Два слова определили бы тогда всё моё будущее — смерть и ад

P R E S E N T D A Y

Я охотливо паду в распростертые угрожающие объятия сумасшествию, сулящему сладостные издевки над моим бренным телом, нежели затолкаюсь где–то в темном закоулке и буду желчно поедать глазами неизвестный мир, не нырнув с головой в омут безумства. Безумный человек искусно мастерит гениальную вещь, не страшась последствий, не воротя миниатюрный нос при виде неугодных (для большинства) средств. Ему важен результат. Как и я не оцениваю себя по оставленным в грязи следам, а смотрю на то, к чему пришла. Так зачем объезжать все магазины в округе, получая лишь один ответ «мы закрыты», оставаясь с саднящим чувством досады и хронической усталостью? Взломайте дверь, встряхните ворчливого продавца, вырвите ему позвоночник, заляпав кровью запыленные витрины, и нагло заберите шоколадку, не заплатив, при этом отпишитесь в книге «жалоб и предложений». Но кому–то нравится мусолить каждый оставленный след, рассматривая его в лупу, склонившись над дерьмом, принюхиваясь к отвратительному запаху, после выдвигая, казалось бы для них, вразумительное и ниспровергаемое умозаключение: размер ноги великоват, длинный шаг и вместо грязи могла бы использовать приличную дорожку, по коей ступают все, теснясь и наступая друг другу на ноги. А что, так все делают. Улавливаете суть? У моего безумства нет предела, нет отдельной территории, нет начальной точки отсчета, нет тупика и воздвигнутых стен. Оно впилось в бархатную кожу, впитавшую его соки и разлившую по организму дозу адреналина. Если я чего–то хочу, то есть только возможное, и мне под силу ворваться в любое место, а не искать свободное, честно дожидаясь в утомляющей очереди своего часа. И кто из нас безумный? Я. – Кэролайн, где Стефан? – Имя белокурой девушки окаймляется приторными нотками, укладывающимися в незамысловатую мурлыкающую мелодию, на моих губах, продолжающих сохранять притворную дружелюбную улыбку. Светлая слегка завивающаяся на концах челка Форбс небрежно падает ей на глаза, кои уже минут пять с тщательной старательностью избегают виновницы ее испорченного дня. Возможно, у нее были грандиозные планы в стиле «мисс Грандиозность», судя по надутым губам и рассерженному румянцу, но мне плевать. – Ты ведь хочешь успеть сделать домашние задания? – А где же мои вульгарные швыряния в стену, грубая вербалика, захваченные в кулак реденькие волосы и разодранное личико юной вампирши, словно оставляю свой фирменный стиль на ее изувеченном теле и потрепанной душе? Грубая работа. «Мне нравятся тонкие изделия. И голос что–то не в форме, зачем напрягаться зря?» – Я же сказала: я не слежу за ним. Мы с ним не лучшие друзья! – Неподражаемая в своей смелости девушка рявкает, наконец, найдя со мной визуальный контакт, в надежде зажечь мою одежду исходящими из ее темных зрачков искрами. Ярость и страх, кои она, непременно, испытывает, должны были давно завладеть ее естеством и превратить в съехавшего с катушек вампира, набросившегося на меня и кидающегося на все живое и мертвое, но нет. Для молодого вампира она стойко держится, хоть и теряет на свой контроль колоссальные силы. Ювелирная работа Стефана. Заметно. – Какого держать себя все время в руках? Тебе еще не кажется, что твой мир – это сжимающаяся маленькая металлическая коробка, которая вскоре тебя расплющит? – Выражением лица выказываю издевательское сочувствие, не понаслышке зная этот недуг. Кэролайн, не желая того, выдает мое предположение, и мимолетно успеваю проследить за тягучей болью, поселившейся в ней вместе с неуместным контролем. Она выбрала самый неудобный путь. Бестолковая. Хотя все дело в учителе. Он–то мне и нужен прямо сейчас. Пока Мисс Мистик–Фоллс осознает, что я, враг ее друзей, единственная в этом треклятом мире понимаю ее теперешнее бремя и могу гармонично влить юную особу в новый темный мир, не доводя воспаленную голову до неизлечимых мигреней и вечного стресса, я вытягиваю из заднего кармана джинс плоскую вещицу и, нажав на нее один раз, она моментально загорается. – «Стефан, не мог бы ты помочь мне сделать перестановку в комнате? В голове накопилось пару идей, только не хватает крепких рук и стальных нервов», «Стеф, пошли в кафе после уроков?», «Сладких снов. Целую», – имитирую звонкий голосок Форбс, выборочно зачитывая смс–сообщения со стащенного парами минутами ранее мобильного телефона, игнорируя выкрики с возмущениями: «Это мой телефон! Не смей читать! Это неприлично!» История сообщений свежая, отсюда следует, что… – Вы действительно не лучшие друзья, – пролистывая историю ниже, успеваю пристальным взглядом уставиться на нее с играющей улыбочкой. – Как Елена относится к тому, что ее лучшая подруга влюбилась в ее парня? Знай, со мной такое не пройдет, – укоризненно цокаю языком, умиляясь ее обескураженному, пойманному врасплох виду. Истинная красавица. – Ничего я в него не влюбилась. Ну да, он хороший и умный парень, но мне нравится другой… – здесь я отключаю звук и погружаюсь в свои дела, оставив щебетание девочки на заднем фоне, где она пытается найти правдоподобные оправдания, подкрепляя все отрицанием, что подтверждает прямо противоположное. Ее снова взбесил тот факт, что я, не применяя физической силы, ловко ковыряюсь в ее душе. «Я же говорю: люблю тонкую работу». – Что ты делаешь?! – замечает она, как мои пальцы легко порхают по виртуальной клавиатуре, набирающие кричащее сообщение Стефану. Она намеривается шлепнуть меня по руке, дабы телефон разбился о каменную плиту, но я вовремя перехватываю в воздухе тонкую кисть и удерживаю на том же месте, с усилием сдавливая ее, пока буквы выстраиваются в последние слова. – Как думаешь, я не переборщила с твоей эмоциональностью? – поворачиваю широкий экран в ее сторону, на коем показано отправленное сообщение «SOS! Стеф, меня хотят закрыть в гробнице! Спаси меня!» – Главное, чтобы он воспринял это всерьез, а не как очередную уловку задушить его своими объятиями, – она густо краснеет, в очередной раз уязвленная, а я, не ожидая, что и в этот раз попаду в яблочко, искренне смеюсь. До чего безупречны предсказуемые люди, не находите? Знаю их слабые и сильные стороны. Они выкладывают из себя все, пытаясь защититься от собственной посредственности, но их сценарии давно пылятся у меня в шуфлядке. Однако это всегда те сценарии, кои хочется иногда перечитывать, испытывая те же эмоции, что при первом прочтении. – Ты не сделаешь этого! – молниеносно блондинка решает вести весьма теплую беседу с темного угла, защищая свою спину стеной, а выпущенные когти указывают на то, что она просто так не продефилирует без красной дорожки в холодное местечко, что простирается запутанными лабиринтами у меня за спиной. – Неужели думаешь, что я для тебя стала бы разыгрывать целую драму? Ты подходишь только для малобюджетных комедий, так что это место не для тебя. Но ты можешь сыграть роль в моей драме. Есть для тебя кое–что, – интригующе улыбаюсь и, подкинув вверх ее телефон, собираясь поймать его чуть ниже, я не успеваю совершить до конца процесс, так как меня отталкивает в сторону взъерошенная бестия с воинственным кличем «Мне это надоело!», у коей, без всяких спецэффектов, идет пар из всех щелей. Трагичный треск исходит с пола – телефону, видимо, не судьба была жить долго и счастливо. – Итак, – я успела удержаться на каблуках и не отлететь за дозволенную черту, и теперь, перехватив тонкую шейку милой девчушки, поднесла ее к самой границе склепа, заступ за кою означает, что выхода нет. – Твоя мама сейчас с напарником на дежурстве, верно? Никто не заметил, что он перестал принимать вербену, и мне доставило удовольствие убедить его в том, что шериф Форбс мешает его карьерному росту, а, убрав ее, разыграв несчастный случай, его ждет блестящее будущее, возможно, за пределами этого городка. – Держа строптивую девочку за затылок, дергаю ее вперед, приближая к границе, и та, шаркая босоножками, пытаясь вырастить корни на ногах, двигается по велению моей руки, спасаясь миллиметром свободной зоны. – К окончательному решению он придет только вечером, избавить его от внушения могу лишь я, так что у тебя полно времени услужить мне, – шепотом чеканю в ее ухо и резко откидываю в сторону, следом поправляя выбившийся из ровного строя кудрей каштановый локон. – Обещаю, мы потом сочтемся. Ты милая девочка.

*** *** *** *** *** ***

Мириады пылинок совершали свой мерный танец, отталкиваясь от стен, устремляясь ввысь, алмазным блеском сверкали над каменными плитами пола, когда растрепанный Стефан проник в угрюмое место, утонув в единственном узком луче дневного света, случайно пробравшегося сюда через тайный подземный проход. Сообщение от Кэролайн пришло в тот момент, когда он только добрался до середины безмятежного сна, отстранившись от утомительной ночи. Здесь ничего не изменилось со времен печального инцидента, после которого умерла бабушка молодой ведьмы, а старший брат Стефана бросился во все тяжкие, обеззараживая кровоточащие раны выпивкой. Но младший Сальваторе прислушивается к шестому чувству, нашептывающему ему о нависшей угрозе в подозрительной тишине. Неужели он не успел? – Кэролайн? – осторожно произнесенное с хрипотцой имя легкими волнами убирается прочь от обладателя приятного тембра и затихает в незримой глубине опустевшей гробницы, к коей он подошел слишком близко. – Прости, Стефан, – девичьи жалобные всхлипы раздаются не впереди него, где, по его предположению, должна объявиться заключенная, а за его слегка сутулой спиной. Он не успевает даже обернуться, дабы встретиться с нарушительницей его сна, как Форбс уверенно толкает юношу вперед, врезавшись ладонями в твердые лопатки. Стефан быстро минует запретную линию…. И все. – Я знала, что ты не подведешь, – мурлычу я с триумфальной улыбкой, появляясь прямо в центре луча. – Стефан, у меня не было выбора, – «или был, но я выбрала этот». Когда дорогая часть тебя не хочет встречаться с твоим ликом, не видя в нем больше ангельских очертаний, а лишь дьявольскую ухмылку и бесов в глазах, закрепляя новоявленный омерзительный облик списком соответствующих деяний, заслуживающих расплаты на костре, нужно разочарованного юнца обезоружить и обездвижить, а смелые черты лица пригвоздить к своему, дабы его морская гладь в глазах вливалась в мою бездну. Переубедить моралиста то же самое, что и сдвигать голыми руками китайскую стену – губительное и неприятное предприятие. Но он не знает полноту картины; на его полотне изображены лишь главные фигуры, зафиксированные в застывшей позе, – нет ни пейзажа, ни задних лиц. Он смотрит не рьяно, не уничтожающе… Разочарованно. Мои губы выдают горькую ухмылку. «Дай еще раз соприкоснуться с твоей душой, и на этот раз царапаться не буду». Подхожу к кромке невидимой линии и носком туфли пинаю крохотный камешек, как–то напряженно выдохнув. – Кэролайн, ты можешь оставить нас. Ах, да, я ведь не говорила, что это случится именно сегодняшним вечером. Только не помню, какой день я ему называла… – с театральной задумчивостью сжимаю губы и делаю шаг вперед, смело пересекая границу. Кажется, я почувствовала, как незаметная пелена на миг обволокла меня. «Я знаю, что делаю».