Праздник не для всех

На бал-маскарад, посвященный Хэллоуину, Северус Снейп идти не собирался. Не собирался, но пришлось. Профессора, особенно деканы факультетов, обязаны были присутствовать на балу и следить за дисциплиной. И хотя Северус был далек от всей этой шумихи, и его раздражал даже антураж праздника, он вытащил из сундука видавшую виды маску вампира и отправился в Большой Зал. Хогвартс и его окрестности превратились в одну большую тыквенную грядку. Тыквы скалили зубастые пасти и плевались паутиной. Северус едва успевал уворачиваться. Студенты же наоборот радовались, если оказывались пойманными, и старались высвободиться с помощью невербальных заклятий. Удавалось не всем, зато победители имели право заказать песню приехавшей на праздник мегапопулярной группе «Кровососы из Бирмингема». По школе расхаживали вампиры, привидения, всякого рода нечисть и — писк сезона — дементоры. Малышня кричала; девчонки верещали, а зажавшие их в уголке дементоры тянулись за поцелуями. На такие игрища Северус внимания не обращал — пусть развлекаются, главное, чтобы не поубивали друг друга. Еще желательно было, чтобы не кричали, но приходилось терпеть: «Праздник — время веселиться!» — внушал Дамблдор. Праздник… Северус заскрежетал зубами. Ладони похолодели и стали липкими. Он несколько раз глубоко вдохнул и сжал кулаки. Кому праздник, а кому наоборот. Ровно в семь двери Большого Зала распахнулись. И сразу Хогвартс огласили дребезжание гитары и дикий вопль согнувшегося над ней Кровососа. Разномастная толпа студентов с радостными возгласами ринулась за столы. Набивать животы им тоже было весело. В конце концов, даже в Хогвартсе не каждый день подавали глаза змеи на закуску и сладких пауков на десерт. За годы учебы, а потом и преподавания, Северус изучил фантазию работавших на кухне домовиков досконально. И хотя каждый год они придумывали к Хэллоуину какое-то новое блюдо, удивить Северуса уже не могли. Прошли те времена, когда он был способен удивляться. Потому придвинул к себе ароматно пахнущий горшочек, наполненный тыквой, запеченной с мясом, и блюдо с тыквенными же оладьями. Тыквенный сок он проигнорировал, отдав предпочтение крепкому чаю и отличной медовухе из подвалов мадам Розмерты. Разговаривать не хотелось, и всеобщего оживления за учительским столом он не одобрял. К счастью, сидевший от него по левую руку Филиус Флитвик быстро это понял и переключил внимание на мадам Хуч, принявшую, видимо, уже не одну чарку. Они шутили и смеялись, а когда ученические столы сдвинулись к окнам, освободив в центре зала площадку для танцев, пустились в пляс. Северус поморщился. Он давно привык, что для всех этот день — праздник. И из года в год к середине вечера оставался за столом в одиночестве. Тем неожиданнее было увидеть рядом с собой бледного и поникшего Люпина, потихоньку тянувшего медовуху и, казалось, не обращавшего внимание ни на что вокруг. Но когда один из Кровососов в драйве повалился на пол и с упоением вдарил по верхним нотам, Люпин скривился и, резко встав из-за стола, покинул зал. Северус ему даже позавидовал. Себе он такого позволить не мог. Повод появился, когда Малфой в компании Крэбба и Гойла, наряженные дементорами, вслед за Поттером выскользнули за дверь. Потакать Поттеру в его слабостях или наказывать своих подопечных за невинные развлечения Северус, конечно, не собирался. Но оказаться в относительной тишине было приятно. А решив, что в Большом Зале и без него глаз хватает, он отправился патрулировать коридоры. Там, недалеко от Больничного крыла, его и поймала мадам Помфри. — Северус, как хорошо, что я вас встретила! Приближается матч по квиддичу, а Костерост… Северус разочарованно вздохнул. Не далее как два дня назад он сварил целый котел Костероста, а утром разлил по фиалам и отнес в Больничное крыло. — Можете называть меня старой дурой, но ни одного пузырька не спасла, все разбила. Как же так… Впервые за столько лет… Мадам Помфри запричитала, а Северус облегченно вздохнул. Костерост — самое то что нужно. Все равно этой ночью не заснуть, а работа поможет отвлечься от горьких мыслей и воспоминаний. *** Мерный стук ножа, которым он резал ингредиенты, успокаивал. Необходимость сосредоточиться на процессе приготовления, хотя Северус назубок знал рецептуру и мог с закрытыми глазами сварить любые зелья из школьной программы — и многие помимо нее, — умиротворяла. Одиночество не тяготило. В такие моменты он был в ладу с собой: почти доволен жизнью, почти счастлив. Почти. Из состояния благостного спокойствия его вывел негромкий стук в дверь, прозвучавший в тиши кабинета, словно набат. Северус выругался, почувствовав, как зародившееся где-то под ложечкой раздражение разливается по всему телу, и крикнул: — Кто там еще? Дверь приоткрылась, и вошел Люпин. — Добрый вечер, Северус. Северус ничего не ответил, уставился на Люпина в упор и изумленно приподнял бровь. Издевается? — Я могу войти? — Уже вошел. — Не помешаю? — Люпин внимательно посмотрел на котел с булькавшим зельем и принюхался. — Зачем пожаловал? — спросил Северус вместо ответа. — До полнолуния еще далеко, и это не Ликантропное. — Я так и понял. — Люпин извлек из кармана своей видавшей виды мантии бутылку огневиски и поставил на стол. Северус посмотрел на Люпина, на бутылку, снова на него. Огневиски был вполне достойный, не из дорогих, но и не дешевое пойло, что забулдыги распивали в подворотнях Лютного. — Повод? — спросил, на автомате помешивая зелье: руки сами знали, что нужно делать. Люпин усмехнулся. — Ты и сам знаешь. Мне кажется, что все забыли, — все! Даже Дамблдор. Только мы с тобой помним. — Голос его сочился горечью. Северус кивнул, давая понять, что тоже так считает, и сглотнул подступивший к горлу ком. Потом уменьшил огонь под котлом, заколдовав так, чтобы он через нужное время погас, и достал из шкафа два бокала. Пили молча. Каждый думал о своем; о своем горевал. Пока Люпин не нарушил молчание вопросом: — Помнишь тот Хэллоуин, что мы провели вдвоем в Больничном крыле? — Это когда твои дружки наложили на меня проклятье зуда? Конечно, помню, склерозом пока не страдаю. — Ты задолжал мне матч-реванш. Помнишь? — Я уже сказал, что помню все. — И, увидев недоверие во взгляде Ремуса, добавил: — Все, Люпин, все! Ремус откинулся на спинку кресла и одним махом осушил стакан. Все — это хорошо, значит, еще есть шансы наладить теплые отношения, а не сохранять сдержанный нейтралитет. — Знаешь, — сказал он, немного помолчав, — тот Хэллоуин был лучшим в моей жизни. Снейп поморщился. — Ты пришел, чтобы отыграться? Он не стал пользоваться магией, прошел через весь кабинет и достал из шкафа шахматы. Даже себе Северус не хотел признаваться, что слова Люпина его смутили. После того Хэллоуина он на что-то надеялся. Люпин был не такой, как его дружки, — с ним можно было иметь дело. Тогда Северусу даже показалось, что между ними промелькнула какая-то искра. Но едва выписавшись из лазарета, Люпин забыл и о Северусе, и об их беседах, от которых оба получили истинное наслаждение, и о матче-реванше. — В Хэллоуин я потерял трех друзей, — задумчиво сказал Ремус. — Теперь хочу одного вернуть. — Я так и знал! — Северус со стуком поставил стакан на стол и вновь наполнил его. — Сколько раз я говорил Дамблдору, что ты помогаешь Блэку, а он, старый дурак, все не верит. — Сам ты дурак. Сириус виноват в смерти Джеймса и Лили. И Питера. Я никогда не буду ему помогать. В глазах Северуса застыл вопрос, но вскоре появились следы прозрения. — Давай лучше играть, — сказал Ремус, улыбнувшись. Первый, самый сложный шаг к сближению он сделал. Оставалось подождать, чем ответит Северус.