Mockingbird

День выдался трудным. Сначала куча дел дома: мытье окон, которое девушка ненавидела с самого детства, чистка ковра, который за время отсутствия приобрел странный коричневый цвет. Пришлось перемыть всю свою квартиру, и девушка уже жалела о том, что отказалась от идеи оставить ключи Пабло, чтобы тот хоть изредка, но навещал ее неопрятное жилище. Даже ее любимые тапочки с маленькими розовыми помпонами (и как она могла такое носить?) остались там же, где русоволосая их и оставила: в прихожей, в разбросанном состоянии. Анджи помнила, как уезжала из этого дома. Из-за своей вечной несобранности и неуверенности в завтрашнем дне, она даже собирала свой чемодан за два часа до выезда. И чуть было не опоздала на свой самолет. Сейчас это казалось чем-то ужасным, ведь не улети она тогда, кем бы она была сейчас? И правда, кем бы она была? Продолжение рутины ждало девушку в студии, где предстояло разгрести целый завал из бумаг (по большей своей части это были извещения о долгах), а потом еще и провести парочку занятий для первого курса. Однако, находясь там, Анджи удавалось ловить на себе странные взгляды Пабло. Особенно тогда, когда он думал, что она его не видит: тот слишком странно улыбался и потирал затылок. Этот жест был знаком Анджи, абсолютно точно знаком. Его она видела несколько лет назад, когда они с Пабло… Но это было неважно. Сейчас Анхелес сидела на диване в гостиной семьи Кастильо и перелистывала учебник по химии для выпускного класса. Она никак не могла сосредоточиться на том, что читала, и это жутко ее раздражало. А ведь обещала помочь Виолетте с заданиями! Сама Виолетта еще не пришла, наверное прохлаждалась где-то с подружками. Поэтому Анджи ничего не оставалось, кроме как ждать, и она уже было сосредоточила свое внимание на химии, как… Резкий и немного раздражительный голос Присциллы донесся (точнее сказать, вломился) до сознания Анджи. Та как обычно спорила с дочерью о какой-то ерунде, они стояли на втором этаже и не замечали присутствие гостьи.  — Людмила, сколько раз тебе повторять, чтобы ты не устраивала скандалы по любому поводу и без! Успокойся уже! Присцилла широко размахивала руками, Анджи уже давно заметила, что так она делала каждый раз, когда волновалась или раздражалась. По правде говоря, Сарамего забавляла эта женщина: она была похожа на какую-то пеструю побитую птицу, которая все пытается взлететь, но это никак у нее не получается.  — Мама, как я могу молчать? Виолетта опять стащила мою футболку, я битый час рылась в ее шкафу в попытках найти одежду. Как ты можешь защищать эту девчонку? Ведь не она твоя дочь! — возмущалась Людмила. Однако все ее доводы так и не были услышаны, Присцилла было каменной стеной. — Научись вести себя нормально, — прошипела женщина, наклоняясь ближе к дочери и смотря ей прямо в глаза своим злым взглядом. — Мне еще никогда не было так стыдно за тебя, будь моя воля, я бы давно отказалась от тебя. Но жаль, не сразу разглядела. Лицо Людмилы на секунду исказилось гримасой злобы, но в следующую секунду еле видные слезы навернулись на ее глазах. Она отшатнулась от матери, словно та была огнем, который мог обжечь девушку. Никак не отреагировавшая на это Присцилла лишь откинула непослушную прядь с лица и выпрямилась, в следующую секунду внимательно рассматривая свой маникюр. — Советую тебе брать пример с Виолетты. Не думаю, что Герман хоть когда-то краснел из-за дочери так, как это делала я. Неожиданно, взор женщины упал вниз, на первый этаж, где на диване сидела Анджи и внимательно наблюдала за этой беседой. Их взгляды встретились, и уже в который раз холод и злоба глаз Анхелес пронзила душу Присциллы. Словно всю радость и счастье за секунду выкачали, оставляя после себя лишь зияющую пустоту. Русоволосая плавно встала с дивана и направилась вверх по лестнице прямо к беседующим, пи этом ни на секунду не сводя своего прожигающего взгляда с Ферро старшей. — Анджи… не знала, что ты тут, — попыталась отшутиться женщина, кивая дочери, тем самым намекая, чтобы та привела себя в порядок, а точнее стерла слезы с щек. Так Людмила, к огромному сожалению Анджи, и поступила. — Да, нужно взять из комнаты Виолетты тетрадку, — надменно проговорила Анджи, в следующий миг смотря на Людмилу. Лицо той словно не подавало никаких признаков жизни. — Людмила, все хорошо? Ты в порядке? От взгляда Анджи также не укрылось и то, какой быстрый взгляд Присцилла кинула на дочь, прежде чем вновь отвлечься на свой маникюр. Казалось, будто она не дает дочери даже и вздохнуть без разрешения. — Анджи, что за вопросы? Тебя это не касается, это наши с мамой дела. И потом, подслушивать нехорошо. На этих словах Людмила окинула Анджи презрительным взглядом, после чего скрылась в своей комнате. Ее мать поступила также, видимо решив не вступать в споры с свояченицей мужа. Анджи еще долго простояла на том же месте, серьезным и задумчивым взглядом смотря на дверь Людмилы. Ей показалось, или на секунду в глазах девушки она, помимо беспочвенной озлобленности, увидела мольбу о помощи?

***

Неожиданно нагрянувший ливень застал мужчину врасплох: идеально отглаженная Ольгой белая рубашка быстро промокла, а черные, как смоль волосы превратились черт пойми во что. Герман сразу же пожалел, что вообще вышел на улицу прогуляться в такой поздний час. Все чаще в последнее время Герман ловил себя на мысли о том, что ему душно. Все чаще он откладывал привычную рутину: чертежи, какие-то запланированные переговоры или совещания с Ромальо, и просто выходил из дома. Гулял, иногда даже доходил до набережной, до которой от его дома было прилично далеко. Он просто вдыхал этот воздух, попутно размышляя и обдумывая разные вещи. И хоть он и пытался отрицать это, большая часть его мыслей как правило вращалась либо вокруг Виолетты, либо вокруг Анджи. Однако, сегодняшний день был исключением. Ссора с Присциллой окончательно выбила его из колеи. Она ревновала? Казалось ли ей, будто Герман заинтересован кем-то другим? Определенно. Этот ответ приходил к нему в голову все чаще и чаще, с каждым днем он все больше замечал, как подозрительно смотрит на него Ферро. Все чаще он замечал ее возле своего кабинета, когда выходил оттуда. Это не могло не намекать ему на определенные вещи. Или то, как она говорила сегодня с ним? Будто бы уличила в чем-то гадком, мерзком, будто застукала с другой женщиной. Но ведь этого не было, ее обвинения были столь беспочвенны и глупы, что Герман не выдержал. Ее высокий, грубый тон, требующий ответа… Сейчас, эта женщина казалась ему не той, в которую он когда-то влюбился. Герман прятался от ливня под каким-то небольшим навесом. Дождь все подступал ближе к нему, от чего сухое место ограничивалось с каждой секундой. Мужчина взглянул на часы: 11 вечера. Если он не явится домой в скором времени, Виолетта будет волноваться. К тому же, он, что было крайне глупо, не взял с собой телефон. Так он мог бы хоть вызвать такси. Неожиданно вниманием Кастильо завладела русоволосая девушка, пробегавшая по улице. У нее не было зонта, а ближайшее укрытие занимал Герман. Что-то в этой девушке показалось ему резко знакомым. То ли ее светлые локоны, которые порядком промокли под столь сильным ливнем, то ли ее одежда: синие обтягивающие фигуру джинсы и белая блузка сверху, прямо как у… Анджи. Имя, которое не давало Герману покоя по ночам, имя, которое заставляло его непроизвольно улыбаться, как идиота. Этот человек ввалился в его жизнь снова, словно спасение. Рядом с ней он чувствовал себя так, словно старый, прежний Герман очнулся от страшного и долгого сна, вновь начал видеть вещи, которые уже давно не замечал: цвета и краски этого мира, стал больше улыбаться. С недавних пор он ежедневно задавал себе вопрос: а не влюбился ли он снова? И каждый раз ответ был тем же: любить он никогда и не переставал. Но также, эти мысли и огорчали его, заставляя улыбку медленно исчезать. Присцилла. Женщина, которой он поклялся в вечной любви, которую целовал и обнимал. Женщина, которая требовала от него верности и преданности, а он пообещал хранить это. Ведь однажды, давно, она пробудила в нем, как ему тогда казалось, давно забытые чувства, помогли ему жить новой жизнью после отъезда Анджи и обмана Эсмеральды. Куда же это чувство делось сейчас? Герман вновь посмотрел на часы. Сегодняшний день выдался для него совершенно свободным. Он планировал встретиться с Анджи и помочь ей с разъяснением некоторых финансовых нюансов, однако их встреча перенеслась на следующий день, ибо у девушки как обычно нашлись безотлагательные дела. Ливень начал затихать, и мужчина наконец отправился домой небольшими перебежками, боясь еще больше замочить свою любимую рубашку.

***

Обычно, дни плохой погоды в Аргентине несли за собой невыносимую духоту или же жару, однако этот день, на удивление Анджи, выдался особенно прохладным и ветреным. Любимый пиджак бордового цвета уже не согревал так, как казалось раньше, а легкие черные туфли на каблуке и вовсе казались чем-то неподходящим по погоде. Девушка стояла в сквере недалеко от студии, то и дело нервно поглядывая на часы: она пришла раньше Германа, поэтому теперь приходилось стоять тут, ждать и мерзнуть. Иногда она ненавидела свою пунктуальность. Вчерашняя встреча в студии с Германом обернулась для девушки сюрпризом. Больше неприятным, чем наоборот. Хотя бы пару дней, но Анджи хотела отдохнуть от этого. От постоянной игры и притворства. Она всего лишь хотела провести пару дней наедине с собой и своими мыслями, когда вокруг нет отвлекающих факторов, типа бывшего мужа твоей мертвой сестры. Она просто хотела спокойно и неспеша разобраться в той ситуации, в которую сама же себя и втянула. Присцилла, ее коварный и ужасный (даже «новой» Анджи этот план казался ужасным) план, в котором главная роль была отдана ей, Анджи, ну, а играть она обязана была чувствами Германа, словно жонглировать. Конечно, старые обиды и предательства также играли роль, и иногда Анджи было приятно видеть этот преданный взгляд, как у собачки, которая смотрела на нее с любовью и надеждой, но иногда ей было противно от этого чувства, которое напоминало ей о старых обидах и о старой боли. — Анджи, доброе утро. Неожиданно, Сарамего осознала, что полностью погрузилась в свои мысли и даже не заметила Германа, который тем временем подошел (словно подкрался) к ней. Мужчина улыбался ей свежей улыбкой, да и вообще выглядел довольно бодро и радостно. — Доброе, Герман, — в ответ улыбнулась ему Анджи. — Уже пила кофе? Упоминание о напитке заставила девушку передернуться. В последнее время, она питалась только кофе, даже не разбавленным. И после сегодняшнего пробуждения успела выпить аж 3 кружки, полных манящего аромата. — А что? Хочешь пригласить меня на кофе? Щеки Германа мгновенно зарделись, а глаза странно заблестели. — Если ты не против, конечно. Я бы съел омлета с овощами, — встретившись с озадачлевым взглядом Анхелес, он поспешил объяснить. — Ольга сегодня взяла отгул, поэтому мы, как ты догадываешься, не завтракали. — Ну тогда, — пожала плечами девушка. — Я просто не могу тебе отказать. Знаю поблизости отличный ресторан.

***

И вновь они сидели за одним маленьким столом, друг напротив друга, стараясь по возможности избегать пристальных взглядов собеседника и игнорировать приятную, расслабляющую музыку, играющую фоном. Анджи помнила, как прошлый раз, проведенный с Германом в ресторане под предлогом «важных дел» завершился. Повторения чего-то подобного она вовсе не хотела и уже жалела, что вообще предложила пойти сюда. Герману, однако, все нравилось. Он с аппетитом уплетал свой омлет с овощами, запивая его черным кофе со сливками, и при этом успевая как-то разговаривать. Речь же шла вовсе не о финансах, которые, собственно, и стали предлогом для этой встречи. Сначала Герману все-таки удалось вытащить хоть какую-то информацию из Анджи, и девушка рассказывала ему о Франции, о том, как впервые увидела Эйфелеву башню и попробовала первый в своей жизни Парижский круассан. А потом уже Герман начал снабжать Сарамего последними сплетнями дома Кастильо: Ольга хочет замуж за Ромальо, но тот, похоже, особо не торопится. Подобные беседы с Германом, обычно, напрягали Анджи, заставляли чувствовать себя не в своей тарелке и немного нервничать из-за нежелательной близости, однако сейчас она чувствовала, что полностью расслабилась и отдалась во власть атмосфере. Чарующая музыка, теплый напиток в руках и разговоры, по которым она (хоть и пыталась отрицать) соскучилась. Именно из-за обстановки и теплоты, от которой ее даже начало клонить в сон, Анджи не сразу почувствовала прикосновение к своей ладони. Выдернув себя из мыслей и некой абстракции, она в недоумении воззрилась на руку Германа, которая теперь лежала поверх ее ладони и нежно сжимала ее.  — Анджи, я хочу повториться. Я счастлив, что ты вернулась. Мне тебя не хватало. Не со всеми можно вот так сидеть в ресторане ранним утром и говорить абсолютно обо всем на свете. Герман улыбался ей. Его глаза выражали то чувство, которое Анджи не видела уже несколько лет — нежность. Он, видимо, не спешил отпускать руку девушки, да и сама она вовсе не хотела ее отдергивать. Необходимость в бодрящем прохладном воздухе вдруг охватила Анджи. Она поняла, что перестала дышать еще несколько секунд назад, а ее глаза прикованы к невозможно карим глазам собеседника. Неожиданно, стук собственного сердца показался ей невероятно громким, а соседние столики и люди, сидящие за ними, словно растворились. Теперь не существовало никого, кроме них двоих, сидящих тут, державшихся за руки и не моргая глядящих друг на друга. Стол, за которым они завтракали, был невероятно маленьким, настолько, что Германа от Анджи отделяло лишь несколько считанных сантиметров. Возможно девушка и понимала, что позже пожалеет о том, что выбрала ресторан, который вовсе не ценил личное пространство человека со своими ужасно тесными столиками и слишком романтичной атмосферой, однако когда Герман, словно в замедленной съемке, начал приближаться к ней, не отводя при этом взгляда своих карих глаз от ее чуть приоткрытых персиковых губ, Анджи потерялась. Мир вокруг остановился, замер и исчез, как будто никогда и не существовал. Рассудок Сарамего помутился, а на глаза будто надели странную пленку, искажавшую все вокруг. Абсолютно не осознавая, что она делает, Анхелес опустила взгляд своих изумрудных глаз на приближавшиеся к ней губы мужчины и даже не попыталась предотвратить то, что, находясь в привычном ей состоянии, назвала бы самой большой ошибкой.