***
Опасения Ворчуна не оправдались - Белоснежка, их прекрасная Белоснежка, была просто неотразима в свой свадебный день. Здоровый румянец алел на её щеках, не уступая узорному платью того же цвета (местами увитого жемчугом), оттенявшим белую кожу и подчёркивающим черноту волос под маленькой фатой (больше похожей на платок), так же обрамлённую белыми жемчужинами. При каждом движении платье искрилось и переливалось всеми цветами радуги: гномы не пожалели камней, дабы теми расшили наряд невесты. На шее красовался, по всем канонам, широкий плоский белый гофрированный воротник. Длинный шлейф несли девочки семи лет - но они (любой мог поклясться), когда станут старше, не сравнятся красой с принцессой. Умытые и парадно одетые гномы, стоящие на почётных местах (и явно выделяющиеся на фоне пёстрой толпы), не могли сдержать слёз умиления... даже Ворчун (на его лице сияла улыбка). - Ах, как я счастлива! - всё повторяла Белоснежка - и это было правдой. - Ты самая красивая, самая добрая и самая любимая! - ворковал влюблённый жених. - Я глаз не могу от тебя оторвать, ненаглядная моя!.. Вот и гости подходят - и подносят подарки с добрыми пожеланиями. Очередь дошла и до гномов. Каждый, пока произносил заветные слова, преданно глядел на свою любимицу - а та особо широко улыбалась, заливалась искренним звонким милым смехом, а глаза её сияли веселее прежнего. Девушка махала ручкой, припоминая каждому из гномов занятную особенность. Когда дело перешло к пиру, спасителей Белоснежки посадили на самые почётные места и поставили перед каждым самую красивую посуду. Но Белоснежка мало отвлекалась на них. И после танцев, когда пора было отправляться спать, гномов уложили в лучших покоях. Все последующие дни, что игралась свадьба, принцесса, уже жена Фердинанта, меньше уделяла внимнание гостям. В том числе, и гномам. Первым это заметил Ворчун - и ушёл на день раньше остальных, не попрощавшись. Как ни странно, за ним следом хотел уйти и Простак - но заколебался, и остался с другими, пока те официально не простились.***
Ворчун несколько дней ходил как в воду опущенный. Даже в шахте он поначалу не слышал, как к нему обращаются, раньше заканчивал есть и позже ложился спать. Лицезреть свою любимицу, тем более, счастливой - он лучшего желать не мог. Его душу сие наполняло истинным счастьем. Но то, как Белоснежка беспечно о них забывала (в те дни, пока они, главные её друзья, рядом с ней - потом же они исчезнут из её жизни, будут встречаться лишь изредка!), ранило скептика. Тем более, что девочка проявляла свою симпатию и к нему, самому неприветливому из семерых карликов. Она была настолько добра, набожна и невинна, что смогла разглядеть за Ворчуном то, кем он является на самом деле. И все эти позы и фырки - они развлекали принцессу не меньше. Она, похоже, отыскала в них своеобразный шарм. Гномы, вернулись со свадьбы тоже чуть поникшие - но работа вернула их в прежнее, оптимистичное русло. Но у всё того же Ворчуна завелась со временем одна привычка: в выходной или в будний день, невзирая на усталость, он уходил в лес. Зачем? Там он бродил некоторое время - и возвращался. За ним начал увязываться и Простак - но последнего нещадно гнали прочь. Остальные карлики решили проследить за собратом - но тот быстро раскусил их, и расставил всё по местам. Умник попытался уговорить товарищей: что Ворчуну нужно просто смириться и привыкнуть... Тропа блуждающего гнома проходила мимо хрустально-золотого гроба, ставшего памятником истории Белоснежки и достоянием королевства. Через некоторое время после свадьбы Фердинанта и Белоснежки, к гробу начали съезжаться "паломники". Ими оказывался всякий люд. Карлику приходилось то и дело менять направление - дабы избежать ненужного внимания. И далее прогулка его продолжалась. Вот эти похождения и прибавились к остальному. Порой не паршивое настроение толкало Ворчуна на прогулку - ноги сами несли его. Теперь, правда, раз так, гном брал с собой трубку, огниво и хорошего табаку - и просто наслаждался процессом, прослушиванием и созерцанием... Иногда Белоснежка всё же навещала гномов. Иногда гномы посещали её замок. Но с годами всё менялось. Менялась и девушка - всё больше расцветая и созревая. Но однажды она перестала их навещать. Гномы уже не задавались вопросом: почему? Они приняли как данность. Как-никак, она уже королева, со всеми вытекающими. Да и у них забот хватает: мир достаточно жесток.***
И вот как-то раз, Ворчун, по обыкновению, прогуливался по своему обыденному маршруту. Стоял тихий, даже сонный, ноябрьский день. Небо сплошь застилали тучи - настолько хмурые, что, кажется, из них вот-вот пойдёт снег. Уже несколько дней из-за смурной погоды в лесу никто не объявлялся. И потому Ворчун, в который раз за эти дни, смело шагнул на тропу, ведущую прямиком к памятнику гробу. Заслышав человеческие звуки, карлик, чертыхнувшись, хотел было вернуться обратно, но, заметив явно коленопреклонённого человека и распознав в звуках всхлипы, пригляделся и прислушался. Ледяной ветер действительно пригнал снежные тучи. - И кого принесло сюда в такую погоду? - зябко укутавшись в плащ, Ворчун, смекнув, что до селения достаточно далеко, таки шагнул к неожиданному гостю на поляну. Серая хламида оказалось длинной накидкой, капюшон скрывал голову. Достаточно мрачное, но и любопытное зрелище: посреди мёртвой, предзимней поляны, у потускневшего гроба стоит на коленях человек и молится. Судя по шёпоту, перемежающегося всхлипами, то женщина. - Эй, старуха, что ты здесь делаешь? Ты из ума выжила, в такую погоду сюда приходить? - у Ворчуна невольно мелькнула мысль про королеву Гримхильду: уж не восстала ли она из мёртвых, коварная ведьма? Шёпот мгновенно оборвался. - К-кто...? Ворчун? - женщина приподняла голову и слегка повернула её. - Что за шутки? - гном расслышал знакомые ноты - и подскочив и схватив за плечо, надеясь увидеть (не важно что!), властно развернул к себе лицом пришелицу. Та, ахнув, постаралась отвернуться и скрыть лик капюшоном. Но гном и сам отпрянул в ужасе. В этом полунищенском одеянии могло оказаться лишь приведение. - К-кто ты?! Откуда у тебя... - Это я, - женщина, закрыв белыми ладонями лицо, заплакала. Из-под капюшона выбились длинные пряди чёрных волос. Донеслось еле внятное бормотание: - Он говорил, что любит меня! Это она - карлик, с неким жалостливым (или скорбным) выражением лица подошёл и, аккуратно взяв за запястья столь знакомые, уже огрубевшие на холоде руки, отнял их от лица фемины. Та, зажмурившись, попыталась отвернуться, сипло пискнув: - Не надо!.. Но друг, удерживая в стальной хватке одной руки тонкие запястья, дабы не дать шанс и единой попытке заслонить лицо, пальцами другой очень осторожно, даже с трепетной нежностью, повернул заплаканное лицо к себе и вгляделся в его черты. Всё в порядке. Это была она, их прекрасная королева, его ненаглядная любимица. - Милая Белоснежка, - гном не сумел проговорить тактичным тоном - он не мог заставить себя "красться", точно придворному вору. Поэтому спросил негромко, но со всем запалом, - Ваше Высочество, что же произошло? - и оставил белую кожу подруги в покое. - Не называй меня так! Я больше не королева, - женщина, вновь залившись слезами, опять спрятала лицо в ладонях, яростно замотав головой. Никакой королевской выдержки, она дала волю себе - здесь, где её никто не увидит и не узнает, кроме старинного друга. Ветер властно зашевелил верхушки дерев, нагнав снежинок и напомнив глашатаем о начинающейся зиме и обо всём том, что та несёт. Ворчун, поёжившись, приобнял за плечи фемину (которая, казалось, не чувствовала холода), призывая её подняться: - Пойдём. Дома все тебе будут рады. Что на холоде-то говорить. Там всё и расскажешь. Опальная королева хотела было что-то возразить, но слова спутника переубедили её - и потому, благодарно и столь знакомо улыбнувшись, человек поднялся с колен. Дабы женщина не передумала и не наделала глупостей, карлик взял её за руку - и уверенно повёл за собой. У выхода на полянку перед домиком Белоснежка испугалась. Но Ворчун заставил её выйти. Также он заставил её подойти к самому домику и войти в него. Гномы были немало удивлены, что греха таить. Они узнали Белоснежку, пусть и не сразу.