Чудеса под Новый год

Новогоднего настроения утром тридцать первого декабря у меня не было совершенно. Собственно говоря, к вечеру ситуация не особенно изменилась, да и с чего бы ей меняться, если весь декабрь у меня и мысли не было о приближающемся празднике?.. Начать хотя бы с того, что первый зимний месяц выдался совсем не зимним: выпавший где-то в первых числах снег растаял через несколько дней и больше на улицах не появлялся, температура периодически уходила в плюс, с неба изредка что-то капало, а вечная слякоть под ногами вовсе не добавляла оптимизма. Вечерами, правда, подмораживало, но я бы не сказала, что это радовало: ранним утром, когда образовавшийся за ночь ледок еще не растаял, легче легкого было, торопясь в институт, неудачно поставить ногу и растянуться на тротуаре. Меня, к счастью, эта напасть пока каким-то образом обходила, что не отменяло ежедневных опасений. Впрочем, не погода играла самую важную роль в отсутствии хоть какого-то настроения. Куда важнее было то, что праздновать мне было решительно не с кем: мама, отчим и братья уехали в другой город, куда их уже давно и настойчиво приглашала бабушка — мать отчима; Ритка собиралась отмечать вместе с компанией однокурсников… К семье я не присоединилась потому, что один из преподавателей заболел и весь мой второй курс сдавал зачеты чуть ли не до последнего рабочего дня — я отстрелялась тридцатого, но это сути дела не меняло, ибо сил ехать на вокзал за билетами, потом собираться, чтобы через три дня вернуться, не было никаких. Повезло, однако, с местом учебы: у многих сессия кончается в декабре, а у меня в январе только начинается. Вариант празднования со школьной подругой отпадал, потому что я практически не была знакома с ее однокурсниками, к тому же не любила шумные компании. Оставался еще Максимилиан: не сказать чтобы я была бы очень довольна его обществом, но, во всяком случае, иногда с ним можно было неплохо провести время. Однако и здесь меня поджидало разочарование: Макс собирался встречать Новый год со своей девушкой, о чем не преминул сообщить весьма ехидным тоном. Я видела эту девушку, и, если честно, она показалась мне не более чем оголтелой поклонницей творчества Максимилиана (он и в самом деле недурно рисовал), к тому же не слишком умной. Поэтому я только фыркнула, пожав плечами, — посмотрим, как он выдержит целую ночь в ее компании. Короче говоря, утром тридцать первого внезапно выяснилось, что вечер мне предстоит провести в одиночестве. Решив не зацикливаться на этом, я включила телевизор, по которому уже вовсю крутили обычные новогодние фильмы, залезла на антресоль, чтобы найти там пачку забытых родственниками бенгальских огней, а потом приготовила себе пару салатов на ужин и завтрак. Ближе к ночи я запихнула в духовку курицу и достала из холодильника шампанское, мельком подумав, что, по всей вероятности, бутылка будет служить лишь украшением стола, потому что открыть ее у меня не хватит сил. При этом я очень четко ощущала, что делаю все как будто машинально, по инерции, а не из-за собственного желания — в итоге к одиннадцати часам вечера настроение, и так невеселое, опустилось еще на пару отметок. Я сидела на кухне за столом и, глядя в телевизор, задумчиво гоняла вилкой по тарелке кусочек картошки. С экрана о чем-то вещал президент, но мои мысли были далеки от его речей: я раздумывала над тем, не напроситься ли к кому-нибудь из близко живущих знакомых, и приходила к неутешительному выводу о том, что, в общем-то, напрашиваться особенно не к кому; более того, к тем, кто, наверно, мог бы меня принять, идти не было никакого желания. Пробили куранты; я написала на салфетке желание и, спалив обрывок, запила пепел соком — бутылка с шампанским мне так и не поддалась. Правда, учитывая то, что я маг, этот ритуал с загадыванием желаний казался каким-то глупым, но все-таки… Я вздохнула. За окном уже гремели салюты и петарды — значит, многочисленные жители соседних домов уже выползли на улицу. Придя к закономерному заключению, что дома в одиночестве делать все равно нечего, я надела сапоги, накинула зимнее пальто и, прихватив приготовленные с утра бенгальские огни и спички, выскочила из квартиры. На улице было холоднее, чем обычно, и я пожалела, что не надела шапку; людей во дворе было не очень много — они стояли небольшими группками чуть в отдалении. Подойдя к первой попавшейся лавочке, я положила на край упаковку с огнями и, достав один, чиркнула спичкой. Ожидания не оправдались: порыв ветра быстро задул только-только загоревшееся пламя на ее конце, не успела я поднести спичку к самому огню. Не оставляя, впрочем, надежд на зажжение вроде как горючего состава, я истратила половину коробка — тщетно. Нет, все-таки это какой-то неправильный Новый год! Снега нет, настроения нет, бенгальские огни не горят… Я подумывала уже о том, чтобы присоединиться к группе товарищей, обретавшейся неподалеку: у них-то должны быть хотя бы зажигалки, раз петарды взрываются; однако решила все-таки последний раз попытать счастья со своими спичками. И чего я зажигалку не взяла? У отчима ведь было несколько штук… Замерзшие пальцы еле-еле вытащили очередную спичку из коробка, я чиркнула и поднесла ее поближе к проволоке бенгальского огня. Чуда не произошло: хоть горела спичка несколько дольше своих предшественниц, это ни капли не помогло ей поджечь тонкую металлическую палочку в моей руке. — Девушка, вам не помочь? На секунду я застыла, услышав знакомый голос: вот откуда бы ему здесь взяться? Потом вдохнула поглубже и обернулась, получив полное подтверждение своих мыслей: это действительно был он. Оберон стоял совсем рядом — в темной куртке с капюшоном, джинсах, меховой шапке и черных перчатках он был совершенно не отличим от любого жителя моего города, однако я знала, что он король — и увидеть это может каждый, кто повнимательнее приглядится к нему. — Здравствуйте, ваше величество, — я улыбнулась, потому что встреча с ним оказалась первым приятным сюрпризом за сегодняшний день и я была по-настоящему рада. — Здравствуй, — он подошел ближе. — Не ожидала? — Ну… да, — осторожно согласилась я. — Так что, тебе не помочь? — мягко поинтересовался Оберон и кивнул на бенгальский огонь, зажатый в моей руке. Если честно, я уже и думать про него забыла. — Да… да, было бы неплохо, — с запинкой проговорила я и кивнула для большего эффекта. Оберон снял перчатку и достал из кармана зажигалку — самую обычную и ничем не примечательную, — а потом щелкнул колесиком — заплясал подрагивающий, неровный огонек; ветер стих. Я, как завороженная глядя на пламя, поднесла к нему огонь, и через секунду состав, нанесенный на него, вспомнил наконец о том, что должен гореть; бенгальский огонь вспыхнул, рассыпая золотистые искры. Я непроизвольно заулыбалась, отставляя руку подальше от своего пальто и куртки Оберона, чтобы ничего не подпалить. Оберон, внимательно за мной наблюдавший, рассмеялся: — Знаешь, мне казалось, что в твоем мире бенгальские огни — обычное дело. А ты смотришь так, будто это настоящее чудо. — Разве что чудо химии, — я тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. — И вообще, если бы вы знали, сколько я пыталась его зажечь, вы бы не смеялись, — прибавила я уязвленно. — Ладно, не обижайся, — он взял другой огонь и поднес его к моему, чтобы тоже зажечь. — Ты не замерзла? Этот вопрос был задан осторожным тоном, и я вполне понимала почему: на улице явно был минус, руки у меня покраснели, щеки, видимо, тоже… Я виновато взглянула на Оберона — глупо, конечно, было выходить из дома, так легко одевшись, но, учитывая погодные условия последних дней, это было простительно. — Ваше величество, — ненавязчиво перевела я разговор на другую тему, вспомнив, что какое-то время Оберон жил в моем мире, — а вы когда-нибудь у нас Новый год праздновали? — Да, мне приходилось. Правда, это было давно и в другой стране. — В другой? — я не смогла скрыть удивления: почему-то считала, что он по умолчанию жил где-то недалеко от наших мест. — В какой? — В Германии, — Оберон прищурился, окидывая меня задумчивым взглядом. — Слушай, Лена, давай либо зайдем в помещение, либо хотя бы погуляем? Иначе завтра ты с кровати не встанешь. — А вы меня вылечите, — я подхватила коробку с огнями с лавочки и медленно пошла через двор. — Вы умеете простуду лечить? Оберон усмехнулся: — Умею, но предпочел бы обойтись без этого. Я фыркнула: вообще-то, мне тоже совсем не улыбалось проболеть праздники, а заодно и начало сессии; но и домой идти тоже как-то не хотелось. Я приостановилась и потянулась к карманам: там лежали варежки — меховые, пушистые и невероятно теплые. — А вы, значит, говорите по-немецки? — задумчиво спросила я, возвращаясь к предыдущей теме. — Я работал переводчиком с английского и немецкого, — уточнил Оберон, останавливаясь рядом. — Хотя сейчас, конечно, уже многое забывается. — А вы… вы могли бы сказать мне что-нибудь? По-немецки? — я даже сама удивилась наивному тону, которым эти слова были сказаны. Впрочем… мне всегда нравился немецкий язык, но никто из окружения его не учил, да и у самой руки как-то не дошли. Имею же я право хоть раз вживую услышать что-нибудь на нем? Оберон помолчал несколько секунд, наверно, обдумывая слова, а потом тихо произнес: —Du wirst nie allein, weil ich dich liebe. Я замерла, затаив дыхание и вслушиваясь в совершенно непонятные, но почему-то приятные слова. Может быть, дело было в интонации, с которой они были сказаны?.. От его голоса, казалось, идеально подходящего этому языку и этой фразе, у меня даже сердце екнуло, а внутри стало тепло-тепло. — Что это значит? — спросила я севшим от волнения голосом. Оберон как-то странно взглянул на меня, а потом улыбнулся и ответил: — Прости, но я не скажу тебе значения этих слов. Если запомнила, посмотришь где-нибудь, а если нет… что ж, это, наверное, и к лучшему. Я чуть не взвыла — ясно же, что не запомнила ничего из того, что он сказал! И вряд ли он повторит, чтобы я куда-то записала… Почему-то мне казалось, что это очень важная фраза — она ведь не зря так меня согрела: от простых слов настолько приятно на душе не становится. Заметив жалобное выражение на моем лице, Оберон засмеялся и мягко обнял меня за плечи. — Не расстраивайся. Может, я когда-нибудь переведу тебе… но это будет в другой раз. А сейчас посмотри лучше, — он указал на небо, — снег пошел. Он будто угадал мои мысли: весь декабрь ощущалась прямо-таки катастрофическая нехватка снега, и мне очень хотелось, чтобы он выпал хотя бы под Новый год; а когда до самого вечера с неба не упало ни снежинки, я даже разочаровалась в празднике. Теперь выходит, что зря… Я задрала голову, и на лице немедленно оказалось несколько снежинок — они таяли, едва коснувшись кожи, превращались в холодные капли, и скоро у меня все щеки и голова были мокрые, а снег не кончался и падал, застилая все вокруг белым покрывалом. Люди во дворе, о которых я даже забыла, тоже, конечно, его заметили, и кричали, смеялись, ловя руками пушистые снежинки… А мы с Обероном просто молча стояли и смотрели в черно-синее, несмотря на красноватые отсветы фонарей, небо, и мне казалось, что лучшего Нового года у меня еще не было, и я почти не чувствовала холода, хотя ветер, недавно утихший, вновь поднялся, закручивая вихри и создавая неразбериху в снежном танце. Я ощущала себя маленькой девочкой, которая впервые по-настоящему осознала, что такое Новый год, и снова поверила в магию этого праздника, — это было великолепное, ни с чем не сравнимое чувство. — Ваше величество, — прошептала я тихо, одними губами, — а в Королевстве Новый год… он какой? — В Королевстве, — голос Оберона звучал мечтательно, — Новый год — особенный праздник; его лучше увидеть и почувствовать самому, потому что сложно передать словами. Ты не представляешь, насколько это волшебное время — оно похоже на первые дни после прихода Королевства на новые земли, но все-таки немного другое. Я тебя позову посмотреть… как ты меня позвала. — Но, — я осторожно отстранилась от него и непонимающе посмотрела в глаза, — я же никого не звала, разве нет? — Как бы тебе объяснить, — Оберон задумался. — Ты позвала не в прямом смысле, не целенаправленно… Просто бывают моменты, когда ты испытываешь яркие эмоции, чаще негативные: страх, боль, грусть... и сильный маг-эмпат может их почувствовать — даже если сам при этом находится в другом мире. — А сильный маг-эмпат — это вы? — Да. Помнишь, как-то раз, лет пять назад, — он оглядел меня, что-то прикинув, — за тобой гналась парочка каких-то хулиганов в парке? — Помню, — я поморщилась: эти события шестилетней давности до сих пор были мне крайне неприятны. — Вы тогда пришли на помощь… Тоже из-за этого, да? Оберон кивнул, а я все-таки не совсем понимала, как такое возможно: ведь сообщение между мирами в принципе сложно поддерживать, не говоря уже о том, чтобы делать это на ментальном уровне. Я знала, что Оберон — очень могущественный маг, но интуитивно чувствовала, что должно быть еще что-то, некая сила, которая поддерживает эту связь. — И еще. Это умение, конечно, долго оттачивается и требует периодической практики, но, — он внимательно посмотрел мне в глаза, — способность ощущать эмоции другого человека изменяется в зависимости от того, насколько он дорог тебе, и может многократно увеличиваться. Ты это хотела спросить? Спрашивать я не хотела, но все равно кивнула. Зато в душу начали закрадываться подозрения по несколько другому, пусть и близкому, поводу, и, прежде чем я успела остановиться, с губ слетел вертевшийся на языке вопрос: — А способность читать чужие мысли от чего зависит? — Тебе правда интересно? — Оберон усмехнулся. — Я не читал твоих мыслей… Просто уже достаточно хорошо тебя знаю и могу догадаться, что у тебя в голове. — Простите, пожалуйста, — я хмыкнула, — я ни о чем таком не думала, честно… — Да я понимаю. Снег по-прежнему падал на уже полностью побелевшую землю; по-прежнему раздавались хлопки петард, а небо освещалось сполохами разноцветных салютов; люди, счастливые и будто позабывшие обо всех своих проблемах в эту волшебную ночь, гуляли по припорошенным тротуарам и смеялись; за ними тянулись тонкие цепочки следов. Я потерла нос и с удивлением обнаружила, что он весьма слабо ощущает прикосновение — ну да, сколько мы уже тут так стоим? Почему-то вдруг захотелось домой, хотя одной в пустой квартире мне делать было, конечно, абсолютно нечего. Вот только я была не одна. — Ваше величество… а пойдемте домой? — Все-таки замерзла? — Оберон укоризненно на меня посмотрел и рассеянно погладил по голове, случайно коснувшись щеки, когда убирал руку — она была не очень холодной, а мне, уже, казалось, покрывшейся инеем, показалась и вовсе теплой. — Прости… Хорошо, я провожу тебя… до квартиры. В молчании мы дошли до подъезда; лишь иногда я ловила на себе его задумчивый взгляд и замечала легкую улыбку, едва касавшуюся губ. В такие моменты мне почему-то казалось, что он думает о чем-то отстраненном, никак не связанном со мной; однако через секунду это впечатление сменялось диаметрально противоположным — так мои мысли бродили по кругу, пока мы не остановились у дверей квартиры. Я достала ключи, а потом неуверенно посмотрела на Оберона: — Может, зайдете? Все-таки в Новый год людям хочется быть кому-то нужными и самим в ком-то нуждаться — я совсем не была исключением. Оберон пожал плечами и усмехнулся. Кажется, он к числу исключений тоже не относился.