ромашки.

- Тупая дрянь, - кричит, бьёт по щекам, до синяков сжимает тонкие запястья с мелкими царапинами на меловой коже. В глотке у Лидии стоит гребанный крик, однако из неё вырывается лишь хриплые харкания с загустевшей кровью. Сорваное горло не принадлежит больше своей хозяйке. Конец ноября; ещё немного, и снег покроет всё. Ещё немного, и Лидия Мартин сдохнет вслед за ним. Воспоминания расползаются громовыми ударами по коже. Ещё совсем чуть-чуть, и они отправят её в психбольницу, если не в могилу. У Лидии восьмой месяц беременности и могила Стилински на кладбище, которую она стабильно посещает раз в неделю; каждый гребаный вторник, на самом деле. Лидия живет у шерифа, ведь собственные родители выгнали из дома, не желая слушать/говорить/любить. От Стайлза остаётся побитый джип, фотография на рабочем столе в участке и внук, который абсолютно точно не вернет ему сына. У шерифа есть только рыжая Мартин, в которой от Стайлза больше, чем есть в этом мире без него вообще. Ещё немного, и Лидия перестанет кричать. Ещё немного, и чертовы кошмары уйдут. Она просыпается от них стабильно каждую ночь; Джон Стилински всегда рядом и успокаивает её, принося горячий какао прямо в постель. Ещё немного, и маленькая копия Стайлза будет бегать по дому. Лидия уверена на все сто процентов, что это мальчик. Никак иначе. У Мартин преждевременные схватки. У Мартин миллион причин, чтоб волноваться. Так не должно быть. Слишком рано. - Это мальчик, - шепчет ей Мелисса. Иного Лидия и не ждала. Лидии Мартин двадцать четыре. Единственное напоминание о Стилински - маленький Дженим, который до боли похож на своего отца. Сухие ромашки всё ещё лежат в книге, которую Лидия не прочитает больше никогда.