Little birds can remember

Станция. Душный вагон и бесконечные толпы прохожих, спешащих по делам. Стук дождевых капель по стеклу и приглушенный голос репродуктора из динамика над моей головой. Я достаю с багажной полки свой чемодан и протискиваюсь к выходу – возмущенные люди расступаются, про себя, вероятно, не раз помянув меня добрым словом. А снаружи – холод. Свинцовые тучи замирают на месте, и ливень не прекращается – тяжелые дождевые капли окропляют холодный асфальт, вмиг ставший пепельно-черным, прямо как в том страшном сне. В тот день, когда мы виделись в последний раз. Я посильнее закутываюсь в плащ. Раскрываю зонтик и замираю посреди перрона. Поезд позади меня приходит в движение, и на какое-то время грохот колес перебивает все прочие звуки: тихий шепот дождя, завывания пронизывающего ветра и негромкие разговоры прохожих. Но вскоре состав скрывается за поворотом, и я вновь остаюсь наедине с собственными мыслями. Ничего не изменилось – все та же покореженная, ржавая станция, перекошенные деревца и неказистые скамейки, на которых, обнявшись, сидят, обнявшись, парочки. И правда ничего не изменилось. Это мой город. Я вырос, изменился внешне, но здесь будто бы остановилось время – в пределах места, ставшего раем моей юности, все оставалось таким же неспешным и нерушимым. Я не хочу двигаться с места. Потому что не могу найти в себе силы идти дальше. Сейчас мне стоит вернуться в давно заброшенную квартиру, где когда-то жили мы с сестрой, и лечь спать – утро вечером мудренее. Но я знаю, куда поведут меня ноги – в дом, в котором я уже и не надеялся побывать. Впрочем, вряд ли я вообще мог бы найти в себе силы, чтобы вновь посмотреть в эти глубокие фиалковые глаза и произнести давно забытое в глубине души имя. «Читанда…» - я вздыхаю и отдергиваю себя. - «Эру… Когда мы виделись в последний раз?» Вместе со школой закончилась наша розовая пора. Будни стали серыми и непроглядными – как и всегда, впрочем. Лишь в самом конце, когда ещё было не поздно что-либо изменить, я почувствовал проблеск в душе, затухший так же внезапно, как и появившийся. У нас был выбор - остаться или уйти. Где же Сатоши и Маэка? Они растворились в сумраке, так и не успев разобраться в собственных чувствах. Разошлись по сторонам так внезапно, что даже я не знаю, где они сейчас. Я мог бы остаться здесь, помогать Эру, как и хотел когда-то… Но не смог. Так и не смог разобраться в себе. Поэтому покинул родные края и поступил в университет. А тогда, в последний день отъезда, лишь одна Эру пришла проводить меня. Мы ели мороженое и разговаривали – стояли так близко, что сердце трепетало… В тот день я не смог преодолеть себя. Да и сейчас. Спустя три года… Я не уверен, что действительно смогу признать чувства до конца. Сначала мы созванивались. Довольно часто, почти каждый день. Но платить за мобильные услуги мы больше не могли, поэтому стали переписываться, все реже и реже, пока, наконец, совсем не углубились в дела. Я часто открывал ноутбук и набирал новое сообщение, а затем, смутившись, поспешно стирал его. Никак не хватило смелости на то, чтобы нажать на кнопку «отправить», после последней точки на дисплее вся моя решимость куда-то испарялась. Но вчера, едва получив билет на поезд, я пересилил себя и набрал дрожащей рукой: "Я возвращаюсь". Вероятно, Эру была обижена, и я не винил её – это было нормально и вполне естественно. Время в поезде я провел за раздумьями. Что делать? Что ей сказать? А… Стоит ли вообще приходить? Я не люблю что-то делать впустую, долгая работа меня утомляет. Но мысли – похоже, вся моя накопленная энергия уходит в них. Я так запугал себя, что в какой-то момент перестал верить в то, что нам суждено еще раз встать друг к другу так близко, как в тот день. Жуткие кошмары преследовали меня. В них мы отдалялись все дальше и дальше друг от друга. Я стоял на месте, а ты уходила босиком по пепельно-черному асфальту, оставляя за собой кровавые следы, ведущие в конечную точку нашей судьбы. А может, нет никаких «нас»? Только ты и я – совершенно одинокие в этом сером, продрогшем до основания, мире. Я иду по тропинке в сторону города. В какой-то момент оборачиваюсь – и не могу поверить собственным глазам. Ты сидишь на деревянной скамейке, закутавшись в промокшую до нитки кофту. Ты здесь. Ты пришла, чтобы встретить меня. Или… Я, наверное, ошибся. И правда, я ведь вижу тебя со спины – а мало ли еще высоких, черноволосых девушек можно встретить на станции в такой поздний час. Но сердце знает, упрямо твердит, что это ты, повзрослевшая на три года Читанда Эру, до сих пор держащая в мыслях образ какого-то незначительного, серого юноши по имени Хотару. Я бы мог сбежать сейчас. Сделать вид, что не заметил – прошел мимо, углубленный в собственные мысли. Но… Не смог. Я уже потерял тебя однажды, и не хотел выносить все эти жуткие чувства вновь. - Будешь сидеть под дождем – простудишься, - шепчу я тихо, неслышно подойдя со спины. Ты вздрагиваешь и изумленно оборачиваешься – я вижу твое лицо и мокрые пряди черных волос, свисающие на глаза. Кажется, ты осталась такой, как и прежде – хотя и стала заметно выше, слегка изменилась в лице, но… С него не исчезла та детская наивность, за которую я так полюбил тебя в тот солнечный весенний день – последний день нашего общего счастья. - Орэки-сан… - только и можешь вымолвить ты потухшим голосом. - Хотару, - тут же тебя поправляю. – Помнишь, тогда ты попросила называть тебя по имени? Ты киваешь. И улыбаешься. Кажется, по твоим щекам текут слезы… Или это дождевые капли – я не могу разобрать, поэтому обхожу скамейку и протягиваю тебе свой зонтик. Секунду ты смотришь недоуменно, а затем резко отбрасываешь зонт в сторону – тот падает в грязь. Твои холодные пальцы сжимают мне плечи, и Читанда… Эру, ты правда прижимаешься ко мне, дрожа то ли от холода, то ли от переизбытка чувств. Я обнимаю тебя покрепче, наверное, чтобы согреть, и мы стоим под холодным ливнем, не говоря ни слова. Похоже, я ошибался. - Эру… - кажется, я не называл тебя так даже по телефону, хотя ты не раз об этом просила. – Что ты здесь делаешь? - Да я просто… Я просто… - отходишь назад и поднимаешь с земли зонтик. – Я так боялась написать тебе все это время! Думала, что тебе больше нет до меня дела! Думала… Что ты больше не вспомнишь меня. - На самом деле я думал о том же, - шепчу чуть слышно. - Поэтому когда ты написал мне, - ты, кажется, совсем ничего не слышала, - я очень обрадовалась и почти весь день просидела на вокзале, чтобы… - Но ведь уже поздно... - Я не могла терпеть больше, Ор… Хотару. Не могла терпеть? Что… Что это значит? - Я так не хотела терять тебя тогда! – продолжала ты. – Но не смогла остановить! У меня не хватило смелости сказать… Я остался стоять на месте, как вкопанный. Я видел румянец на твоем лице, но так и не мог ничего понять. Как же это так… - Я знаю, что если не скажу сейчас, то не смогу уже никогда! – ты заметалась, оглядываясь по сторонам, а затем вдруг выдохнула и подняла голову. – Я люблю тебя, Хотару. С того самого момента. Последнего дня, когда мы были вместе… Не может быть. Так не бывает. Почему… Почему я позволил себе? Зачем надумал этих жутких кошмаров, пожирающих сознание? Отчего-то улыбаюсь. Похоже, я с самого начала был неправ. И, пожалуй, поплатился за это многим. Но теперь… Разве еще не поздно все вернуть? - Я правда пойму, если ты не примешь моих чувств… - заметив мое смятение, ты замялась. – Но я больше не могу держать это в себе. Я делаю шаг вперед и дотрагиваюсь до твоих волос. Одним движением убираю челку с глаз и вновь тону в их бездонной глубине. Я бы мог повернуть назад. Но сейчас уже не смогу лишиться этого тепла, тлеющего в твоем сердце. - Так гораздо лучше, - произношу совсем тихо, почти шепотом. – Я тоже люблю тебя, Эру. Без лишних слов обнимаю тебя за плечи и прижимаю к себе. Твои губы такие холодные, но безумно желанные. В бесконечном мраке растворяется все: и станция, и деревья, и тучные прохожие – серая реальность остается за гранью нашего понимания. Мы вернем себе теплые дни той забытой весны. Я больше не хочу оставаться серым, однажды слившись дождем и исчезнув из памяти всех, кого знал когда-то. Над нами снова светит солнце. Мы неспешно идем по тропинке в сторону твоего дома. Ты громко чихаешь и просишь платок. Вместе с платком протягиваю тебе плащ – он промок снаружи, но внутри остался сухим и теплым. А когда возвращаемся домой, застаем там твоих обеспокоенных родителей. У тебя жар и насморк, но ты улыбаешься, когда я сажусь на край постели и вздыхаю. «Я больше не уйду» Настоящие чувства не могут угаснуть. Потому что пока мы живы… Мы все еще можем помнить.