Музыка: D’espairsRay – PARADOX 5
- ...Да ладно тебе, Карю, хорош прикалываться, – криво ухмыльнувшись, я решительно перешагнул порог тесной гримерной, выделенной нам четверым по особому блату (остальные комнаты в этом здании оказались еще тесней). - Я не прикалываюсь! – гитарист мастерски изобразил на лице святую простоту, я невольно отвернулся, дабы не позволить ему себя одурачить. – Там взаправду сейчас морозы до минус сорока, за пару секунд к сигарете примерзаешь. К зажженной. - Ну-ну, – я проследовал к вешалке, по пути кивая басисту, флегматично тасующему файлы в своем смартфоне. Пока мы курили, он, как ни странно, успел вернуть себе божеский вид и теперь, в чистой одежде и с подсушенными пышными локонами, выгодно отличался от нас, уродов, лишь бы как смывших макияж. Даже удивительно, учитывая его обычай чучундрой уходить в Интернет. Да уж, нехило, похоже, мы посудачили на крыльце. – Как тебе концерт, Зеро-кун? – я подмигнул ему. - Потрясающе, – он оторвал от экрана сияющие счастьем глаза. – Снова работать вместе, снова слышать всех нас... Я точно молодею. - Молодеешь? Ты ж не стареешь, – добродушно хмыкнул проходящий мимо гитарист, ласково потрепав друга по щеке. – Сколько тебе лет, а? – деланно нахмурился, будто стараясь вспомнить. В ответ басист фыркнул, и Карю безотлагательно обратился ко мне, тыча в ухмыляющегося напарника: – Сколько ему, лидер-сан? - Без понятия, – я пожал плечами, с третьей попытки все-таки устроив на крючке свое упрямое, не желавшее вешаться, пальто. Старое знакомое обращение из уст Карю вкралось в сердце летним теплом. Надо же, как приятно. Наше очередное выступление в рамках первого после перерыва тура прошло, как всегда, волнительно и достойно, оставив после себя миллионы эмоций, воспоминаний и репостов. Впереди уже маячила величественная столица, при одном упоминании о которой в моем сознании всплывали цветные кадры недавнего прошлого, далекого и близкого одновременно. Мне хотелось туда вернуться. – А где Хизуми? – спросил я, только сейчас заметив отсутствие вокалиста. Вот досада: заболтал меня Карю своими байками о российских гастролях, главного человека из-за них мы благополучно прозевали. – Нужно поздравить его с успехом. - Скоро будет, – отозвался Зеро, пряча смартфон от заинтересованного взора Карю, тоже завалившегося на диван и тщетно пытавшегося подсмотреть, что же там, в комментариях, набирают. – Пошел линзы снимать: у него какие-то проблемы с глазами, аллергия на краску или что-то вроде того... – пояснил басист. – Отвали, Карю! - Ну! – тот мощно отпихнулся, а Зеро, вовремя закрыв всплывшее окно, беззаботно рассмеялся, бросив на гитариста исполненный превосходства взгляд. Я вздохнул. - Принесу ему салфеток, – не обращая внимания на дурачащихся коллег, прихватил с тумбочки коробку, забытую фронтменом, и вышел в темный безлюдный коридор. Дверь за моей спиной наглухо перекрыла чужие разговоры, смех, шорохи – все мгновенно слилось в отдаленный ненавязчивый гул. «Хорошая изоляция», – мысленно похвалил я здешних строителей, направляясь прямиком в сторону уборной. Негромкий шум воды заставил меня снисходительно улыбнуться: вероятно, салфетки сейчас кое-кому несомненно понадобятся. Без лишних колебаний я нажал на потертую ручку, петли жалобно скрипнули, приглашая в сумрачную комнату, где меня, как выяснилось, не ждали. Хизуми. Он сидел там, один, на тумбочке возле умывальника, судя по всему, ранее усиленно тер глаза, но, услышав звук открывающейся двери, вздрогнул, точно от выстрела, резко оторвав от лица ладони. Я похолодел: испуганно уставившись, чуть живой вокалист, бледный, как смерть, всем видом выражал немую просьбу оставить его в покое. - Хиз... – сдавленно пробормотал я. – Что ты делаешь? - Ничего. Уходи, Тсукаса, – ответ краток и предельно ясен. Как всегда. Как по-йошидовски. Однако я, наученный опытом общения с «этим ненормальным», не послушал совета, осторожно приблизился, лихорадочно соображая, что могло произойти за несчастные двадцать минут (вряд ли мы с Карю проторчали в курилке дольше). На сцене ничто не предвещало беды, Хизуми отработал отлично, за кулисами традиционно обнял всех по очереди да исчез куда-то. Мы отправились смывать поплывшую «красоту», потом курили, потом вернулись в гримерку к Зеро... Я решительно ничего не понимал. Вокалист был сам не свой: белый-белый, в растянутой футболке, неясно из чьего чемодана достанной, вымотанный, взъерошенный, он смотрел выжидающе; его пальцы мелко подрагивали, он сложил их в замок. Сглотнул: после выступления Хизуми никогда не говорил много. Впрочем, он вообще никогда много не говорил, умудряясь выражать мысли четко, лаконично, так что я особо не рассчитывал на разъяснения, но все же уходить не спешил. По его щекам устрашающе стекал размазанный черный макияж. - Вот, – я поставил на тумбочку коробку, ненароком сдвинув открытый контейнер для линз. Мягкие полусферы плавали в мутных лужицах. - Спасибо, – проронил Йошида, вынимая чистую салфетку, чтобы тут же потереть красные, безбожно припухшие глаза. - Аллергия? - Линзы. Отвык просто, – сцапав баночку с каплями, он запрокинул голову, вливая по три под каждое веко, на четвертом круге я властно остановил его за запястье. - Хватит. Роговицу сожжешь, – наши взгляды встретились, и... кажется, до меня, наконец, дошло: это не гиперчувствительность. Это слезы. Он плачет. Черт возьми, наш сильный фронтмен, человек несгибаемого характера и невероятной выдержки, тот, кто никогда не сдается, кто перенес столько трудностей... От чего? От боли? От слабости? От обиды? Тысячи предположений вихрем пронеслись в моей голове, от чего мне, честное слово, подспудно захотелось сбежать, закрывшись в привычном равнодушии. Но ведь Хироши обычно не плачет, а значит, я банально не имел права прикидываться не замечающим. - Слушай... – мои пальцы разомкнулись, прохладная рука своевольно выскользнула из них. – Если тебе что-то нужно... - Не нужно, Тсукаса-кун, – он не дал мне договорить, скатав комок из использованной салфетки и метко швырнув его в стоящую внизу урну. Поколебавшись пару секунд, словно решая, можно ли довериться, как-то вымученно проговорил: – Кажется, я истончаюсь, теряю себя. Это возвращение обходится мне чересчур дорого. - Но ведь ты... - Меня нет, Кенджи, – в его голос прорвалась нервная дрожь. – Был когда-то, а теперь тот, кого вы все знали, больше не существует, – он кратко выдохнул и усмехнулся, извлекая из памяти дежурную ассоциацию: – Код ошибки 404. Не найдено. - Ты серьезно? - Да. Мы замолчали. Какое-то время я пытался вникнуть в услышанное, про себя подмечая детали нынешнего облика Йошиды: сутулая спина, холодные пальцы, расширенные зрачки, – с каждой секундой убеждаясь, что ошибся с выводами: эти слезы не от боли – от усталости. От стресса, сдавившего шею. От внезапно навалившегося отчаяния. Такое бывает. - Не бери в голову, ты просто очень устал, – категорично разбив повисшую тишину, я постарался вложить в озвученные слова как можно больше уверенности. – Слишком много работаешь, волнуешься, что после долгого перерыва совершенно нормально. Но ты есть, Хироши. Пускай тебе сейчас не заметно, но я-то вижу: ты все тот же Хизуми, которого мы так любим. Тебе всего лишь нужно время, чтобы снова привыкнуть. Вздохнув, я обнял его, зная, что сей жест дороже любых увещеваний, хотя вокалист все равно о нем не попросит, и удивился, какими крепкими оказались ответные объятия. Мы просидели довольно долго, а потом, наконец, отпустив меня, Хироши скромно улыбнулся, так по-старому, по-родному, что у меня сжалось сердце. Нет, Йошида, не ври: ты совсем не меняешься. Подождав, пока он смоет со щек грязные следы концертного образа, я осторожно коснулся его плеча. - Пойдем, Хиз, ребята заждались. - Пойдем, – кивнул он, но, похлопав себя по карманам, вдруг растерянно выдал: – Я забыл очки в комнате. - Ничего страшного, – смеясь, отмахнулся я, учитывая его слабое зрение, по-свойски взял бедолагу за руку, несильно, но настойчиво потянув. – Проведу тебя. И он послушно, как раньше, как в добрые годы, пошел за мной, такой же милый и славный. Да как он, чудик, вообще сомневаться посмел?! Возле двери, отделявшей тесную гримерку от коридора, Хироши остановился, подарив мне благодарный подслеповатый взгляд, пробуждавший искреннее сочувствие. - Спасибо, что не отпустил, – в тихом голосе практически не слышно охриплости. - И впредь не отпущу, не надейся, – по-дружески пожурив, переступая освещенный порог, вновь попадая в шумный мир будничных звуков, я приветственно поднял руку, отвлекая Зеро и Карю от чаепития. – Эй, народ! – и торжественно объявил: – Мы вернулись.The end
Написано и отредактировано на рубеже 2014-2015 :) Минск, Беларусь