесь оружие и страх, он может лишь направить. Наследие юнца и съезд семей, увидеть мне дало, как слаб я стал. Рука не дрогнет, нет, но силы на исходе, я чувствую конец. Я чувствую преддверие беды. Мой друг Леон, останешься ли ты со мной? Единственный, родной. Я чувствую конец, на краю мой век. И вот совсем немного осталось мне, я не успел так много. Я жить хочу. Еще немного, совсем чуть-чуть, позвольте Боги, мне воздухом дышать, за небом приглядеть. Я вовсе не спешу, я не хочу свершить тот шаг, что к смерти приведет…  — Иди, Тсуна.  — А ты, Реборн? — мальчик мнется, не решаясь уйти.  — Мне нужно обсудить некоторые дела с Тимотео.  — Хорошо, — Тсуна кивает и убегает к друзьям. Теперь можно и отпраздновать в месте с Шимон сбор семьи и создание новых уз дружбы. Когда дверь закрывается, Тимотео обращает свой обеспокоенный взгляд на него.  — Что тебя тревожит, Реборн?  — Мой век идет к концу. Боюсь, я не успею закончить свою миссию, — эмоций ноль, ведь он пришел за приговором.  — Тебе как обычно, эспрессо?  — Да. Тимотео ставит чашку перед своим подчиненным, садится в кресло и размышляет над словами аркобалено. Реборн молчит, он ждет решения. Нечасто смертников спускают, как правило, они не мучаются. Семья решит, как поступить.  — Ты помнишь клятву, что давал? А помнишь, кровь ты проливал. Реборн ты служишь нам давно, мы никогда тебя не предавали, и нам помог не раз ты. Ты был всегда свободен, не смотря на узы семьи. И обязательств у тебя немало, — Тимотео замолкает на минуты, что-то обдумывая за глотком горячего чая. — Мы не предадим тебя и впредь. Ты не замечаешь, как важен, стал в семье. Я верю, что твои слова вновь повторятся лет через пятьдесят. Реборн покинул гостиницу, не может он понять слов Дона. Странный сон тревожит его разум. И каждый раз, закрывая веки, он вновь приходит, будоражит и воспоминаниями накрывает. Будь, проклят день тот, когда в руках записка появилась, когда вновь вместе оказались. И эта тварь явилась перед ними, не страшась расправы. Им снова как собакам, будто кость подкинули. От злости Реборн кулаки сжимает, ему хочется, чтобы хребет под его напором трещал, ему хочется убить. Но их магией странной заставили быть на месте и слушать те сказки о возврате их облика. Его товарищи ведутся как щенки. Он не поведется и слова сомнению предает. Его не слышат, он уходит от ответа. Его товарищи повелись на ложный подлог. Так и разошлись, каждый принял своё, махнув рукою вослед. Он чувствует обиду, что разъедает сердце его ученика. Он уже свыкся с мыслью, что очередной обман неизбежен и коли жить так мало здесь ему осталось, он решил потратить время с пользой, до конца. Он не бросит мальчика в беде. И вот когда мальчишка стоит на проигрыше отцу, он использует подаренное время. О как приятно вновь человеком стать! Он боялся, что силы нет, но навыки и годы тренировок, не потеряли память и умений. Он видит удивление в глазах Емитсу, его признали и помнят, приятная неожиданность. И став человеком, он чувствует тепло в груди, мальчишка стал для него его ребенком. Он будет ему вторым отцом, пока век его позволяет. Наставит, научит, не бросит.  — Хаос, — статный, гордый мужчина, стоит посреди разбитой горы, стреляет он в землю, выпуская двойную смерть вперед себя. Он с легкостью бьет в грудь с ноги и Емитсу отлетает назад. Вслед за ударом из-под самой земли со скоростью вылетают пули, что были выпущены минутой назад. Они крест на крест направляются к горлу советника, целясь строго в сонную артерию. Стиль истинного убийцы! Только вот Емитсу успевает увернуться и теперь тяжело дышит, смотря не верящим взглядом на соперника, он вытирает кровь, пули не убили, но поцарапали. Еще бы немного и он бы умер на глазах у сына. Теперь советник понимает, почему этот киллер непревзойденный. И он бы высказался, да только они враги, соперники. И здесь бой идет не на жизнь, а на смерть. Колонелло и Лар сидят в стороне, они вновь любуются непревзойденным стилем убийцы. Ностальгично. Реборн больше не тратит время на советника, он возвращается к своему ученику. Его исход должен пройти с пользой, он вновь наставляет, дает совет к победе, а после принимает свой проклятый облик. Его ученик не перестаёт удивлять своей наивностью, но он все же побеждает своего отца. И битва бы продолжилась, да только судьи на пути их стали. Сама Вендетта дорогу перешла. Сколь бы мир не силился сломать меня, ценности не сменяться. Может я неправильно жил. Но я сам, свою судьбу писал. Все кончиться и мир не обеднеет. Я смерть приветствовать смогу. Скоро гнить в сырой земле. Не грустно и не страшно. Все кончиться, это мой последний путь. Защиты нет. Я уже мертвец… За его спиной движение, он чувствует, что здесь замешан ученик. Не мало усилий Тсуна приложил и всех собрал на месте. Он горд, ведь мальчик смог объединить врагов. Он путь к их сердцу смог найти. Они одни и Тсуна совсем уже другой.  — Реборн! Я готов рискнуть жизнью! Это моя решимость, моя сила! — Тсуна злится на опровергающие слова учителя, его пламя полностью его поглощает, такое яркое и сильное.  — Ты должен понимать, даже с таким пламенем тебе не победить Джагера, — Только вот его слова возымели совсем иной эффект. Его ученик испускает невиданную им силу пламени. Он сам пригибается к земле, держа полы шляпы, что вот-вот улетит. Под натиском решимости своего ученика, он вспоминает о своей былой силе, о той жизни, что он потерял.  — Помоги мне выжить, Тсуна — шепчет он. — Если и умирать когда-нибудь, то без сожалений…, но знаешь что… мне захотелось почему-то пожить еще не много. — Он знает, он не один поверил. Поверил без сомнений. Впервые в жизни прося помощи, он готов всецело отдаться победе. — Я хочу своими глазами наблюдать за твоим ростом, — Реборн никогда не скажет в слух, но его ученик, ему словно сын.  — Ре… Реборн! — Тсуна успокоился, и пламя затухло. Он не ожидал, что учитель примет его помощь.  — Я хочу жить, — серьезно проговаривает младенец. А потом уже в своей извечной манере — Ну что? Могу я положиться на тебя?  — Конечно… Конечно, можешь! — Тсуна воодушевлен, доверием, согласием, он приложит все силы, он обязательно спасет его!  — Что за глупое лицо, — очередной целебный пинок, строго в полезной дозе. Семерка аркобалено воодушевлена. Каждый из них пошел наперекор шахматноголовому и стал сражаться, объединяясь с наследниками нового поколения. Реборн не мог описать свои чувства, когда видел, как Мукуро сражается спиной к спине с Хибари, как Бьякуран прикрывал Занзаса. Он следил, как избивают его ученика. Знает, Тсуна не справится сам, ему нужна помощь. Он был единственным, кто сохранил немного времени и воспользовался, так же как и в прошлый раз. Вновь водя за нос мальчишку.  — Занятно. Я тоже хотел бы стать другом Реборна, — Бермуда нахально улыбается. В силе своей он уверен.  — Мечтать не вредно, Бермуда.  — Ну и ладно все равно тебе осталось недолго.  — Да что ты говоришь? Бермуда атакует стремительно быстро, вкладывая в каждый удар немалую силу. Но Реборн не зря считался непревзойденным. Он умело уворачивается от атак, но уступает в скорости. Опыт битв и внутреннее чувство, шепчет ему, тело двигается само. Он смог уклонится от многочисленных атак. Только вот Реборн просчитался, не заметил, как его заманили в ловушку. Но даже в момент убийства, он остается спокойным. Его достали, удар наносится в горло, не увернуться и даже не смягчить, но сумел отвести от артерии. Бермуда ликует. Звание сильнейшего аркобалено подорвано. Но Реборн улыбается. Давно он не чувствовал опасности, так давно не был на грани смерти. Противники перестали доставлять удовольствие в битвах, но сейчас как тогда, в юношестве, когда он только становился на путь киллера. Защита падает, все чаще Бермуде удается наносить удар. Но ведь он не себе помочь пришел.  — Ну и зачем ты влез? Без толку, — Бермуда кружит вокруг своей добычи, улыбается, доволен уже почти победой.  — Полагаешь? — Реборн уворачивается от очередного удара, достает пулю из внутреннего кармана. — Все что мне нужно. Один выстрел. Выстрел этой пулей и все будет кончено. Реборн достает кольт, показательно заряжает. Прицел во врага, что перед ним, но…  — Умри, — Бермуда уворачивается и пуля продолжает свой ход, достигая нужной цели. Барьер сломлен. Его ученик превзошел все мыслимые границы и одолел их врага. Победа оказалась в их руках. Они смогли доказать свою правду, принести решение и сломать систему семерок аркобалено. Иногда истина может шокировать. Вот и Реборн остался удивленным от правды. Но теперь эта история, как и защита мироздания уже их не коснется. Они наконец-то свободны. Странно ощущать себя историей, странно жить вновь. Каждый раз судьба делала неожиданные виражи. Она по настоящему меняла небо и землю, ставя нас то на головы, то на ноги. Испытания были по истине тяжелыми. Солнце светит так ярко. Я в жизни так не радовался своему истощенному телу, но крепким костям. Так приятно вновь ощущать жизнь и силу. Смотреть на людей не снизу вверх, а на оборот. Так как и положено человеку. Теперь я вновь человек и предела радости нет. Я помню свою тяжелую юность, я помню, через что мне пришлось пройти. Но судьба улыбнулась мне. Подарила мне небо и новую юность. У меня есть еще один век.  — Ну вот, я же говорил тебе. Ты не один Реборн. Твой одинокий путь закончился в тот момент, когда ты взялся за заказ Ланноте. Рука Реборна дрогнула, так и не донесшая чашку горячего напитка к губам. Брови удивленно вздернуты. Но ведь он не первый век живет.  — Да, Дон Рензамо, — он нахально улыбается, как и бывает у юнцов. Ему можно. И старик улыбается. Он доволен и рад, что не ошибся в своем решении. Конечно, он не велик как стратег, но еще тогда… много лет назад, когда он только стал девятым наследником, интуиция настойчиво просила принять бездомного юнца под крыло.  — Значит, Тсунаёши все так же упрям в своем решении. Это хорошо.  — Хорошо? — сегодня поразительный день откровений.  — Если бы он согласился, наш мир, так и остался окровавленным. Я верю, что он сможет изменить наш мир. Реборн тоже верит. Он приложит все усилия для того, чтобы мальчик не изменил своего мнения.  — Дон Тимотео. Я бы хотел уйти. Ноно не удивляется подобному заявлению. Он знает с кем останется киллер и Емитсу знает, прекрасно понимая, что он уже не имеет влияния на сына, что он стал лишь биологическим отцом для своего дитя. Реборн покидает резиденцию девятого. Не знает, вернется ли он еще в эти стены. Но идет упрямо вперед. Он не смотрит в глаза Емитсу. Он наконец-то вернется к своему глупому ученику. К своему небу.