Усталость

      Темное небо, усыпанное чертовой тучей звезд, будто рожицы мило улыбающихся монстров — глупости. Луна кривит душой, чеширским котом расположившись вдали насмехается над всеми, людьми — точками, расположенными на карте. Тихая ночь, теплая. Трава кажется мягкой периной, а поляна — ласковым убежищем, не настоящим конечно; но так хочется порой обычной жизни, когда не будет ни драк на арене, ни сражений с монстрами. Лукавит душа — куда без этого: как прожить свою жизнь без опасностей, сдирая с колен кожу, ломая кости, выплевывая кровь.       Хруст ветки привлекает внимание, оружие давно в руках, а она уже стоит на ногах — привычка становится надоедливым рефлексом, а люди вокруг обычно шарахаются. Пальцы сжимают твердую рукоять выбитого меча так, что становится очень больно. В голове пусто; изнуряющее путешествие и стычки с разными монстрами утомляют; боль притупляется, воспалённое сознание рисует Вурдалака или еще кого похуже. Зелья заканчиваются, будто попадают в черную дыру, а милостивая госпожа-Великая смотрит, смеется, думая как поступить. А напряжение нарастает — тело будто струна, но отступать нельзя.       — Ох, как же я устал. — Голос знакомый, смеющийся. Пальцы разжимаются, из-за чего оружие выпускается из рук, а облегченный выдох сопровождается падением девушки на примятую траву.       — Привет, Риутур . — Голос срывается, а расслабленное тело валяется на траве; парень недоуменно смотрит, удивлённо моргает и после узнает так много раз приходившую на помощь девушку.       — Привет, Айкуроу, как дела? Как жизнь? — Слова до смешного простые, обыденные, но все же приятно знать, что кто–то помнит о... Девушка поправляет волосы и улыбается; лишь после минутного ожидания отвечает, слегка повернув голову, глупо уставившись в так надоевшее небо.       — Все, вроде бы, неплохо, вот только Великая бывает зла на меня. Не понимаю почему. – она смеется, голос напряжён до предела и ломается, прозвучав как фальшивый аккорд в тиши. Птицы с карканьем и чириканьем взлетают ввысь, испугавшись; кажутся неясными очертаниями теней, заигравшихся детей в театр. — А как у тебя?       — Да вот так же неплохо: взял задание, выполнил, возвращаюсь в город. — Он садится рядом, совсем близко. Глупые розовые фантазии будто разрывают заполненный пакет и вырываются; весь мозг пропитывается чудным настроением, когда на душе так плохо. Не хватает костра для поддержания романтической атмосферы, ведь видны лишь очертания, слегка подправленные блеклым серебряным светом луны. Глупые мысли в голове лезут вперед, выгораживая друг друга.       — Ясно. Сильно ранен? — она скрывает глаза, прячет под волосами и смотрит на рану сидящего рядом. Она нестрашная и не смертельная, но вот не помочь не может. В груди полыхает пожар, а тело будто повинуется напряжённому мощному электрическому заряду, бьющему по нервам. Пальцы невесомо касаются его предплечья; воздух больше не поступает в легкие. Айкуроу отдергивает руку и придвинула свой небольшой багаж в виде кожаной сумки с зельями и медикаментами к себе. Пальцы подрагивают, когда прикасаются к пуговице, удерживающей края закрытой пастью. В руках оказывается небольшая бутыль заживляющего зелья и пара бинтов.       — Да все хорошо. — Его голос слышится отголосками удаляющегося объекта; в голове пусто, машинальные движения, пока к плечу не прикасается теплая рука, которая вырывает из глубоких раздумий. Тело вздрагивает, а язык прилипает к небу. — Ты меня слушала?       — Прости, я задумалась. — Оправдание звучит так-себе, на троечку с минусом. Его карие глаза, кажутся почти черными, нереальными; лицо слишком близко. Румянец так и норовит залить щеки, которые итак обдают жаром. Губы дрожат, в голове поцелуй, правда, не с Риутуром, совсем нет. Ее поцеловал другой герой: сказочный принц, решивший, что она умирает, но ошибки допускают многие, хотя в тот момент было приятно, и сердце будто хотело вырваться через горло.       «Нельзя!» — звучит в голове голос Великой, но это лишь совесть, напоминающая о себе так не вовремя. Язык облизывает губы — это движение уже не несет ничего, кроме как решительного настроя.       — Да ничего. — Вновь слышится гул сердца. Айкуроу протягивает склянку с зельем к сидящему рядом и опускает глаза, смотрит на свои пальцы, сжимавшие траву; рука начинает покалывать от слишком сильного упора. Перехватив бинты она сжимает чистую сеточку и усаживается поудобнее, пока только на коленях. Всё кажется злой шуткой. Но действия происходят медленно; в голове скользят мысли, а руки выполняют поставленную задачу.       — Вот и все. — Девушка пытается отодвинуться как можно дальше, но ноги сводит от неудобной позы так, что все попытки начинают походить на зажатого в руках маленького муравья с покалеченными лапками. Сравнение так себе, но выглядит все глупо и даже комично. Девушка хватается за парня, в попытке не упасть и сесть в более удобное положение, однако получается лишь смешнее и более нелепо. Риутур падает, будто не выдерживает лёгкого веса девушки, громкое оханье обоих героев вновь распугивает лесную живность.       — Ты чего? Тебе плохо? — Голос срывается, и снова это столкновение глаз; память подводит; кажется, в голове, да и вообще, в душе ломается что–то.       — Все хорошо, просто спать хочется. — Серьезный голос парня кажется нереальным, пришедшим с другой планеты отголоском или галлюцинацией. Ведь он всегда весел, даже когда больно, даже когда сил нет, а сейчас что происходит? Странная вещь — судьба.       — Ох, прости! – Айкуроу пытается как можно проворнее встать с Риутура, но терпит фиаско. В голове глупо хихикает самолюбие и поддерживает внутренний злой голосок. На спине обнаруживаются теплые ладони, которые жгут даже через толстый слой ткани. – Отпусти, пожалуйста. Риутур, надеюсь, ты не спишь?       Сперва тишина, лишь потом сам ответ:       – Поцелуй, и все пройдет. – Она слышит его голос возле своего уха, а ее волосы треплет его дыхание, падание больше не кажется глупой игрой тела, которое так хочет прижаться к чужому.       К чему эти слова, зачем?       – Не понимаю. – В такой ситуации проще включить «дурочку», но не помогает. Ладонь теплая, почти огненная ползет по спине и сжимает волосы, собранные в небрежный хвост. Пальцы сжимают густую гриву темно рыжих локонов. Голова, ведомая его рукой, отрывается от плеча; взгляды глаза в глаза; воздух раскаляется, в карих глазах парня отражается лунный свет, а в глазах девушки – вероятно, туча чертей. Веки закрываются закрываются, душа молится лишь об одном: пусть не шутка, пусть всё это не будет шуткой. И желание сбывается, реальное, настоящее; губы скользят по горячей щеке к губам Айкуроу, которые так призывно приоткрываются.       Нервное прикосновение снова электрическим током бьет в теле. Никто не решается, но в конце концов героиня плюет на принципы, на Великую, наверно, думающей о сумасбродстве своей подопечной. Она целует сама, губы скользят по его, теплым и влажным, руки сжимают темную траву по обе стороны от его головы.       Совсем немного, и ласковые, дружески, по-детски наивные поцелуи прекращаются, приходя им на замены другие – страстные, передающие страдание и страсть в сердцах. Язык скользит, задевает не наигравшийся ребенок. В голове мутнеет, а содрать одежду руки уже так и тянутся; она не замечает поглаживаний на своей спине; тела будто приклеены друг к другу.       И останавливает вой в чаще леса. Айкуроу краснеет и перекатывается на спину, закрывая руками лицом, Риутур лишь что-то шепчет, непонятно, неразборчиво. А губы горят.       – Прости. – Смысл слов доходит не сразу.       – Не нужно. Мне понравилось. – Девушка пуще краснеет и ладони от лица не отнимает.       – Мне пора идти. – Его голос, да и фраза рушат все и сразу. Осколки слов, кажется, ранят сердце, но Айкуроу лишь прикрывает глаза.       – Пока. – Горло сводит судорога, так что выходит какой-то полу-хрипящий звук, будто девушка собирается плакать. К ее рукам прикасаются ладони Риутура, пытаясь взглянуть в закрытое лицо.       Снова поцелуй, снова голова кружится, а зубы сталкивается с его; голодное, жаркое, столь необычное соприкосновение губ. Сердце замирает в ожидании.       Он уходит, оторвавшись, прошептав что–то, что она не смогла разобрать, но на душе теплеет, а щеки все так же горят пунцовым румянцем. Айкуроу знает, что это было не так важно – нелепое сочетание слов, однако душа рвётся вдогонку герою, желая уточнить. Но девушка неумолимо остаётся на месте.       – Великая, а ты расслышала, что он сказал? В ответ только тишина...