Привет, братишки! Я ваш ночной кошмар!

Иногда бывает такое чувство, что всё будто в замедленной съёмке. Бывало такое? Так вот, у меня не было. У меня был дикий ужас. Я никак не могла осознать того, что у меня нет отца. Через пару дней приехал семейный юрист Игнатий Павлович. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти, в неизменном строгом чёрном костюме и серой рубашке. Галстуки он не носил принципиально. Вообще очень неплохой человек. Умный, приятный в общении, он всегда умел найти нужные слова. Вот и сейчас он сидел со мной на диване и шептал какие-то успокаивающие слова. Но мне было всё равно. Я тупо смотрела на чёрный экран телевизора...

***

Через неделю были похороны. Асахины настаивали на том, чтобы похоронить их в Японии, я же сказала, что свою мать они могут хоронить где угодно, но отец будет лежать в русской земле. Эти же решили, что лучше похоронить их вместе. На похоронах было полно людей. Их коллеги по работе, друзья, подруги, родственники. Даже мама была. В общем более двухсот человек. На руках у дяди Володи билась в истерике тётя Оля (родители близнецов), бабушка изредка всхлипывала в объятиях дедули, плакали родители Мивы... Да вообще плакали все представительницы женского пола. Даже мужчины проронили по одной скупой слезинке. Только у меня не было слёз. Ватару здесь не было, он остался с няней в моей квартирке. Ну и правильно. Нечего ребёнку на таких мероприятиях делать. Меня подозвали бросить земли в могилу. Я взяла в руку первую горсть, потом вторую и по очереди кинула. Кап. Кап. Кап. И тут я разревелась в голос. Даже в детстве так не плакала. Пыталась что-то сказать, но захлебывалась слезами, поэтому выходили только невнятные звуки.

***

POV Автор Через полтора месяца, когда водителя автобуса Джеймса Иккермана выпустили из больницы, состоялся суд. Эвелина сидела рядом со мной. Абсолютно белые волосы сливались с такой же белой кожей. Только черный комбинезон бросался в глаза, как высохшее дерево посреди зимнего поля. Она судорожно теребила край рукава, но скорее по привычке, чем от волнения. Она очень сильно похудела. Казалось, что кожа плотно обтягивает кости, что нет мяса, что стоит только дотронуться до нее и она сломается, как сухая ветка на ветру. Девушка ничего не говорила, только молчала и смотрела на людей своими пустыми прозрачно-голубыми глазами. Она почти ничего не ела за это время и сидела в квартире, сжавшись в комочек на кровати. Будто последние жизненные силы покинули Эвелину. Ха, какой каламбур! Жизненные силы покинули жизненные силы*. Но смешно никому не было. Асахины пытались разговорить её, развеселить. Футо даже истерику устроил и угрожал девушке всем, чем в голову взбредет. А она не реагировала. Ни на кого. Иккерману дали десять лет. Тетя Эви чуть не убила судью. Её отправили в психбольницу. Там ей поставили диагноз: сумасшествие на фоне нервного срыва и сильных переживаний. А Эви... Если откровенно, Эви было всё равно, что случилось с её тетей. Она была окончательно разбита.

***

В какой-то момент Эвелина решила, что будет жить. Этот момент произошел двадцать четвертого ноября две тысячи семнадцатого года. Для начала она решила нормально поесть. Для этого она пошла в магазин, который был недалеко от дома мамы (опекунство дали ей). Возвращаясь вечером из супермаркета, девушка свернула в подворотню, оттуда было быстрее пройти к дому. Вдруг её схватили и приставили к голове... пистолет. Над ухом раздался голос тети. Женщина шептала очень тихо, но Эви уловила обрывки фраз: "...из-за тебя...", "...все пошло не так...", "...избавлю от мук...". Она прижалась лбом к её затылку, а пистолет прижала ко лбу Эви. Последняя её мысль до выстрела была такой: "Может, если бы я не хотела жить, ещё бы пожила"... Их обнаружила мать Эвелины. Вскоре на небольшом участке на кладбище за психбольницой была новая могила. На нее никто не будет ходить и она зарастет плющом, а надпись сотрется. И никто не будет помнить о том, кто здесь лежит. А в другом месте тоже появилась могила. Рядом с ней стояли еще две. На всех пестрели цветы. Но на могиле с именем "Эвелина Игоревна Князева" не было даты смерти. На этом месте переливались бирюзовым цветом надпись: "В миру пережила отца ровно на три месяца. А в сердцах будет жить три вечности. С Любовью от всех, кто знал". Конец?