Чай почти остыл

      — Ты опоздал, — сухо говорю я, не поднимая глаз от дымящегося чая. Я не вижу его лица, но понимаю, что сейчас он широко ухмыляется, впрочем как и всегда. От этой его ухмылки почему-то каждый раз создается впечатление, будто бы он смотрит не на меня, а на какого-то глупого дошкольника, ничего в этой жизни еще не смыслящего. Надо сказать, иногда я даже верю в это...       — Опоздал. Но ведь лишь потому, что ты этого хотел. Вернее, не хотел, чтобы я отвлекал тебя от твоих мыслей, — произносит знакомый до последней интонации голос. — Секреты от меня, наверно, какие держишь? А ведь раньше такого не было!       Я поднимаю взгляд и встречаю своими сонными, измученными карими глазами его смеющееся зеленые. Та-Самая-Улыбка по-прежнему не сходит с его светлого и веснушчатого лица, которое я за время нашего общения успел запомнить едва не наизусть. Каждую конопушку на тонком носу и худых щеках, каждую морщинку смеха около больших изумрудных глаз.       — Скажи, — тихо и по-дружески тепло советует он. — Скажи мне и самому себе то, что давно хотел. Все равно тот второй, реальный я, этого не услышит. Твои слова останутся лишь между нами.       Я тяжело вздыхаю и смотрю будто бы сквозь него, а он внимательно вглядывается в мои глаза. А ведь заманчивое предложение. Это именно то, что я хотел сделать последние несколько месяцев, расставив все точки над «i». Не ради него, но ради самого себя. Но не рано ли? Вдруг всё ещё вернется на круги своя?       — Не бойся, - подает он голос после затянувшегося молчания. - Если ты вдруг ошибаешься насчет него, насчет меня, то всё действительно вернется на круги своя. Если же нет, то и жалеть нечего. Всегда было не по себе, когда он так делал, договаривая за меня. Иногда даже целиком произносил вслух мои слова и мысли, которые крутились на языке, но никак не могли обрести форму. А затем снова невинно улыбался, обнажая крохотную щербинку между передними зубами.       — Понимаешь, — настолько неуверенно начинаю я, что самому становится смешно.       Черт, до чего я докатился? Так бояться выговорить всё из-за собственной фантазии. Для этого надо быть, в самом деле, жалким человеком! Даже, несмотря на то, что у этой фантазии было лицо вполне живого и невероятно близкого человека.       — Понимаешь, ты… ,вернее сказать, вы. Вы двое изменились. И мне больно от этих перемен. Раньше всё было иначе, раньше… — наконец-то решаюсь я, но он сразу меня перебивает.       — Нет, ты что-то путаешь, дружище, — его глаза по-прежнему искрятся добротой, а растрепанные волосы сияют на свету, как полированная бронза. — Я такой же, каким всегда и был. Такой же, каким ты меня себе вообразил. А вот он такой же, каким ты его встретил. Чувствуешь разницу? Я не он, я - твоя фантазия. Тебе больно оттого, что эта самая фантазия не совпадает с реальностью.       Чай остывает. Я делаю маленький глоток. Крепкий получился, зараза.       — Тебе налить? – спрашиваю его нарочито спокойно и ловлю взгляд, полный какой-то отеческой укоризны. В такие моменты у меня возникало непреодолимое желание врезать ему. — Ладно, я понял тебя, любитель нравоучений. И что же вы, сэр, хотите от меня сейчас услышать?       — Хочу, чтобы ты сам себе сказал, что я тебе не нужен и никогда нужен не был, — говорит он и даже глазом не моргает. Да как он вообще может так думать!       — Ты же и сам это знаешь, всегда знал.       — Замолчи, заткнись, ты бредишь, — я бью кулаком по столу, так что по поверхности чая идет нервная рябь. — Если всему этому пришел конец, это ещё не значит, что я сожалею о знакомстве с тобой. И уж тем более не раскаиваюсь в том, что ты стал важной частью моей жизни. А если это вскоре закончится, то я всё равно всегда буду рад произошедшим с нами за этот короткий срок вещам. Ведь многие из них были чудесны и оставили много теплых воспоминаний, ведь иначе быть и не могло, не должно было... Ты понимаешь, ты понял меня?!       Я едва закончил, а он чуть ли не в голос смеется надо мной. Неужели всё это было важно только для меня?       — Господи, как же ты любишь драму, — восклицает он неуместно радостно. Я багровею от злости. — Я-то тебя понял, а вот ты меня, похоже, нет, дружище. Обычно до тебя куда быстрее доходит.       — Это не я стал этой самой важной частью твоей жизни, а он. Отдели, в конце концов, мух от котлет! Я всего лишь плод твоего воображения, а главное — желаний. Я недостоверная копия, которую ты бы хотел видеть в реальности, но он — оригинал. Мой тебе совет: без толики сожаления избавься от копии, но цени оригинал во всех его особенностях, даже отрицательных. Конечно, если их не окажется гораздо больше, чем положительных. Теперь ты видишь, дружище? Теперь ты понимаешь?

Чай почти остыл.