Апатия

      Она таяла.       Михаил Доманский это прекрасно понимал. Он видел ее на допросах – допрашивали их всегда вместе, точнее, его вызывали только в присутствии Лизы. Или наоборот? Наверное, они хотели надавить ему на больные места. Михаил это прекрасно понимал. Он также знал, что не в силах облегчить ее муки.       Лиза умирала.       Ее когда-то прекрасное лицо осунулось, под серыми глазами залегли темные тени, нос заострился, а губы стали просто сетью трещинок и крови. Рыжие волосы девушки, которые когда-то Михаил любил расчесывать, успокаивая ее, запутались и сбились в колтун. Их можно будет только отстричь...       Доманский тяжело вздохнул и закрыл глаза, прислоняясь к каменной стене. Он знал, что она сидит сейчас точно так же и грезит об Орлове.       Будь проклят Орлов!       Ярость была совершенно слепой, но Доманский поразился не ей, несвойственной ему совершенно, но скорее еще оставшейся у него способности чувствовать.       Он-то думал, что апатия прочно завладела им, как владела Лизой. Михаил отчаянно боялся увидеть то безразличие, которое он наблюдал на допросе у Лизы. Она тогда показалась ему не только больной, но совершенно мертвой.       Как воскресить ее? Как спасти?       Он не знал.       Его мольбы дать ему побыть хоть немного с девушкой были тщетны.       Князь Голицын отвечал категорическим «нет».       Доманский ненавидел императрицу. Ненавидел ее приказ. Ненавидел Орлова. Россию. Всех. Себя.       Он встал и принялся расхаживать по камере. Наверное, от него несло сейчас, как от бродяги. Наверное, Лиза посмеялась бы над ним... прежняя Лиза.       Новая Лиза – сломанная кукла.       Ей слишком больно и трудно жить.       Она смотрит больными глазами на стену и не плачет.       И Доманский знает, что бессилен.       Бессилие убивает.       Лиза не заслужила.       Но у них есть цель. Дожить. Увидеть Орлова.       Лиза мечтает обнять его.       Доманский знает, что убьет.