Призрак Мёрф

Малышка Мёрф играет с Азбукой Морзе, оставляя на бумаге дёрганые штрихи, и чувствует, как прогибается хрупкий лист под этим весомым давлением. Ярко-рыжие локоны назойливо падают на лицо, но она не убирает их: сейчас гораздо важнее понять, что скрывают эти бесконечные точки и тире; ей хочется узнать, какая тайна прячется за этим неровным строем неслучайных, как ей казалось, символов. Она знает, что разгадает её. Останавливает только одно – время. Его нужно слишком много, а оно, неудержимое и своенравное, почти на исходе. Как и терпение Мёрф. Какое-то доселе неизведанное, сильное чувство просыпается в субтильной девочке с горящими глазами, а внутренний голос подсказывает: «Сосредоточься, ты сможешь». Она понимает, что ей помогает чувство, сложенное из семи простых букв – надежда. Она старательно выпрашивает у своего призрака ещё несколько минут. «Дай мне ещё немного, пожалуйста!» - умоляет она, крепко сжимая в своём маленьком кулачке часы, оставленные Купером, пока костяшки не белеют. Взгляд Мёрф устремлен вверх – туда, где кончается книжная полка. - Мне нужен знак, - шепчет она, и не надеясь, что будет услышана. Теперь все чаяния и мечты навсегда вросли в осточертевшую до зубного скрежета пыль, что осыпается на пол, небольшим покрывалом расстилаясь у ног. Мёрф яростно вглядывается в эти пыльные дорожки, словно в беззвучной попытке читать сквозь них, но у неё ничего не выходит. Это злит, мучает, ломает и крошит. Слёзы в её глазах готовы вот-вот опуститься на щёки, которые девочка сдерживает изо всех сил, в мужестве и вере скрепляя веки. Она не дает пролиться своей слабости. Ей не хочется быть плаксой, ведь плакса – кто угодно, но только не она. Мёрф помнит каждую деталь того дня, когда ушёл отец, взывая к ней с обещаниями. «Я обязательно вернусь», – шептал он ей на ухо, а она кричала, брыкалась и натягивала на себя одеяло, делала всё возможное, чтобы не видеть того, как её бросают. Мёрф помнит, как ночами подолгу прожигала взглядом потолок, чтобы достать до самого неба. Неба, где тот, кто всегда должен быть рядом, пролетал мимо других планет, смотрел на свет далёких звёзд, нырял в огромные чёрные дыры и бороздил космические просторы. Пусть вынужденно, пусть с благой целью. Все равно, ведь всё это – когда он так нужен. Мёрф помнит, как в один из томительных дней ожидания дала своей ранимости вырваться наружу – и внезапно ослабела под натиском собственной тоски, записав первое и, возможно, последнее видео для отца. Ей отчаянно хотелось думать, что она всё равно скажет эти слова не пустоте, а ему. Живому, из плоти и крови. Мёрф никогда не переставала ждать. До сжатых кулаков, до дрожи слева в груди, до хрипоты в горле, до самого конца. И каждый день, засыпая под приглушенное тиканье отцовских наручных часов, шептала потрескавшимися губами собственную молитву: Останься. Останься со мной, пожалуйста. Прошу, не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы.