Склеенные осколки

Луга к востоку от Конохи, казалось, были созданы специально для того, чтобы доходящую до щиколоток траву приминали детские ноги. Солнце, не встречающее на своем пути естественных преград в виде раскидистых и широкоствольных деревьев, могло уверенно и совершенно беззаботно касаться кожи и забираться теплом под одежду. Если бы не смех, перезвоном колокольчиков наполнивший чистый здешний воздух, повисла бы тишина, огораживающая этот уголок от всеобщего течения жизни. Как хорошо сидеть на спине у друга, раскидывать руки в стороны и шутливо приказывать бежать быстрее. Он вновь смеется и подчиняется, а она гладит пальцами ветер и широко распахнутыми глазами смотрит только перед собой, туда, куда уже унеслось наполненное радостью сердце, за край зеленой полосы лугов. Мальчик резко останавливается, и девочка утыкается ему в затылок носом, чувствуя, как взъерошенные волосы щекочут ей кожу и заставляют чихнуть. Испуганная резкостью, она крепко хватается за его плечи и зажмуривает глаза. - Смотри, смотри, Сакура-чан, бабочка, – шепчет он, словно боится спугнуть крошечное создание. К ней тут же возвращается прежняя веселость, и она тянет руку к словно расшитым шелковыми нитями узорам на трепещущих крыльях, подается корпусом назад, позабыв о страхе падения, и мечтает о собственных крыльях. - Наруто, давай улетим! – смеется Сакура. - Давай, – отвечает ей и покрепче прижимает ее ноги к своим бокам, ощущая себя ответственным за ее безопасность.

***

Общего между ними было, наверное, все же больше, чем различий, и самое главное среди них – это невозможность достигнуть того самого края. Сакура по-прежнему смотрит вслед улетевшей в прошлое бабочке и мечтает о собственных крыльях, а тот, кто мог бы их ей подарить, сидит рядом на вечно зеленой траве, всегда готовый подставить свою спину и ждущий, когда любимый голос устало произнесет: - Наруто, давай улетим.