Змеи

Алая нить юркой змеей входила под кожу, сплеталась в узорчатое кольцо, наслаждалась хмельным вкусом крови. Амон пристально следил за каждым её движением, затаив дыхание. Сузуя то улыбался; то по-детски хмурился, высунув язык. Его глаза были по-прежнему водянисто-пустыми, ничего не выражающими. - Больно? - спросил Амон, заранее зная ответ. Не то чтобы он любил глупые вопросы, но где-то в сознании таилась тусклая надежда, что в какой-то миг Сузуя окажется самым обычным подростком. Амону на самом деле было жаль его и других детей, чью жизнь испортили гули. Черт, ему действительно хотелось бы, точно мальчишке из той книги - Холдену Колфилду, стоять над пропастью во ржи и ловить их, не давая упасть в бездну. Каким бы Сузуя мог быть сейчас? Без этого проклятого опустошенного взгляда, красных нитей и испачканных в своей же крови ладоней. Амон пытался представить себе беззаботного старшеклассника Сузую-я-никогда-не-видел-гулей-Джузо, но мысли эти вызывали лишь зубной скрежет и острое неприятие. Не надо было думать вообще ни о чем таком. Сузуя повернулся к Амону и демонстративно показал очередную зашитую на ладони ссадину: - Нет. Он сказал это легко и с укором, словно объяснил малому ребенку нечто очевидное и обыденное. С таким же спокойным лицом он говорил о смерти. Ему не было жаль ни себя, ни других. Характерная черта детей-следователей - отсутствие жалости. Амон часто думал о своей смерти - чаще, чем хотелось бы. В юности он ужасно боялся её неотвратимости: видел, как погибали один за другим молодые следователи; понимал, что не желает той же участи. Оказалось, со многим можно смириться. Где-то вдали, за окном, гудели машины и пахло пыльным Токио, но всё это было словно вымышленным, несущественным. Мерно шуршала натянутая нить, прокалывая тонкую кожу. Амон смотрел на отвратительно пустые глаза Сузуи, на его изломанную улыбку, разрезающую лицо на осколки. Он знал, что есть вещи похуже смерти, и это знание не приносило ему счастья.