Последняя зима

Голос со стальными командными нотками, который в последнее время прочно обосновался в его голове, рычит. «Улыбайся, придурок!». Он не может позволить ей видеть его постное лицо. Поэтому Кей усилием воли растягивает губы в улыбке, хотя больше всего хочет сейчас завыть от безысходности и биться головой о стену. Хикари, в отличие от него, улыбается по-настоящему. – Не заставляйся себя, – мягко просит она, глядя на него с жалостью. – Я же вижу. Она его жалеет. Она его! Даже лежа на больничной койке, вся опутанная какими-то трубками, проводами, капельницами, о себе она думает в последнюю очередь. Видеть её такой спокойной, умиротворенной непривычно. Она-то, конечно, может и сейчас бы носилась тут, по всей палате, но на этом этапе болезнь отнимает столько сил, что даже сохранять вертикальное положение тела на койке становится чертовски сложной задачей. Видеть её такой… просто мучительно. Всего за несколько месяцев она изменилась до неузнаваемости: исхудавшее тело почти утопает на просторной койке, на белоснежных простынях кожа отдает отчетливой желтизной, прекрасные волосы, которые пришлось коротко подстричь, поредели и давно потеряли свой блеск. Единственное, что в Хикари осталось прежним, – её глаза: сияющие, живые, с толикой лукавства и морем обаяния. Разговаривая, Кей не отрываясь смотрит ей в глаза и временами видит перед собой Хикари такой, какой она была до болезни. Судорога на мгновение сводит его горло. Кей не знает... не может ей ответить, поэтому только поднимает её призрачную, почти невесомую ладонь к своему лицу и прижимается к ней губами. Её щеки покрывает слабый румянец, а во взгляде вспыхивает благодарность. «Это неправильно. Наша история не должна была быть такой. Всё должно было кончится иначе». Одна и та же мысль непрерывно крутится в сознании с тех самых пор, как стало известно об её диагнозе. Кей знает, что она считает, будто днюет и ночует в её палате он только из чувства долга. Он может только догадывается, чувствует ли она к нему то же, что и он к ней. Он собирался признаться ей уже тысячу раз. Каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, а на языке настойчиво вертелись нужные слова, но лишь одна мысль заставляла его неметь и проглатывать признание: казалось, что если он расскажет ей всё сейчас, то тем самым словно признает серьезность её болезни, примет её. Он никогда не думает о том, что случится после того, как её не станет. Не только потому, что не может этого представить, а потому что эта мысль пугает сильнее, чем что бы то ни было. Ему кажется, что он и сам исчезнет с её последним вздохом, рассыплется на кусочки от горя. Он уже принял решение признаться ей завтра вечером вместе с поздравлениями, но сегодня, в эту странную предпраздничную ночь у него появляется какое-то странное предчувствие. Тревога о том, что завтра может оказаться уже поздно, верно перерастает в уверенность. – Хикари… – губы произносят её имя, но прежний страх сковывает горло, а ему так необходимо сказать всё именно сейчас. – Какой подарок ты бы хотела на Новый Год? Какое-нибудь желание, которое я мог бы исполнить для тебя? – малодушничает он, произнося совсем не то, что собирался. Она, похоже, чувствует это, но ничего не говорит. Задумывается, облизывает пересохшие губы и решительно расправляет плечи. Дурной знак: ничего хорошего эта поза не сулит, Кей знает по опыту. – Снег уже давно выпал, а его еще не видела. Кей, возьми меня на прогулку. «Нельзя». Он не произносит это вслух, но Хикари похоже догадывается по его лицу. – Сегодня. Сейчас, – твердо произносит она таким тоном, что становится ясно – не отступит. Эффект от её слов правда оказывается немного смазанным, когда девушка начинает громко и надрывно кашлять. – Ты должна лечится, – произносит Кея, ненавидя себя за эти слова. – Снег будет и на следующий год, и ты… мы… Он спотыкается, наткнувшись на её взгляд. Она смотрит ему в глаза, и обезоруживающе грустно улыбается. В её взгляде сквозит легкий укор, потому что оба понимают: не будет никакой следующей зимы. Он всё еще обдумывает подходящие доводы о том, почему они не должны делать этого, даже тогда, когда помогает ей одеваться. С величайшей осторожностью он помогает ей натягивает одежду, смутно вспоминая, как Хикари некогда смущалась и сопротивлялась, когда он ухаживал за ней. Сейчас она покорно позволяет Кею делать с ней всё, что он считает необходимым, и если это его и ранит, то совсем немного. Он берет её на руки, также вскользь отмечая, что Хикари почти ничего не весит. Её слабое дыхание слегка щекочет его открытую шею. За запахом лекарств почти не чувствуется её собственный, слегка цветочный запах, но чуткому обонянию Кея все же удается распознать его. Как всегда. К счастью, дежурная сестра куда-то отошла со своего поста, и Кею со своей ношей удается беспрепятственно пройти по коридорам, а затем выйти на улицу. На их счастье, с неба как раз сыплются пушистые белые комочки снега. Кей выбирает симпатичную аллею среди деревьев, залитую ровным светом вечерних фонарей, и садится на аккуратную скамейку, устраивая Хикари на своих коленях. Девушка осторожно обнимает его за шею и молчит, восторженно наблюдая за снегопадом. Ловит раскрытой ладонью снежинки, которые почему-то не тают на её коже, в то время как иней вмиг раскрашивает её ресницы в белый. Девушка выдыхает белое облачко пара Кею в лицо и тихо смеется, и он улыбается ей в ответ даже без приказа грубого голоса со стальными нотками. Просто на секунду ему кажется, что они одни на свете, что время остановилось и что нет никакой её болезни – и он позволяет себе поверить в это. – Спасибо, Кей, – шепчет Хикари, опуская голову ему на грудь. Её голос звучит слабо, и он вдруг пугается. – Пошли обратно. – Нет! – она вскидывает голову и смотрит на него умоляющими глазами. – Я же еще не спросила… У Кея вдруг возникает чувство де-жавю: такое уже было совсем недавно, в её палате, только сейчас они, кажется, поменялись ролями. Ему кажется, что Хикари собирается сказать… – А какой подарок ты бы хотел на Новый Год? – произносит девушка, и Кей улыбается про себя. – Может и я могу исполнить какое-нибудь твоё желание? Она говорит это, уткнувшись в его грудь, и Такисима почему-то уверен, что Хикари сейчас отчаянно краснеет. Его сердце так отчаянно бьется, что кажется, она должна чувствовать это даже через слои одежды. Что-то подсказывает ему, что девушка говорит сейчас вовсе не то, что собиралась поначалу. А может у них еще есть время?.. «Поторопись, придурок». Какой там вопрос? Есть ли у него желание? Только одно. – Пожалуйста живи, Хикари. Просто живи. Она молчит, и он крепче сжимает её плечи, притягивая к себе, но Хикари никак не реагирует. Молчание становится невыносимым и режет уши. – Ты слышишь, Хикари? – глупо спрашивает Кей, хотя уже давно всё понял. Вселенная лопается с громким треском в тот момент, когда он понимает, что уже никогда не дождется ответа. Странно, но сам он каким-то образом не рассыпается на кусочки, и это, пожалуй, самое страшное. «Ты так и не успел сказать ей, придурок».