Надежда

Кэролайн сидела перед зеркалом бледная словно фарфоровая статуэтка. Она никогда не забудет тот взгляд каким посмотрел на нее Никлаус. Почему он не вырвал ей сразу же сердце, до сих пор оставалось загадкой. Внимание девушки непроизвольно привлекает багровый синяк поверх локтя правой руки. Четко проявившаяся пятерня впившихся в кожу мужских жестких пальцев упорно отказывалась исчезать даже под тональными средствами. Видимо, сказалось последствие от ранения магическим клинком папы Тундэ. Процесс регенерации откровенно замедлился и теперь давал сбой. Машинально Кэролайн накидывает на плечи воздушную, невесомую шаль, которая придает ее общему образу вид утонченного изящного существа из детских сказок. Она слишком красива в этом наряде. Слишком приметна. Платье, драгоценности, аксессуары — вся эта роскошь кажется ей вопиюще незаслуженной. Отражение не радует. Напротив. Будто кричит, заявляет — она чужая здесь. Чужая в доме в котором осмелилась пойти против самого беззащитного и маленького члена семьи. Чувство глубочайшей вины перед ребенком не дает покоя.Гложет. Не совершила ли она роковой ошибки, подняв руку на Хоуп? Сердце подсказывало, что нет. Всего три шлепка, и то больше для вида, чтобы ребенок просто понял, что перешел черту. Кто-то должен был разъяснить малышке что такое хорошо, и что такое плохо. Не всегда дитя будет получать в этом мире все что захочет, как бы ее отец не старался доказать всем обратное. Лучше Хоуп узнать об ответственности за содеянное сейчас, нежели в более позднем возрасте, когда последствия могут стать роковыми. Но как себя не оправдывай, на душе все-равно было гадко, противно. Клаус отшвырнул ее с такой брезгливостью, с такой дикой ненавистью в глазах словно она была взбесившейся любимой собакой, что дерзнула оскалить клыки против его единственного ребенка. Лежа на полу среди всеобщего хаоса Кэролайн тогда подумала, что наверное именно так и должны закончиться ее последние минуты жизни. Странно. Но она ничего не ощутила. Не увидела мелькающих кадров из жизни. Ни раскаялась в содеянном. Даже не испугалась. Лишь боль перехватила дыхание, когда она увидела озверевшего гибрида, которого одним лишь прикосновением остановила Камилла… Клауса переполняли эмоции. Кэролайн буквально на физическом уровне ощущала скрытых внутри него темных демонов, что готовы были вырвать из нее саму душу. Тьма завладела звериной сущностью. Первородный специально отвернулся от нее чтобы не видеть, чтобы взять себя в руки, восстановить контроль. Попытался сконцентрироваться на Камилле что-то успокаивающе нашептывающей ему. Вновь развернулся, дернулся было к обидчице ребенка, но был остановлен Элайджей, который отдал приказ Кэролайн скрыться как можно скорее с глаз долой у себя в комнате. Закрыв за собой дверь спальни, её начало тогда колотить. Плач Хоуп, которая звала мать на помощь, до сих пор стоял в ушах и терзал сердце. Когда-то и сама Кэролайн так же отчаянно звала маму, чтобы та защитила ее в детстве от обидчиков, чтобы заступилась, чтобы…просто обняла ее сильно-сильно и больше никогда не отпускала. От чего-то сознание помутняется, расплываясь смутным образом сильного волевого мужчины. Вспоминается боль от падения, от ушибов и ссадин… — «Вставай»! — «Не могу. Мне больно. Хочу к маме!» — «Вставай!» — «Мамочкаааа»! — «Здесь только я и поджидающие тебя в лесу малолетние олухи! Вставай! Или умри!» И она вставала. Дралась. Училась. Хотела быть такой же сильной как и ее новый друг. Хотела чтобы он гордился ей! Что бы хотя бы раз похвалил… Улыбнулся… И этот день настал… И он был самым счастливым на свете… — «Маленький дьяволенок!» — усмехнулся довольно мужчина, когда пятилетняя Кэролайн на одной из тренировок в очередной раз была опрокинута им на лопатки, но со всем своим отчаянием и злобой впилась своими молочными зубками в широкую сильную мужскую руку. Впилась так что не отдерешь. До крови. И рычала как маленький, но очень сильно разозлившийся зверенок. Девочке тогда показалось что этот коварный приемчик разозлит учителя. Но он лишь рассмеялся. Впервые. По-доброму и открыто. С трудом, но крайне бережно отцепил кусаку от себя. Поставил на ножки четко прямо перед собой. Накрыл худенькие плечики своими ручищами. Присел перед малюткой на одно колено. Глубоко заглянул в глаза. — «Молодец. Никогда не сдавайся. Всегда борись до конца.» И эта скупая похвала стала лучше любых сладостей в мире. Поддавшись чистому душевному порыву Кэролайн тогда со всей своей любовью и благодарностью крепко-крепко обняла опешившего от таких телячьих нежностей воина. — «Заплетешь мне косичку как у викингов?» Хитрюга знала как растопить даже самое черствое сердце. — «Выучишь прием, заплету.» — скупо отвечал мужчина, прекрасно осознавая что сделает для блондинистой крошки гораздо больше… Возможно даже откажется от поиска ненавистного ублюдка бастарда, и возьмет под свою опеку эту кроху… Поможет забыть своих жалких родителей, вырастит, научит всему что знает сам, исправит ошибки прошлого… — «Серьезно?» — хлопала небесно-голубыми, как и у него самого, глазами малышка, и срываясь в секунду с места, уже спешила разучить сложную мудреную комбинацию движений, которую Майкл Майклсон держал когда-то в тайне даже от собственных сыновей. — «Серьезно…» — задумчиво тихо отвечал воин, и внимательно следил за старательной малюткой чтобы та не особенно ушиблась. Подстраховывал. Кэролайн смаргивает несуществующие воспоминания словно странный вымысел. Ей показалось будто она вспомнила и тут же забыла один из многочисленных снов. Осознание действительности накатило тяжелой, словно надгробная плита, волной. Мама прибывала в лучшем из этих миров. По крайней мере хотелось на это надеяться. Тайлер остался в прошлом, как и Стефан и весь Мистик Фоллс. Кроме семьи первородных у нее никого больше не осталось из близких. Никого… Совсем одна. На всем белом свете. Осознание своего бескрайнего одиночества мертвой хваткой перехватывает горло. Становится трудно дышать. Рана около сердца начинает саднить и пульсировать. Ровная изящная спина девушки поникше ссутуливается. Она ставит локти на туалетный столик и устало прячет лицо в ладонях. Хочется плакать, но слез нет. И теперь они ее беспощадно начинают душить изнутри, заставляя кровоточить горем сердце. Она лишняя в Орлеане. Лишняя в чужой семье. Жалкий найденыш, что по очередной прихоти любителя играть чужими жизнями была непонятно для чего, им вновь спасена. Стук в незапертую дверь заставляет отвлечься. — Леди. Боюсь показаться неучтивым, но гости уже прибыли. Мистер Майклсон настаивает чтобы вы спустились на улицу. В ином случае… — Еще минуту. — тихо шелестит в ответ Кэролайн, отмечая в отражении мертвенно-тусклый блеск собственных глаз. Легкое головокружение. Чтобы вновь обрести сбалансированное состояние вампирша крепко цепляется руками в края столика, за которым сидит. Ненадолго прикрывает глаза. — С вами все в порядке? Видимо нездоровое состояние становится заметно даже человеку. — Все хорошо, Альфред. Можешь идти. Спасибо. — Как прикажете, леди. Если Вам что-либо понадобится… — Мне надо, чтобы все стало как раньше. — глядя на отображаемого в зеркале достопочтенного старика, произносит неожиданно даже для самой себя Кэролайн. —Чтобы мама и папа оказались живы. Чтобы у меня снова появились друзья. Чтобы я стала человеком, нашла себя в жизни, вышла бы замуж и завела семью… Э то все чего я хочу. Ты можешь это сделать?! — Леди Кэролайн… Старик явно симпатизировал девушке, что с самого своего появления в городе всегда незримо помогала ему по дому. По складу своего воспитания, Альфред привык держать должную дистанцию между хозяевами и собой. Он был вышколен до идеальности в своих манерах и безукоризненно выполненной работе. С ним еще никогда не переходили на что-то личное. Редкое исключение составляли моменты накатывающей на хозяина меланхолии. Откровенность же девушки застала работника врасплох. Он привык видеть леди всегда холодной, собранной, услужливой, без эмоций… Старик явно растерялся. — Извини меня, Альфред. Ступай. Девушка дарит старику мягкую улыбку и больше не обращает на него внимания. Дворецкий бесшумно оставляет блондинку наедине с собой. Пару секунд Кэролайн смотрит на свое отражение размышляя о том как она дошла до того что посмела обидеть ребенка. Как докатилась до этого? Но ответа так и не находит. Что еще страшнее — она не раскаивается в содеянном. Ей не сразу удается вдеть в уши жемчужные изящные сережки, которые каким-то самым чудесным образом появились на столике еще ранним утром, пока она спала. Когда девушка справляется с поставленной перед собой задачей, дверь без стука распахивается. — Ты здесь до начала апокалипсиса сидеть собираешься? — облокачиваясь о дверной проем лениво интересуется Коул. Впрочем его серый взгляд лишен и намека на какую-либо насмешливость. — Уверяю, до судного дня осталось недолго… — блеклым тоном отвечает Кэролайн. — Минута или две… — Женщины! — закатывает глаза младший древний. — Вы всегда склонны все преувеличивать и драматизировать! Не дожидаясь особенного приглашения Коул проходит в спальню, с любопытством осматриваясь кругом. Кэролайн наспех взмахивает тушью по своим итак длинным ресницам, нисколько не обращая внимания на незваного гостя. Она как можно на дольше пытается отсрочить нежелательную встречу, которая неминуемо будет поджидать ее этим вечером. Парень медленно обходит комнату, с лисьим любопытством прикасаясь к некоторым вещам декора. И пока девушка занята нанесением макияжа, поворачивается к ней спиной чтобы тихонько залезть в ящики комода предназначенные для хранения нижнего белья. — Коул… — предупреждающе уличает проныру в преступлении девушка. Но впрочем ее мало волнует что там делает первородный. Ее мысли далеко отсюда. — Отойди оттуда. — Иначе что? Отшлепаешь? Издевка срабатывает. Взгляд Кэролайн из безразличного становится осуждающим. Ей и без того тошно. Она резко поднимается с места, направляясь к выходу одна. Скалясь белозубой улыбкой Коул успевает ее опередить, и галантно предлагает свой локоть. Всем своим видом он заявляет что нисколько не желал обидеть. Извинения приняты, и Кэролайн с неохотой, но принимает помощь джентльмена. Какое-то время они идут по длинному темному коридору молча. Шлейф элегантного струящегося платья приятно шелестит по полу. — Мрачноватые условия… — вяло комментирует Коул, украдкой бросая оценивающие взгляды на свою спутницу. Женская изящная красота, подчеркнутая дороговизной и роскошью, делают девушку похожей на ожившее воплощение искусства. Не любоваться невозможно. — Я бы на твоем месте засудил тюремщика что предоставил такую жуть для жизни… — Меня устраивает. — робко откликается прекрасная до невероятного совершенства вампирша. Глаз не отвести. — Твоя семья незаслуженно великодушна ко мне. Эта ее безропотная покорность и благодарность раздражают. Неожиданно Коул останавливается, резко обращая девушку лицом к себе. — Жить с моей сумасшедшей семейкой отстой! Тебе давно пора от них сваливать! То что произошло — не бери в голову. Сделала и сделала. Кто-то должен был преподать хулиганке урок. Но слушай меня сюда… Больше никогда не смей трогать Хоуп! Ей хватило.Она сделала выводы. Кэролайн еще никогда не видела беззаботного весельчака настолько серьезным. Искренним. Откровенным. Вот он — настоящий Коул Майклсон. Без каких-либо прикрас и масок. — Хоуп повезло что у нее такая семья. — делает честное признание Кэролайн. Становится жутко стыдно за содеянное. Чувство вины накатывает с головой, заставляя чуть ли в нем не захлебываться. Более терпеть становится невыносимо. — То, что я сегодня сделала Коул… Я не должна была… — Ерунда! Забудь! — отмахивается от докучливой исповеди ведьмак, вновь становясь привычным собой. — Сделай ты что-то подобное со мной, я был бы не против! Шутка! Только тронь мой идеальный зад! Что хотела от тебя Давина? Кэролайн показалось или у парня слегка дрогнул голос при упоминании юной ведьмочки? Смена темы несколько отвлекает ее от мрачного настроения. — Ничего. Мы просто болтали. — Ясно… — протягивает в ответ Коул. И оба вновь ненадолго замолкают. Идут не спеша по коридору каждый думая о чем-то своем. Молчать обоим комфортно. Так чувствуют наедине друг с другом родные люди. — Хочешь, я могу сегодня ночью остаться у тебя? — Зачем? Заданный парнем вопрос ставит в откровенный ступор. — Чтобы утешать, когда ночью тебе начнут сниться в кошмарах кровавые девочки… — Дурак! — беззлобно фыркает блондинка, впервые за сегодня улыбаясь открытой светлой улыбкой. И эта ее улыбка словно бы ослепляет собой весь мрак кругом. Разгоняет тьму. — Как грубо! — возмущается ведьмак, напуская на себя строгий чванливый вид. — Я с благородными целями, а в ответ одни оскорбления! И так всю жизнь… Когда пара достигает парадной лестницы, смолкает на мгновение даже музыка. Кэролайн по истине выглядит обворожительно, впервые за очень долгое время облачившись в струящийся шифон и шелк. Стоя там, на возвышении лестницы она напоминает собой великолепную богиню любви, царствующую на вершине самого Олимпа. Взоры многочисленных гостей, как мужские так и женские, устремлены ввысь. Любоваться можно до бесконечности. Становится крайне неловко. И словно почувствовав смущение спутницы Коул переводит все внимание на себя, и дарит публике ослепительную улыбку, произнося короткую остроумную речь. Музыканты вновь берутся за инструменты. Атмосфера становится более оживленной. Гордо выпрямив осанку, Коул неспешно спускается с блондинкой под руку вниз, к гостям. Он знает что Никлаус, держащийся сейчас в тени, не спускает с них глаз, и это тешит ущемленное веками мужское самолюбие.

***

— О нет. Сейчас нам испортят все веселье… — не убирая улыбки с лица сквозь зубы цедит Коул. — Может успеем хотя бы напиться? С этими словами ведьмак успевает подхватить с подноса официантки три бокала шампанского. Один бокал он выпивает залпом, когда как второй и третий по честному распределяет между собой и дамой. — Кэролайн, тебе лучше уйти. -склоняется к уху девушки объявившийся не пойми откуда Элайджа. Коул досадно тяжело вздыхает, мол-я же говорил… — Клаус настоял на моем присутствии… — начинает оправдываться девушка, но представитель семейства Майклсонов, что ему несвойственно, бестактно перебивает. — Мой брат ничего не делает просто так. — Элайджа как всегда безупречен и на первый взгляд спокоен. Кэролайн лишь только интуитивно может четко сказать, что это все напускное. Бравада. Фасад. Обеспокоенность она читает в темно-сером предупреждающем об опасности взгляде. — Поверь, я знаю Никлауса достаточно много столетий чтобы судить наверняка. Сегодня ты разозлила его. Этого он так не оставит. Старший первородный словно бы лениво склоняется над утонченной в своем изяществе девушкой. Красивые губы практически касаются жемчужной сережки -капельки в женском ушке. — Эй, полегче, братишка! — деланно хмурится Коул, допивая отобранное у девушки шампанское. — Для начала сними отель! Но серый сосредоточенный взгляд ведьмака заявляет о стопроцентной серьезности и беспредельном внимании. — Когда все выйдут на улицу наблюдать фейерверк, постарайся найти причину чтобы после задержаться. Кэролайн не увидела, но ощутила как мужские пальцы совсем незаметно скользнули ей по ладони. Она сжала руку в кулак, незаметно пряча переданный листок под перчатку. — Это координаты твоего нового места жилья. — едва заметно шевелит губами Элайджа, взглядом обшаривая кругом все пространство. — Выжди время пока мой брат не успокоится. — Пару столетий? — изумляется Коул, забывая нацепить обратно улыбку на свое смазливое личико. — Сколько потребуется. — раздраженно комментирует Элайджа. — На этом пока все. Мне надо время чтобы все уладить. Проследи за всем, Коул. Младший братец хочет было возмутиться, но среди толпы не решается. Велика вероятность привлечь к себе ненужное внимание. — Почему ты мне помогаешь? Вопрос Кэролайн ставит Элайджу в несколько затруднительное положение. На секунду он теряется. — У всего есть свои причины. — дает туманный ответ первородный, после чего разворачивается и уходит. Не совсем четко понимая что именно происходит, девушка смотрит вслед удаляющейся аристократической широкой спине. Вокруг звучит прекрасная музыка, рокот переговаривающейся между собой толпы, слышен звон бокалов, смех и… Кэролайн вздрагивает от неожиданности, когда наталкивается на убийственный взгляд синих глаз напротив. Никлаус стоит посреди гостей черным ангелом Возмездия. Подле него находится Камилла с Хоуп. Малышка взирает на вампиршу с немым укором и потаенным злорадством. Ей всё сошло с рук. Девочка управляла отцом словно марионеткой. Показав Кэролайн язык, Хоуп берет Камиллу за руку, пытаясь утянуть за собой. Барменша напоследок что-то говорит гибриду. Видимо предостерегает от необдуманных действий. Кладет по хозяйски ему руку на грудь, наспех касается поцелуем губ. Удивительно, но наблюдать за всем этим становится больно. Такое чувство словно летишь с высокой горы в бездонную пропасть. Никлаус беспечно скользит рукой по талии барменши, взглядом заверяет что будет сегодня хорошим мальчиком, и только после этого Камилла удаляется с ребенком куда-то в глубь толпы, приветливо кивая Кэролайн. Эта до удивительного похожая на нее девушка пытается помочь. Она хороший и добрый человек. Но почему так нестерпимо хочется оторвать этой блондинке голову?! Камилла растворяется с Хоуп в толпе. Никлаус остается. Вокруг него снуют люди, некоторые пытаются заговорить с ним, но он не обращает ни на кого внимания. Просто молчит…и смотрит. Смотрит так словно высасывает саму душу из тела. Хочется бежать без оглядки, исчезнуть, испариться, отвернуться… Но Кэролайн продолжает стоять на месте, не в силах сбросить с себя чары мистического гипноза. Раздавшийся над головами оглушительный залп фейерверка словно бы рушит волшебство. Девушка вздрагивает и отвлекается на великолепное зрелище. Прежде она еще никогда не видела такого потрясающего великолепия. Темное небо озаряется словно бы яркими брызгами праздничного шампанского. — Планы меняются. Уходим. — поспешно произносит Коул. Он хватает вампиршу за руку чтобы утянуть за собой, но ощущает сопротивление. Оборачивается. Успев просочиться сквозь толпу приглашенных гостей, Никлаус умудряется схватить Кэролайн за другую руку, и тем самым удерживает ее теперь на месте. Со стороны ситуация становится похожей на то как двое мальчишек собираются подраться за понравившуюся обоим игрушку. И каждый готов до победного перетягивать добычу на себя. Только вот трофей — живой человек. — Клаус… — одними губами еле слышно произносит девушка, и замолкает завороженная отражающимися цветными всполыхами в зрачках цвета темнеющего неба. — Далеко собрались? Тон гибрида пресыщен любезностью словно ядом. — Хотели посмотреть поближе… — Спятила?! — шипит Коул, когда Кэролайн вынимает свою ладонь из его руки. По необъяснимой причине данное предпочтение другому особенно задевает ведьмака. — Он сожрет тебя и не подавится! Выбор девушки несколько смягчает воинствующий настрой гибрида. — Позволь не согласиться, Коул. Сегодня я вегетарианец. — А завтра?! — Я слышал у Давины какие-то проблемы… Клаус напускает на себя равнодушный вид, уходя от темы. Но проявившаяся жесткость в глазах и издевка говорят сами за себя. Он откровенно бросает вызов. Хочет избавиться от соперника. Угрожает. Делает одно единственное предупреждение. И Коул вынужден отступить. Таким ревнивым он видел своего психованного родственника лишь однажды… С Татией. Вставать на пути отстаивающего свое гибрида как-то сразу перехотелось. Действовать придется как всегда. За спиной. Не говоря ни слова, Коул молча ретируется, провожаемый издевательской улыбкой алых губ. — Клаус… Я… Мужское лицо становится непроницаемым. — Ни слова, Кэролайн. Или я на глазах всех скручу тебе шею. Девушка послушно замолкает, прекрасно осознавая правоту первородного древнего. Словами дело не исправишь. — Идем. И не дожидаясь согласия, гибрид тянет блондинку за собой, больно впиваясь ей в локоть. Перед входом в дом, Кэролайн чудом умудряется вырваться. — Скажи что происходит! Куда мы идем?! — восклицает она, смахивая с лица выбившуюся из прически прядь волос. И спешит поправить вуаль на плечах, которая рискует обнажить впечатляющий синяк на руке. Развернувшись к собеседнице в пол оборота, Никлаус выглядит едва сдерживающим себя от ярости. Смотрит пару очень долгих секунд. Прожигает взглядом насквозь. Видно как первородный внутренне борется сам с собой. Решение дается с колоссальным трудом. — Я дарую тебе прощение, Кэролайн! — отчетливо громко и пафосно в конечном итоге заявляет Клаус. Девушка выглядит потрясенной. Она слабо понимает что происходит. А когда вникает в смысл сказанного, ее лицо невольно озаряется недоуменной улыбкой. Гибрид решил сыграть в благородство? Решил простить ее за то что следовало давным-давно сделать самому? — Обойдусь! Кэролайн хочет было вернуться обратно, внутренне негодуя от злости, когда как оказывается прижата спиной к стене. Холодный камень царапает кожу. Впивается. Режет. — Не хочешь объясниться, милая?! Горячий шепот обжигает губы. Мужское тело буквально впечатывает девушку в каменную кладку. Нет никакой возможности вырваться. Гордо вздернув подбородком, Кэролайн наотрез отказывается отвечать на очевидное. Демоническая нехорошая улыбка озаряет в вечерней темноте лицо мужчины. — Гордость? — в притворном изумлении приподнимает брови Никлаус. Проявленное откровенное пренебрежение к его великодушному поступку помутняет яростью рассудок. — Упрямство?.. Или глупость? Ну же, давай! Выскажись! Не стесняйся! Шумно дыша, Кэролайн пытается сбросить с себя оковы из мужских пальцев. Но тщетно. Ее встряхивают и рывком, пуще прежнего, вновь вжимают в стену. Перед глазами начинают мелькать звездочки. Терпению приходит конец. — Я ничего не сделала! Меня не за что прощать! Кто-то должен был научить Хоуп манерам! Кажется Никлаус готов ударить. — Ты ей не мать! — взрывается он. Крик заглушается всполохами разноцветного красочного фейерверка. — А ты не отец, если закрываешь глаза на проблемы ребенка! Жидкое золото окрашивает звериные зрачки. Не успевая сообразить в чем дело, Кэролайн вдруг понимает, что ее легкие напрочь утрачивают способность поглощать кислород. Ее губы сминаются жестким, крайне болезненным поцелуем. Горячий влажный язык врывается в рот словно немецкий захватчик во времена второй мировой. Хочется освободиться, вырваться. Ужас и стыд охватывают сознание. Но язык проникает слишком глубоко. Слишком грубо. Шелохнись, и зубы прикусывающие ее за губу вот-вот пустят яд в кровь… Чтобы сделать хоть какой-то вдох приходится подчиниться и…ответить. Слюна смешивается. Языки переплетаются. Кэролайн вынуждена позволить тирану установить над ней свою деспотичную власть. Она чувствует как мужчина с жестоким упорством, с небывалой звериной жадностью исследует ее, покоряет, принуждает, насыщается… Чувствует как одинаково сбивается и становится шумным дыхание у обоих. Как горячие руки что удерживают ее у стены за запястья, слегка ослабляют хватку и устремляются к шее… Увернувшись от поцелуя, Кэролайн затравленно, рвано дышит. Близость мужчины взрывает остатки разума. Прильнувшее к ней, пышущее силой и неимоверным желанием тело первородного захватчика, обжигает жидким огнем даже через ткань одежды. Дрожащими нервно пальцами Кэролайн стирает размазанную слюну с искусанных губ, подбородка. Временное смятение пока еще подавляет ужас. Спасительный шок сдерживает закипающую внутри лаву эмоций, не позволяя той вырваться сию минутно наружу. На глаза наворачиваются слезы, но застывают в них хрустальным драгоценным блеском. Сердце бьется в груди так, словно готово выпрыгнуть и поскакать по мостовой в сторону людей радовавшихся где-то вдали фейерверку. Жадно дыша, Никлаус вновь склоняется над загнанной в угол жертвой, поддаваясь инстинкту. Его нисколько не заботит заметная выпуклость в брюках, что упирается девушке прямо в бедро. — Это неправильно. — сдавленно шепчет Кэролайн, глядя куда-то в сторону. Она больше не осмеливается поднять глаз на хозяина дома. — Неправильно — бить моего ребенка! — рычит в ответ Никлаус. Резко он обхватывает блондинку рукой за затылок, привлекая ее тем самым еще ближе к себе. Алые губы обдают мочку женского уха огнедышащим жаром. — Понравилось когда кто-то более сильный принуждает тебя? Кэролайн молчит. Неуравновешенный параноик просто издевается над ней. Поцеловал не думая. Ради злой шутки чтобы преподать жестокий урок… Отомстил за дочь. Закипающие в смертельном урагане эмоции пугают. Внутри зарождается какое-то сумасшествие. Немыслимое чувство стыда и унижения, усиленные вампиризмом в сотни раз, перехватывают спазмом горло. — Дааа. Понравилось… — расплывается в дьявольской улыбке Никлаус. Подхватывая девушку двумя пальцами за подбородок, он заставляет ее резко вскинуть голову вверх. Ему хочется видеть ее глаза. Увидеть в их бездонной глубине раскаяние и покорность, к которым он так привык за последнее время. Но голубые хрустальные призмы полны боли. В них нет и толики сожаления. Одна только застарелая душевная боль. И ничего кроме. — Никлаус! Отойди от нее! Громогласный вкрадчивый голос Элайджи звучит оглушающе. Мелькнувшее было сожаление в глазах гибрида окрашивается алым всполыхом. Фейерверк разлетается миллиардами искр. Вспыхнувший опасным золотом взгляд вскидывается на так не к стати объявившегося родственника. Никлаус медленно выпускает хрупкие женские запястья из собственных рук, и поворачивается в сторону брата всем корпусом. Элайджа выглядит невозмутимым. Правая рука вальяжно покоится в кармане идеально отутюженных брюк. Прямая осанка полна благородства и невозмутимости. — Возвращайся в дом, Кэролайн. Но девушка продолжает стоять у стены словно впечатанная в нее, как когда-то в яблоню… Тогда ее защитил от злого человека какой-то пес…и она подарила ему за это фамильный амулет… Странное чувство… От мелькающих частично воспоминаний начинает раскалываться голова. На лбу выступает испарина. Боль настолько невероятная, что нет возможности даже вскрикнуть. Пальцы намертво впились в кирпичную кладку. Искусанные в поцелуе губы слегка заметно дрожат. Тело словно скрытая пружина. Дотронешься и сорвется. Начнет биться в конвульсиях. Взгляд потерянный. Остекленевший. — Кэролайн…? — в тоне Элайджи проявляются нотки обеспокоенности. Обращенный на родственника взгляд полон немого укора. — Что ты с ней сделал? Кэролайн обрывает нахлынувшие на нее столь неожиданно воспоминания. Моргает. С трудом, но заставляет себя сделать глубокий вздох. Никлаус расплывается в саркастически-издевательской улыбке. Переводит взгляд с родственника на блондинку, потом обратно. Весь вид извечного параноика открыто заявляет о закравшихся в темную душу нехороших подозрениях. — Беспокоишься за нее? — самодовольный гибрид оборачивается на мгновение к застывшей позади него оцепеневшей девушке. — Решил переключиться? Хейли уже надоела? Согласен. Волчица знойная штучка, но на один раз… — Не смей…!!! Сеточка опасных вен выдает взрывоопасность Элайджи. Никлаус коротко смеется. — Столько эмоций, брат! Я поражен! — Больше ни слова о матери твоего ребенка! В тоне старшего первородного звучит откровенная угроза. Оборачиваясь себе за спину, Никлаус банально игнорирует родственника. — Можешь идти к гостям милая. Мы с Элайджей пока посплетничаем о своих одноразовых приключениях… Взгляд девушки проясняется окончательно. Прежде чем успевает раздается очередной залп фейерверка, в воздухе становится отчетливо различим звук звонкой, увесистой пощечины. Вампирша испаряется, оставляя после себя на секунду размытый след в пространстве и едва уловимый шлейф утонченного аромата. Проходит секунда. Никлаус медленно проходится ладонью по пульсирующей, колкой на ощупь, правой стороне своего лица. — Умница, девочка. — тихо комментирует он, и не дожидаясь каких-либо комментариев от пораженного Элайджи, срывается следом за дерзнувшей поднять на него руку вампиршей.

***

Поднявшийся ветер раздувал воздушную ткань невесомого воздушного платья. Кэролайн стояла на безлюдном балконе, скрывшись ото всех во мраке. Зябко кутаясь в шаль, она выглядела задумчивой. Одинокой. Возникшие странные картинки из прошлого не давали покоя. Рука неприятно пульсировала от боли, мешая ясно мыслить. Сначала ударила девочку, затем ее отца — своего так называемого покровителя… О чем она только думала?! Но эта его фраза, полная бахвальства и хвастовства насчет любовных похождений неприятно резанула по сердцу. Пощечина вышла рефлекторно. Да что с ней вообще такое? Какие могут быть обиды? Претензии? Ведь с самого начала все итак было понятно. Первородный влачился за ней в Мистик Фоллс озабоченным кобелем до тех пор пока в конечном итоге не добился своего. Все было по обоюдному согласию. Умопомрачительный гибридский горячий секс, без каких-либо обязательств. Ничего больше. Ведь так? Она любила Стефана. И только его одного. Почему слова древнего так задели ее — оставалось загадкой. — Мне кажется, я тебя разбаловал. От раздавшегося позади голоса, девушка непроизвольно вздрагивает и оборачивается. Сердце подскакивает к горлу. — Чего ты боишься? Заметив реакцию девушки на свое появление Никлаус резко меняет тон с насмешливо-бездушного на предельно серьезный. Нахмурившись, блондинка выжидательно смотрит на медленно наступающего на нее из тьмы гибрида. — Я задал вопрос, Кэролайн… Никлаус кажется готовым в любую секунду сорваться, но все еще продолжает держаться благородным джентльменом. Праздничный смокинг невероятно идет ему. Подчеркивает аристократическую породистость. — Я не понимаю о чем ты… — пытается не смотреть мужчине в глаза девушка. — Я давно заметил, что стоит мне только появиться, ты постоянно вздрагиваешь. — поясняет Никлаус, останавливаясь на некотором расстоянии от своей собеседницы. — Чего ты боишься, Кэролайн? Тон мужчины намеренно спокойный и вкрадчивый. Гибрид честно старается уладить конфликт, помириться. И дело уже вовсе не в дочери. — Ничего. — еле слышно лепечет блондинка, отступая на шаг назад. Личное пространство необходимо ей как воздух, если она хочет здраво мыслить. — Я извинюсь перед Хоуп и… Не стоило мне давать тебе пощечину… Ты так много для меня сделал… Мне жаль что все так вышло и… — ЧЕРТ! Просто Ответь Мне На Вопрос, Кэролайн! Невозможно больше терпеть этого ее раболепия и послушничества! Никлаус орет так что сотрясаются стены. — Тебя! Я Боюсь Тебя! — срывается в ответ блондинка, отступая еще на несколько шагов назад, к балконным перилам. Когда-то точно так же она кричала Сайлосу, который приняв облик первородного, пытался заманить ее в Орлеан. Как-бы она ни старалась бежать прочь от прошлого, оно непременно настигало ее снова и снова. — Я Защищаю Тебя! — кричит на весь дом Никлаус, пораженный услышанным. Все его внутреннее естество восстает против такой несправедливости. Женское признание поражает его в самое сердце. — Я Спас Тебе Жизнь! — Подобрал! — чуть-ли не плачет Кэролайн, не справляясь более с вытянутыми из нее наружу эмоциями. — Почему ты просто не оставил меня тогда в церкви?! Так всем было бы лучше! Тебе, Хоуп, мне! Держать все в себе больше нет никаких сил. Иначе она взорвется. Разлетится на миллиарды крошечных атомов. Лицо гибрида искажается ненавистью. Ему больно это слышать. А когда ему больно, он делает больно в ответ. — Ты сама призывала меня к милосердию, состраданию, жалости… И что в итоге? Стоило мне проявить это к тебе, ты тут же швырнула мне это в лицо! — Мне не нужна твоя жалость! — кричит Кэролайн, чувствуя что будь это возможно, непременно сейчас взорвалась бы от перебора зашкаливающих внутри эмоций. — Тогда чего ты хочешь?! — осатаневший, выведенный из себя гибрид прижимает кричавшую на него девушку к балконным перилам, и громко орет на нее. — Чего?! «Тебя» — хочет ответить Кэролайн, но слова застревают у нее где-то в горле. «Я хочу…тебя» Бред. Бред. Бред. Должно быть она сходит с ума. Эмоции рвут душу на молекулярные части. Сознание расходится в своих желаниях с чувствами. — Я хочу домой… — сдавленно, еле слышно произносит девушка, решая, что это ее самые последние слова в этой жизни. Синий взгляд озаряется расплавленным золотом. Обжигает своей ядовитой кислотой все нутро, всю душу. — Прекрасно! — шипит зверь в человечьем обличье. — Убирайся! Звук резко сдираемого с шеи волчьего клыка, который с брезгливостью швыряется оцепеневшей от ужаса девушке под ноги. Резко наступившая тишина на какое-то время оглушает. Исчезнувший гибрид кажется вымыслом воспаленного сознания. Кэролайн отшатывается от перил, прутья которых как оказалось все это время были нещадно вонзены ей в кожу. Одним синяком больше, другим меньше. Какая разница? Девушка нервно сглатывает. Часто дышит. Осознание того что свободна -дарит самые разнообразные эмоции. Никлаус ее отпустил. Отпустил… — Все в порядке, моя леди? Вышедший из-за угла Альфред выглядит обеспокоенно. — Конечно. — смахивает выступившие было слезы Кэролайн. Она даже пытается вежливо улыбнуться дворецкому, чтобы сохранить железную выдержку и остатки достоинства. — Я подолгу не грущу. Но слезы душат так нещадно, что извечный самоконтроль вдруг неожиданно ломается. Рушится. Разваливается на части. Улыбка меркнет и наступает кромешный мрак. Девушка прячет лицо в ладонях. Усиленные вампиризмом во сто крат чувства взрываются внутри подобно ядерной бомбе. Красивые и гордые женщины всегда уходят стремительно, надменно постукивая каблуками и хлопая на прощанье дверью… Может они потом и сползают по обратной ее стороне, но уходят они всегда красиво… Старику довелось увидеть то что бывает с сильной женщиной после ухода… И впервые забывая о чувстве такта и вышколенной с годами чопорности, Альфред поддается эмоциям. Он по отечески прижимает к себе хрупкую, беззвучно сотрясающуюся в рыданиях миниатюрную девушку. Утешительно поглаживает по спине. — Я знаю, у вас есть характер. — вкрадчиво и спокойно говорит мудрый старик, повидавший за свою жизнь и не такое. — А в конечном итоге — это самое главное. Успокойтесь. Может быть чаю? Ромашка успокаивает…

***

«Камилла права…» — подумалось Никлаусу. «Если это не противоречит правилам темного мира, пусть женщина делает то, что ей хочется… Хочет уехать пускай уезжает. Но для того, чтобы совать голову под топор, разве не существуют мужчины?» После бурного развратного секса, Камилла выставила его за дверь. Обиделась на то, что он только и говорил о неблагодарности спасенной им трижды вампирши. Ками посмела заявить чтобы он переосмыслил свое отношение к происходящему. Разобрался в себе. Интересно, что именно она имела ввиду? Мысленно Никлаус списывает женское раздражение на предменструальный синдром. Вот он минус серьезных отношений с человеком женской особи. Женщины… — «Убирайся»! Собственный крик до сих пор стоял в ушах, раздирая сердце на части. На душе точили когти кошки. Как всегда пошел на поводу у собственных эмоций. Пообещал то, чего не сможет выполнить. Нарушать слово первородному было не в первой. Но одно обещание он сдержит наверняка. Гибрид ни за что и никогда не покинет своего белокурого найденыша. Всегда будет рядом. Взяв с него однажды это обещание, Кэролайн сама себя обрекла на вечное проклятие в виде неотступной темной тени следующей теперь за ней по пятам в самой вечности. — Да? — рявкает Никлаус, принимая телефонный вызов. Бокал с янтарной жидкостью отставляется им в сторону. На лице проявляется злорадство. — Мы припугнули ее, как ты и просил Клаус! — на повышенных тонах объясняет Энзо. — Кай воспользовался твоими людьми. Но один подвел его.Ведьмак погорячился. Не стоило вырывать сердце тому простаку… Но мы и пальцем не тронули Красотку! — Да. Вы попытались пронзить сердце Кэролайн отравленным колом. Что-то такое я припоминаю… — Это были не мы! — зло противоречит Энзо. — Я не идиот — идти против тебя.Ты сказал — припугнуть, мы это сделали. Кто были те другие, разбирайся сам. Отзови людей. — Друг мой, Энзо… — сладко нараспев произносит в ответ Никлаус, обновляя порцию алкоголя в бокале. Он рад звонку. Есть на кого выплеснуть накопившейся стресс. — Я должен поверить тому, кто предал друга? — Не поверишь — упустишь настоящих убийц. — ставит перед фактом вампир. — На Кэролайн объявлена охота. Настоящая. На скулах первородного проявляются желваки. — И как зовут того глупца, что посмел угрожать мне? — Я могу это выяснить, если ты отзовешь людей! — Кому вы нужны? Мне нет до вас дела. — Оставь свои игры. У меня есть надежный информатор. Твои люди перекрыли весь город. Зря теряют время. Не найдут. Мужское лицо искажается яростью. — Если надо будет, я тебя из-под земли достану! Вырву твой позвоночник через ноздри, и сыграю им гольф! — Увлекаешься спортом? — Заткнись и слушай внимательно… Добудь мне имя и я оставлю вам идиотам ваши жалкие жизни. — Каковы гарантии что ты не лжешь? — Я соврал насчет гольфа.Мне не нужны клюшки в виде ваших позвоночников. — А что-то более достоверное? — Мое слово — твоя гарантия. В ином случае можешь гнить в своем убежище до скончания времен. Никлаус отключает сотовый, устало усаживаясь в кресло. Мыслей целый пчелиный рой. Кому могла понадобиться жизнь ничем не приметной тихони-вампирши? Почему охота была назначена не на Ками? Чего именно хотели добиться убийством Кэролайн? Сотни вопросов и ни единого ответа. Угрюмые размышления прерывает вошедший в кабинет Элайджа. — Совесть не пьянеет. — Зато до утра ее не услышу. — огрызается беззлобно Клаус, наполняя бокал до краев. — Чем обязан? — Это правда, что ты отпустил Кэролайн? — Тебе какое дело? — Просто любопытно. — проходит на середину комнаты Элайджа. — Это на тебя не похоже. — Возможно, ты плохо меня знаешь… Гибрид проходит к мольберту с изображением незаконченного им сюжета. Живописный вид таинственной новоорлеанской ночи успел покрыться тонким слоем пыли. — Боюсь, это из области фантастики. И прежде чем Элайджа хочет сказать что-то еще, в кабинет влетает Хоуп с котенком на руках. — Папа, папа! Можно котик останется у нас? Сначала плюшевый медведь. Теперь бездомный кот… Дочь первородного присваивала себе абсолютно все что принадлежало Кэролайн. — Давай обсудим этот вопрос позже милая… Подойдя ближе к ребенку Элайджа увлекается рассматриванием найденного девочкой прикормленного вампиршей зверька. — Это детеныш пумы. — констатирует вампир. Никлаус отвлекается от разведения красок на палитре. Подходит ближе. Внимательнее рассматривает «котика». Как он раньше не обратил внимания? Не заметил очевидного? Каким образом дикий зверь умудрился попасть в Орлеан? Когда-то в древние времена у викингов существовало поверье. Если дикое свободное животное, дитя леса, признавало в человеке своего, то это считалось божественным знаком. Такой человек признавался голубой крови. Особенным. Котенок пумы первоначально признал за свою Кэролайн. — Я назову его Пушистик. Мужчины синхронно усмехаются, представив себе такого Пушистика через пару месяцев… Счастливая Хоуп бегает по кабинету отца за улепетывающим от нее со всех ног найденышем, что по несчастливому стечению обстоятельств наткнулся в спальне не на подкармливающую его девушку, а на гиперактивного ребенка. Невозмутимая гордячка пришла на четвертый этаж как ни в чем ни бывало за очередной сказкой на ночь. Но вампирши там не оказалось. Зато был котик! — Телефон Хейли отключен. Завтра я вернусь на болота. — ставит брата в известность по поводу своих планов Элайджа. — Не трать время. Там ты ее не найдешь. Старший первородный замирает на месте словно пораженный выстрелом в упор. — Что ты…? — Ничего особенного. — небрежно отмахивается Никлаус. — Изгнал её со всей стаей подальше от этих мест. Элайджа кажется не дышит. Бледнеет прямо на глазах. Затем багровеет от ярости. Присутствие ребенка в комнате несколько сдерживает мужчину. Отходя к бару, Никлаус поворачивается к родственнику спиной, чтобы налить обоим по бокалу. — Хейли мать твоего ребенка. — цедит сквозь зубы Элайджа. И каждое произнесенное им слово звучит отчетливо точно и ясно. — Она Майклсон. Мгновение. И Никлаус перемещается к брату предельно близко. Обхватывает его за затылок руками, прислоняясь к его лбу своим. Глаза наполняются запредельным безумством. Дикой Яростью. — Хейли шлюха, которая раздвинула ноги стоило мне только накормить ее и предложить выпить! — гибрид до боли с силой удерживает брата в смертельном захвате, заставляя того выслушать все, что он скажет. Зловещий шепот звучит смертоносным ядом. Элайджа дрожит от переполняющей его ярости, багровеет, но в присутствии ребенка так и не осмеливается ответить. — Скажу тебе больше брат. Королева волков предпочла собственному ребенку власть. Смею даже предположить, что она попробует отомстить мне, прикрываясь своим лживым горем. Она никогда не была Майклсон. И ты это знаешь… Всегда знал. Просто отказывался в это поверить. — Что ты с ней сделал? Никлаус резко отпускает захват, проходя обратно к барной стойке с алкоголем. — Изгнал. Он отмеряет себе порцию виски, предпочитая не видеть взгляда каким сейчас одаривает его родной брат. — Как видишь, я оставил ей жизнь. Вполне великодушно с моей стороны. Не правда ли? — Разлучил мать с ребенком. Наш отец был прав. Ты чудовище. — Не смей! — срываясь на крик, Никлаус тут же берет себя в руки. Хоуп на секунду отвлекается от игры с пойманным ею котенком, и теперь недоуменно напугано взирает на спорящих в стороне родственников. — Не смей осуждать меня! Я сделал как лучше для дочери! — Или для самого себя? — Да что со всеми такое?! Дарованное мной великодушие и милосердие оказываются хуже того если бы я, к примеру, оторвал всем головы и вырвал бы сердца! — Отобрать ребенка у матери по твоему великодушно? — А если эта мать видит ребенка раз в месяц, а все остальное время прыгает по болотам в личине волка со своей стаей — это лучше? Все ночи Хоуп проводит со мной, непрестанно спрашивая —когда придет мама, и значит ли что она плохая девочка раз Хейли не навещает ее? Не лучше ли вовсе не знать такой матери? Лицо Элайджи дрогнет. И это его выдает. — Ты знаешь, что я прав. — делает верный вывод Никлаус. — Ты знаешь. — Хоуп нужна мать. — перечит Элайджа. — Или ты уже и об этом позаботился? Поэтому морочишь голову Камилле? Готовишь несчастную девушку к новой роли? — Не приплетай к этому Ками! Она особенная для меня! — сказал как отрезал Никлаус, отходя к окну. Разговор выводит его из себя. Элайджа нехорошо усмехается. — Ложь. Взор гибрида предательски дрогнул словно его уличили в преступлении. — Камилла лишь временная замена той, которую ты сегодня прогнал от себя. — Ты бредишь! — огрызается Никлаус, отворачиваясь к окну. Ему необходимо обуздать эмоции. — Неужели? — Элайджа вальяжно начинает загибать пальцы на левой руке. -Блондинка. Добрая. Милая. Всегда готовая придти на помощь. — Хватит! — Неужели перечисленные мною качества никого не напоминают? Камилла — копия! — Я сказал: закрой рот! Грохот упавшей на пол палитры с красками прерывает назревающую драку. Как оказалось, Хоуп вовсю уже разрисовывала картину отца, добавляя в ночной пейзаж Орлеана солнечные лучики и цветы. — Хоуп, иди в свою комнату. Суровый приказ отца остается ребенком абсолютно проигнорирован. Девочка переходит уже на стены. — Тебе кажется, что ты все контролируешь, Никлаус. — прежде чем уйти, Элайджа оборачивается. — Но это все лишь только созданная тобой иллюзия. Ты даже с ребенком не можешь справиться. — ХОУП! Гибрид перемещается от окна к дочери на сверхскорости. Отнимает у девочки кисти, швыряя их в стакан с водой. Когда он оборачивается обратно к малютке, та уже рисует без вспомогательных предметов, орудуя по стенам только своими руками. Терпению приходит конец. — Если не прекратишь, будешь наказана. Очаровательное дитя недоуменно отвлекается на отца. — Я не боюсь тебя. Ты ничего мне не сделаешь, папочка. Мы же так любим друг друга! И малютка приступает к дальнейшему размазыванию краски по старинным стенам. — Мне позвать Кэролайн? Видимо воспоминания об унизительных шлепках в профилактических-воспитательных целях все-таки дали свой положительный результат. При упоминании только одного имени вампирши, глаза Хоуп округляются. Малютка моментально оставляет свое занятие. Послушно протягивает перепачканные руки к отцу, тем самым давая понять что готова пойти вместе с ним куда угодно, только бы избежать наказания. Машинально лицо древнего гибрида озаряется теплой усмешкой. Абсолютно случайно он обнаружил удивительный способ контролировать необузданный характер собственного ребенка, на которого прежде не было управы даже у него самого. Подхватив перепачканную краской любимицу на руки словно перышко, Никлаус покидает нуждающийся теперь в капитальном ремонте кабинет. Метод установленного над ребенком контроля приходится древнему по душе.