Исключения

Филипп всегда четко организовывал свою жизнь. Невозможно нести ответственность за кого-то, пока твой собственный мир находится в полном беспорядке, поэтому такую роскошь, как хаос, капитан себе позволить не мог. У него всегда был порядок в комнате, в шкафчике и прежде всего в голове. Каждое утро он просыпался в одно и то же время и делал одни и те же действия, не позволяя себе сбиться. Впрочем, кажется, ему это совсем не надоедало. С вышины своей размеренной спокойной жизни Лам любил наблюдать за людьми. Для него было загадкой, как человек может выжить в условиях беспрерывного движения современного Мюнхена, имея такое же неконтролируемое и хаотичное движение внутри себя. Ну а все, что непонятно, обычно нам не нравится. Так же и Фил совершенно не любил взбалмошных и несобранных людей, и, если такие волей судьбы оказывались в кругу общения немца, он учил их распорядку, пунктуальности и аккуратности. Но из любого правила есть исключения.  Сократис никогда не мог жить по графикам. Его творческая душа постоянно требовала изменений, а тело - подольше поспать, так что на тренировку он обычно собирался завтракая, бреясь и одеваясь одновременно. Редко, когда он выглядел идеально. Впрочем, никто не жаловался, и самого Сократиса все вполне устраивало, так что менять он ничего не собирался. Так вот, об исключениях. По всем канонам, Ламу грек должен был не понравится моментально. Как минимум потому, что они за соперничающие клубы играют. Так и произошло поначалу, на самом деле. Филипп не мог не заметить несколько лихорадочных действий в обороне "Боруссии", не мог не заметить такие отчаянные подкаты и грубоватые единоборства. Особенно, когда с ног сносит именно тебя. Однако немец, к собственному удивлению, не почувствовал глубокой неприязни. Было в Сократисе что-то такое, что его зацепило. После матча капитан "Баварии" пребывал в задумчивом настроении, но незабитые командой мячи волновали его лишь косвенно. Прежде чем управлять другими, ты должен разобраться в себе. Исключения обычно запоминают наизусть. Первым и, собственно, единственным решением было встретиться с нарушителем спокойствия и поговорить с ним. Кое-как достав номер грека с помощью Матса, Лам договорился встретиться в берлинском кафе с бессмысленным названием, которое никто даже не собирался запоминать, после матча за кубок. Сократис, несомненно, был в смятении, но решил от приглашения не отказываться. Филиппу пришлось ждать. Не критично, разумеется, всего пару минут, но ожидание есть ожидание. И он бы упрекнул грека, если бы не увидел на его лице тень старательно скрываемой за дружелюбной полуулыбкой грусти. Все-таки, финал для Боруссии сложился не такой, о каком они мечтали. Немцу не было дела до расстройства "пчел" и сопереживать он им не собирался, но он не был такой уж сволочью, чтобы сыпать соль на чужие раны. Сейчас его интересовал не футболист команды-соперника, а человек, сидящий в кресле напротив. Людям нравятся исключения. В какой-то момент Лам почувствовал себя извергом. Он ни разу не захотел помочь греку, хоть и видел, что говорить на немецком ему трудно. Филиппу казалась эта смесь немецкого и английского, помноженная на греческий акцент, довольно милой, хоть и временами раздражающей. Сократис рассказывал о себе. Казалось бы, чем это поможет, но немец решил для себя, что непременно хочет узнать, какого персонажа перед собой видит. Нет, его жизнь не была жутко интересной или необычной, но что-то цепляющее и завлекающее в ней было. "Обаятельный юноша," - отметил Филипп, подумав, что это, в общем, и могло быть ответом на интересующий его вопрос. Но на исключениях частенько делают ошибки. Поглощенный своими мыслями, баварец не заметил, что эллин закончил рассказ и теперь смотрит поверх чашки с кофе, улыбаясь одними глазами. Очнулся он только тогда, когда услышал вопрос, заданный несколько более громким голосом: - Так зачем тебе знать о моей жизни? Лам не спешил отвечать, потому что не мог ответить даже сам себе. А чего он, собственно, хотел добиться? Зачем вообще позвал его? Под пристальным, хоть и смеющимся по-доброму, взглядом грека, капитан совсем стушевался. По-хорошему, стоило рассказать все так, как есть, но баварец боялся быть непонятым. Впрочем, сейчас Сократис смотрел таким взглядом, что, казалось, и так все видит. - Хорошо, не хочешь - не отвечай. - эллин одним глотком допил свой кофе и глянул на экран телефона. Наручных часов у него не было. - Извини, мне надо идти. Самолет ждать не будет. Дортмундец встал, накинул на плечо лямку спортивной сумки и кинул на стол пару мятых купюр, номинал каждой из которых превышал стоимость напитка. Проходя мимо смущенного Филиппа, он несколько виновато улыбнулся и, пожелав доброго дня, растрепал так аккуратно уложенные волосы немца. "Да, эта прическа хорошо сейчас описывает мое состояние," - думал Лам, провожая взглядом грека, однако быстро растворившегося в таком же хаотичном, как и Мюнхен, Берлине. Нет, он совсем не разобрался в своей неожиданной симпатии к этому человеку. Нет, он поменял свое мировоззрение или что-то вроде того. Нет, он ничего не получил от этой странноватой встречи. Усмехнувшись, Филипп отодвинул стакан воды и задумчивым взглядом посмотрел на часы на запястье. Ему просто понравился запах корицы, исходящий от еще не убранной белой чашки.