Луис любит Папу

Кэб остановился прямо напротив дома, и водитель, добродушный индус с забавным акцентом, повернул свое почти идеально-круглое лицо к Лукасу. На шее у водителя был красный арсенальский шарф, а золотой вставной зуб поблескивал от света фонаря. - Приехали, мистер Подольски, - услужливо сказал он, подмигнув Лукасу. - Спасибо, приятель, - канонир протянул индусу несколько бумажек, жестом показав, что сдачи не нужно, и, подхватив сумку, лежащую рядом на сидении, вылез из машины. «Может селфи с ним сделать?» - мелькнула у него мысль, но индус уже заводил мотор, а телефон был на самом дне сумки, так что фото сессия отменилась сама собой. - До свидания, мистер Подольски, - кривясь в улыбке, помахал из окна кэба водитель, - с победой вас. - Аха, - кивнул Лукас и развернулся в сторону дома. Дом был большим, можно даже сказать, роскошным, находился в фешенебельном районе города, там, где покупали дома многие знаменитости. Из ближайших знакомых среди соседей были все те же Озил и Мерте. Обычно они все вместе ездили домой, как в детстве ездишь с ребятами, с которыми по пути, после школы. Но после матча была запланирована вечеринка, на которую идти как-то не хотелось ни Польди, ни Перу. Великий тусовщик и просто турецкий стиляга Озил решил остаться, тем более что Мэнди уже уехала, и дома никто не ждал. Дальше Мертезакер поехал в свою сторону, по делам, а душа компании Подольски, которому никакой компании вообще не хотелось, уселся на холодное заднее сидение кэба и направился сразу домой. На пороге он остановился, раздумывая, звонить или открыть самому. Похлопав себя по карманам штанов и нащупав в правом связку ключей, Лукас решил, что авторы голов в двери не звонят, и вошел сам. Дверь тихонько скрипнула (давно уже пора было что-то с этим поделать), отодвигая за собой затоптанный коврик с надписью, утверждающей, что лучше дома места в мире нет. На секунду Польди задумался, сравнивая дом с горящим золотыми огнями стадионом Маракана, и все же был вынужден согласиться с создателями коврика. У каждого уважающего себя канонира должна иметься крепость, и Лукас очень гордился своей. - Дома, - звучным басом сообщил он, прикрывая за собой дверь. Ответа не последовало. – Эй, есть кто живой? Чемпион мира вернулся с еще одной победой, - продолжал Подольски, бросив спортивную сумку в прихожей. – Где фанфары, где толпа поклонниц? - Только что вышли через заднюю дверь, - Моника вышла из кухни, держа в руках вазу с цветами. – Я просила их подождать еще немного, но у них были планы. - Ну и ладно, - все тем же басом промурлыкал Польди, утыкаясь носом жене в плечо, ради чего пришлось наклониться. Моника положила вазу на первый попавшийся столик, расплескав воду вокруг, и обняла Лукаса за шею. – Они бы только мешали. Но только ненасытный Подольски потянулся к губам жены, со второго этажа донеслись шаги босых ног, и веселый Луис в черно-желтой форме Дортмунда сбежал по ступенькам и вклинился прямо посередине родителей, прерывая канонирские нежности. - Папа, ты выиграл? – горящие восторгом серые глаза устремились на Лукаса, его маленькая копия потянула за футболку, требуя внимания. - Конечно, выиграл, - Польди подхватил сына на руки и прижал к себе как можно крепче. Клубы меняются, как и тренера, победы и поражения, кубки и прочие трофеи – все это временное. Чемпионское звание, скорее всего, через четыре года перейдет к кому-то другому, а семья – это вечное, самое близкое, самое родное. Лукас не мог четко выразить эту мысль, но она была похожа на ту, на коврике, по смыслу, и она вызывала внутри какое-то чувство радости, так что большой теплый шар раздувался в груди, заполняя собой каждую щелочку. - Ай, папа, воздуха мне! – закряхтел канонир младший, и через несколько секунд, с большим нежеланием был опущен на пол. - А Марко сегодня тоже гол забил, - лицо маленького Польди расплылось в улыбке. Лукас закатил глаза. Ну откуда, скажите на милость, у футболиста, играющего за Арсенал и болеющего за Кельн, взялся сын – фанат Марко Ройса. Вселенский парадокс какой-то. - Малыш, а хочешь, папа привезет тебе из Мюнхена футболку с росписью дяди Басти? - Неа, - Луис отрицательно замотал головой. - А хочешь футболку Гетце, который победный гол забил? – сын замахал еще сильнее. – А дяди Филиппа? Капитана? - Хочу Марко, - упрямо пискнул Луис, сжимая губки бантиком. Моника только усмехнулась, глядя на своих мужчин. Один упрямей другого. - Где я оступился в этой жизни? – комически вознес руки к небу Лукас. Семейная идиллия, тихий островок посреди звездного моря. Польди ничего больше не желал, если бы только это все было правдой. Он резко заморгал, как будто очнувшись от сна, осмотрелся и запустил руку в карман. Ключи лежали в правом. Дверь открылась, как обычно, с тихим поскрипыванием, которое Лукас давно перестал замечать. Бросив спортивную сумку прямо у порога, он снял куртку, в карман которой девушки-фанатки каждый раз умудрялись каким-то образом запихнуть номера телефонов, разулся и быстрыми шагами пошел в гостиную. Перед небольшим стеклянным столиком, на котором стоял телефон, он остановился, замешкавшись. Рука застыла в воздухе с вытянутым вперед указательным пальцем. Глубоко вдохнув и резко выдохнув, Лукас нажал кнопку. - У вас нет новых сообщений, - механическим, холодным голосом доложил автоответчик. Внутри у Подольски что-то сжалось в маленький колкий комочек. Нет. Новых. Сообщений. Их нет. Уже третий день. С того самого момента, как он последний раз сам звонил в Кельн. Ему иногда становилось очень любопытно, что же там делает Моника целыми днями, что у нее не хватает пяти минут на разговор. Он не хотел, чтобы все было вот так. И тогда и до сих пор он не устает уговаривать жену переехать с Луисом к нему в Лондон. - Пожалуйста, давай не будем, - Моника сжимала губы, глядя на Подольски с укоризной в глазах. – Мы так редко видимся, не нужно все портить, Лукас. - Если бы вы переехали ко мне, мы виделись бы чаще. Каждый день. Разве тебе не надоели эти вечные перелеты и игры в идеальную семью на один день? - По-твоему, мы тут играем? – Моника вставала и уходила в другую часть комнаты. Лукас тяжело вздыхал, чувствуя, что все опять катится к чертям, брал себя в руки и начинал разговор заново. Ради Луиса. Ради семьи. - Что тебя так держит здесь? Это ведь Лондон, один из самых красивых городов в мире. Там здорово, Моника, правда. Луис выучит новый язык, дети быстро учатся, будет заниматься футболом. Так же, как и здесь. - А я? – Моника резко поворачивалась к нему, в ее глазах были обида и укор. – А я, Лукас? У меня работа, друзья, что я буду делать? - Я тоже многое оставил, уезжая, я оставил свою семью, сына. - Это был твой выбор, - ноль понимания в ответ, ни капли жалости. Они все были еще теми упрямцами. Втроем. - Я не вижу Луиса неделями, Мон, ты знаешь, он – самое дорогое, что у меня есть. - Лукас, замолчи, пожалуйста, - Моника устало опускалась в кресло, прикрывая лицо руками. И так было каждый раз. Он «приезжал из своего Лондона, портил Луиса подарками, делал вид, что все так и должно быть, а потом снова начинал эти разговоры». Иногда Польди задавался вопросом, зачем вообще он приезжает? Ответ приходил сразу же. Ради Луиса. Ради Луиса он будет мотаться из города в город, будет терпеть вечные смены настроения Моники, обиды, молчать во время ссор, хотя есть, что сказать, и немало. Луис не виноват, что папа и мама давно перестали понимать друг друга. Он заслуживает иметь нормальную, крепкую, любящую семью, какая была у Лукаса. Счастливую семью. - Ты сам решил перейти в Арсенал, - начинала Моника свой монолог жертвы. – Тебя любили в Кельне, мы были все вместе, я не понимаю, чего тебе не хватало? Денег? Мне кажется, деньги были всегда, предостаточно. Но нет, ты решил уехать, покорять Лондон. Звезда Подольски стал канониром. У меня тоже есть жизнь, Лукас, понимаешь? Что я буду там делать? Сидеть дома? Готовить тебе немецкие ужины? Баварские сосиски и пиво на розлив? - А что ты делаешь здесь? - Нет! Ты не знаешь, что я делаю здесь! Не говори так. Я не обязана ездить за тобой в каждый город, куда тебя занесет. Тебе вообще не тошно от мысли, что тебя покупают, как в супермаркете? - Ты знала, на что шла! – Лукас опять терял терпение. – Ты хотела этого, помнишь? Я ушел из Баварии, мы жили в Кельне. Тогда тебя устраивало, что меня продают и покупают. Потому что тебя это никак не трогало. В старшей школе тебе, кажется, нравилось быть девушкой футболиста. Когда все изменилось, Мон? – его сильный низкий голос постепенно затихал, все тише и слабее на каждом слове. Пусть она подойдет поближе, обнимает его, пусть так, он готов носиться по всей Европе, перескакивать с рейса на рейс, только знать, что она все еще любит его. - Значит, по-твоему, это я виновата? – Моника взмахивала руками, и Лукас опять утыкался в какую-то стену, появившуюся между ними. Откуда она взялась, эта стена? Почему? Он еще помнил то время, когда стены не существовало, и они просыпались с Моникой рано утром в небольшой комнате, в съемной квартире, пили вместе кофе, укутавшись в простыни. Как они вставали ночью по очереди, чтобы успокоить проснувшегося маленького Луиса, как они гуляли весной в парке. Может, это и вправду его вина? Захотел доказать всем, после не очень удачных сезонов в Баварии, что Кельн – для него, для Лукаса Подольски, плеймейкера, десятки сборной Германии – не потолок. Что он еще может забивать во всемирно известном клубе. Он сам выбрал, но он не знал, что его переход в Арсенал станет причиной возникновения этой стены, этой чертовой стену между ним и женой. Он думал, Мон и Луис поедут с ним в Лондон, а в итоге оказался один в огромном, но пустом доме. Зачем-то он снова нажал на кнопку автоответчика. - У вас нет новых сообщений, - повторила машина. - Аха, - устало выдохнул Лукас и опустился на дорогой диван. Он бы выкинул этот диван ко всем чертям через окно, и весь фешенебельный хлам, статуэтки, расставленные и распиханные по всем углам, если бы только Моника позвонила, если бы только он мог снова услышать Луиса. - У вас нет новых сообщений, - он мучил себя этой фразой снова и снова, нажимая кнопку и прослушивая холодный голос автоответчика, безразличного наблюдателя в этой драме. Вдруг он что-то вспомнил, вскочил и бросился в коридор, поднял сумку и вытряхнул из нее смятую форму. Вместе с вещами выпал золотой айфон – подарок чемпиону мира. Одно новое сообщение. Ладони Подольски вспотели, от виска до виска как будто забегала маленькая искорка. Пытаясь казаться спокойным, Лукас снова уселся на диван в гостиной и с напускным безразличием нажал на значок сообщения. Ради кого он разыгрывает эту комедия? Зачем? Чтобы сохранить остатки гордости? Сообщение было от Басти. Поздравление с победой, приятельский подкол, смайлики. Лукас улыбнулся, перечитывая сообщение еще раз, и стал быстро натыкивать ответ, тихонько посмеиваясь про себя. Не забыв про свое фирменное «аха» в конце, Польди отправил sms. Радостная пятиминутка окончилось. Снова наступила тишина. - У вас нет новых сообщений. - У вас нет новых сообщений. - У вас нет новых сообщений. - У вас не появятся новые сообщения, сколько бы вы не нажимали на кнопку. Лукас тихонько застонал, приподнялся с дивана и медленно побрел в свою комнату. Там, на прикроватной тумбочке стояла единственная вещь в доме, греющая душу. Милая самодельная рамка, которую Луис смастерил с воспитательницей в детском саду, а в рамке фотография, сделанная кем-то из прохожих в Кельне по его просьбе. Яркая, светлая фотография, апрельская зелень на заднем плане и три улыбающихся лица. Маленький Луис, которому тут года два, если не меньше, перемазан в мороженом, а кепка съехала почти на затылок. Эту фотографию Лукас забрал с собой после того, как в первый раз приехал из Лондона обратно в Кельн. Рамку Луис подарил ему на день Рождения. На ней было написано (не без помощи воспитательницы) «Луис Папу», а между ними бисерное сердечко. - Прости меня, малыш, - прошептал Польди, проводя пальцем по фото. – Папа тебя подвел. Он позвонит первым, как всегда. О какой к черту гордости может быть речь, когда он не слышал своего мальчика уже три дня? Найдя нужный номер в последних звонках, Лукас коснулся пальцем экрана в том месте, где было написано «позвонить», и стал слушать гудки. Через несколько секунд до него донеслось по-детски серьезное: - Алло? - Луис, это папа, привет, - Подольски сжал свободную руку в кулак, потому что должен был звучать веселым, но к горлу уже подступали слезы. – Малыш, как дела? - Папа! Обрадовано воскликнул Луис и крикнул, - Мама! Это папа звонит! Ты сегодня выиграл? - Конечно, и гол забил. Луис, малыш, папа так по тебе скучает. Лукас крепче сжал рамку, глядя на фото своего маленького смеющегося сына и слушая, как у него прошел день. Некоторые вещи кажутся очень важными в жизни. Но они ничего не значат в сравнении с тобой. Ты всегда будешь моим номером один.