Mockingbird

***

— Так, Герман, смотри, — Ромальо, стоявший напротив стола, активно жестикулировал руками, то и дело показывая Кастильо на какие-то чертежи и линии в них. — Вот тут явно криво, даже мне так кажется, так что предлагаю переделать. Герман, вооружившийся всевозможными карандашами и ручками с линейкой внимательно всматривался в собственный чертеж, пытаясь понять, что такого в нем нашел его друг, но все тщетно. Внимание мужчины все никак не могло прийти в себя: оно прыгало с одного здания на другое, и Германа это раздражало все больше и больше с каждой секундой. Однако Ромальо, настойчиво нависший над работой и то и дело твердящий Кастильо что и куда нужно, раздражал больше. Они просидели за работой около 5 часов, а потом Герман предложил перенести совещание с русскими на день пораньше, чтобы успеть сделать как можно больше. Ромальо был немало удивлен, но поспешно согласился, не желая терять день, когда Герман в таком расположении духа, попросту. И хотя на улице стояла поистине потрясающая погода: солнце жадно припекало, а птицы, казалось, устроили под окнами дома целое шоу, Герман отказывался идти на прогулку с Виолеттой, своей женой, Присциллой, или же даже с Анджи. При упоминании последнего имени Кастильо старший нервозно дернулся, чем сразу же дал Ромальо понять — говорить о своей свояченице он не желает. Ромальо даже не стал интересоваться. — Так, я пойду схожу за кофе, иначе чувствую, что засну прямо при русских, — Ромальо с деловым и довольным, как у кота, лицом поправил сползающие очки и вышел из кабинета, оставляя Германа один на один с многочисленными бумагами и цифрами и линиями на них. Мгновенно, тишина злосчастного кабинета окутала Германа. Поначалу он не моргая смотрел на собственную руку, в которой сжимал карандаш, но позже поднял взгляд от чертежей и… Впервые за день он был один. Совсем один. Вокруг было так тихо, что собственное медленное дыхание показалось ему чем-то невозможным. Он был тут один. Не было помощника, который своими нотациями и ворчанием порядком достал его, или же Ольги, которая все время размахивала своей тряпкой для пыли и что-то там себе напевала. Не было даже Виолетты с ее песнями и постоянной игрой на фортепиано, не было Присциллы с ее вечно подозрительным взглядом или Людмилы, все время смотрящейся в зеркало. Не было даже Анджи с ее непонятным ему, загадочным взглядом и такими мягкими, пахнущими карамелью, волосами. Герману понадобилось 3 минуты, чтобы в полной мере осознать это. Весь день он пытался избегать этого чувства — одиночества. Боялся остаться наедине со своими громко кричащими мыслями и оставшимися без ответа вопросами. Они будто тащили его в темноту, утягивали, заставляя весь окружающий мир потухать и окончательно гаснуть. И он боялся этого, ведь он знал, что случись что-то подобное, уже ничто и никто не спасет его от собственного сердца. А сердце его кричало. Оно выло и никак не могла замолчать. То, что произошло вчера утром, там, в кафе, то, что практически не случилось — оно мучило его. Стучало в глубине грудной клетки и все никак не останавливалось. Герман, хоть и всячески старался, но не мог заглушить его. Даже сейчас казалось, что если бы он закрыл глаза, а потом открыл их вновь — перед ним все еще сидела бы она — Анджи. Со струящимися по плечам золотистыми волосами, изумрудно-зелеными глазами и этими прекрасными, чуть опухшими от постоянных кусаний розовыми губами, которые так и приглашали мужчина странствовать по ним и изучать их с каждой секундой его жизни. Это воспоминание было словно наркотик. Оно всплывало из глубин памяти и застилало все: глаза, мысли. Представляя себе это, он уже не мог остановиться и адекватно осмыслить все. Его сердце начинало биться быстрее, в горле всплывал какой-то ком, а все вокруг исчезало. Растворялось и больше не возникало. Тоже произошло и сейчас. Тогда его губы практически сделали свое дело, и он уже было ощутил вкус желанной женщины. Но как всегда — он ошибся и поторопился. Но показалось ли ему или же она и правда практически ответила на его «мольбу о помощи»? Показалось ли, или Анджи сама, повинуясь своим чувствам и инстинктам, которые орали в ее голове, поддалась и уже было наклонилась к нему? Ему не показалось, Герман знал это. Однако она отстранилась, а позже и вовсе не смотрела ему в глаза, а пряталась за своими густыми ресницами. Мог ли он винить ее в этом? Нет. Ведь он так часто подводил ее и делал ей больно. И, казалось бы, стоит отступить и отпустить, но сердце, которое все никак не успокаивалось, не позволяло ему. Герман Кастильо знал, что вовсе не атмосфера или какое-то резко из ниоткуда возникшее влечение подтолкнуло его к этому. Он почувствовал это еще тогда, когда осознал, что-то, что он хотел сделать последние 3 года, вот-вот могло произойти. Он любил Анджи. И всегда знал это. Когда видел ее глаза свежей зелени, когда украдкой наблюдал за ее улыбкой на собственной свадьбе или же тогда, у них дома, когда она принесла тирамису, а он и вовсе забыл о торте, ведь утопал в чувствах и эмоциях, который так долго прятал и скрывал от себя же самого. Но сейчас, сидя тут, в пустом кабинете и слушая размеренное пение птиц за окном, он признал. — Я люблю ее. Лишь вымолвили сухие губы.

***

Анджи стояла на кухне, бессмысленно и бесцельно постукивая ложкой по кружке с уже давно остывшим кофе. Часы показывали полдень, что означало, что Виолетта вновь опаздывала. Наверняка опять задержалась в студии, чтобы ненароком подслушать пение Леона или же поболтать с Франческой и Камиллой и вовсе забыла о том, что в очередной раз обратилась к тете за помощью по непонятному ей предмету. Ну, а времени у русоволосой было не так уж и много, нужно было еще заглянуть в студию и забежать в парочку мест по делам. Но самым важным и главным было и то, что Анджи было необходимо уйти из дома до появления его хозяина и человека, которого девушка всячески старалась не встречать. Что было порядком трудно, ведь столько мест и дел связывало Анджи с Германом Кастильо. Вот и сейчас она то и дело озиралась по сторонам, остерегаясь любого скрипа шин по асфальту или голосов за дверью. Очередное «столкновение» с Германом она не выдержит, скорее лопнет от стыда и неловкости, но не выдержит. Неожиданный звук сзади заставил девушку оглянуться. Анджи уже было начала проклинать себя за то, что не настояла на помощи Вилу в студии, но тут из-за угла появилась Ольга, полностью обвешанная пакетами из продуктового магазина. Сарамего выдохнула и посторонилась, дабы Ольга спокойно прошла на кухню. — Кошмар, Анджи, твой кофе совсем холодный! Как ты такое пьешь?! — удивилась Ольгитта, кинув лишь один взгляд на кружку, стоявшую на столе. (И как она по взгляду определила?) — Сейчас принесу тебе новый, подожди только! — засуетилась Ольга и, даже не выслушав протесты Анджи, скрылась за углом в гостиную. Тряхнув головой, Анджи повела плечами. Время было относительно ранним, но Сарамего уже чувствовала невыносимую усталость. Может, это напряженная обстановка этого дома так действует? Кто-то вновь завозился в проходе между кухней и гостиной, и Анджи повернулась, чтобы сказать Ольге, что новую кружку кофе она не перенесет, как… — Герман?! Собственный голос показался ей до невозможности хриплым. Ее глаза замерли, удивленно всматриваясь в лицо только что вошедшего в помещение мужчины. Тот, казалось, был вовсе не удивлен. Создавалось ощущение, будто он специально ждал удобного момента, чтобы подкрасться с ничего не подозревающей Анджи и застать ее врасплох. Его карие глаза внимательно рассматривали Анджи с ног до головы (как неприлично!) и при этом улыбались ей, словно его коварный план по заманиванию жертвы в ловушку успешно сработал. Ну что ж, он и правда сработал на ура. — А Вы что тут делаете?! Неожиданное обращение на «вы» удивило не только Германа, но и саму Анджи. Пожав плечами и сделав один шаг по направлению к девушке — от чего стало как-то неуютно — мужчина проговорил: — Боюсь, что живу тут. С каких пор мы вновь вернулись к «вы»? Судя по Анджи, которая мгновенно скрестила руки на груди, стоило Герману хоть на чуть-чуть приблизиться к ней, ей было некомфортно находиться тут, с ним, в этом помещении, где кроме них никого не было. К огромному сожалению для нее самой, это было заметно, и Герман это заметил. — Нет, я просто… Ты напугал меня, — наконец выдавила из себя русоволосая, стараясь держаться уверенно. На этот раз у нее получилось. — Прости, я, по правде, и сам не ожидал тебя тут встретить, — явная ложь, еще один шаг к ней. Герман вновь стоял непозволительно близко, и Анджи это понимала. — Пришла к Виолетте? — Да, — Анджи попыталась отступить назад, но уперлась спиной в угол стола. Черт. — Обещала ей помочь кое с чем. Но Виолетты дома нет, а я очень спешу, так что… От внимания Германа не укрылось то, что Анхелес старается не смотреть ему в глаза, а ее щеки едва заметно покраснели, стоило ему подойти ближе. Она попыталась отступить назад, лишь бы не находиться так близко к нему. Снова. Однако все ее попытки не увенчались успехом, а от этого ее щеки еще больше залились румянцем. Анджи была смущена. Давно он такого не видел. — Но ведь Виолетта придет в любую минуту, а ей очень нужна твоя помощь. Не хочешь задержаться ненадолго? Выпьем чаю и поговорим. При упоминании о разговоре с Германом Кастильо, глаза Анджи, подобно зеленым вихрям метнулись наверх, встречаясь с его карими глазами. Заряд прошел через тела обоих, но никто не отвел взгляда. — Нам с тобой не о чем говорить, Герман, — отрезала она, вновь отстраняясь, теперь уже в бок. — Может нам и не о чем говорить, особенно после того, что было два дня назад, — многозначительно поднял брови Кастильо старший. — Но я бы хотел задать тебе вопрос. Анджи не оставалось ничего, кроме как повиноваться и потерпеть еще пару минут. Вдруг, Виолетта и правда войдет через кухонную дверь, и Анджи будет спасена от столь неловкого и неудобного разговора? — Я слушаю, — кивнула она, смотря в сторону. — Что ты делаешь сегодня вечером? Анхелес ожидала чего угодно. Каких-либо обвинений в ее адрес, либо же извинений, либо вопроса о студии, да о чем угодно, но только не о ее планах на вечер. При том глаза Германа как-то странно сверкнули, от чего Анджи сразу же поняла — их разговор зашел совершенно не в то русло. Да этого разговора в принципе быть не должно было! — П-прости?! — в ее резком вопросе звучало скорее возмущение, чем удивление. Приглашать ее на свидание? После того, что было? — Я бы хотел угостить тебя ужином. Мне нужно кое-что сказать тебе, кое-что очень важное. Брюнет мягко улыбался ей даже несмотря на раздражение, которое все нарастало и нарастало в глазах русоволосой. Неужели его это совсем не останавливало? — Если это и правда так важно, ты мог бы сказать мне это сейчас, а не ждать до вечера, — парировала девушка. Герман почесал затылок, явно не ожидая подобного ответа. — Мне проще будет сказать тебе это не тут, а в другой обстановке, Анджи. — Я поняла, что ты хочешь сделать, Герман. Мы уже обсуждали это, забыл? Это ошибка. — Но Анджи! — опешил Герман. До него наконец начал доходить смысл ее возмущения. — Я не собираюсь вновь целовать тебя, не сейчас, я просто зову тебя… — На свидание, — закончила за него Сарамего. И зря она сказала это. Казалось, будто это слово лишь еще больше раззадорило мужчину. Целый вихрь чувств пронесся в его глубоких глазах и тут же утих. Он улыбнулся. — Можно сказать и так, — кивнул Герман. — Не можно, а так оно и есть, Герман, — Анджи словно выплевывала слова. Вся эта ситуация превратилась для нее из неловкой в непозволительную и абсурдную. Он звал ее на свидание! На что он надеялся? — Прости, но прежде, чем дать ответ тебе, у меня тоже есть вопрос. Любопытство мелькнуло в глазах мужчины. На этот раз Анджи, не долго думая, сделала шаг по направлению к нему. Теперь их отделяли лишь несколько сантиметров. — Что Присцилла говорит на все это? Слова, словно нож, резанули по мыслям Германа, за секунду отрезвляя его от минутного опьянения Анджи. И правда, как он мог забыть про собственную жену? Как?! — Мне не нравится то, что ты делаешь, Герман, — продолжала Анджи, не отходя от мужчины. — Тебе стоит прекратить, иначе… — Иначе что? — Иначе я самоустранюсь. Это все ошибка, ты знаешь это. Так не совершай ее снова. Взяв в руки сумку, до этого момента спокойно лежавшую на соседнем стуле, Анджи обошла собеседника, скрываясь за углом. Герману потребовалось целых 5 минут, чтобы осознать, что только что произошло. Сначала явный отказ Анджи и то, что она четко дала понять — она больше не любит его и не будет с ним, как бы сильно он не показывал ей свои чувства. А потом мысли о Присцилле. Он совершенно забыл о ней, пока сама Анджи не произнесла это имя. Ведь он был женат. Сомнения вновь окутали Кастильо, но на этот раз не касательно Анджи. Другой женщины.

Когда же он совершил эту ужасную ошибку?