Последняя ночь в году

Если хотя бы где-то во Вселенной было хоть что-то столь же похожее на звёзды, на то, как они переливаются в своём разнообразии и красоте, на их лучи… С земли они – всего лишь маленькие крупинки, точки прекрасного холодного света на небе. Существа, чьи лучи, похожие на маленькие руки, так и стремятся дотронуться друг до друга, но не могут. Этот мир огромен. Его никогда не покидало это ощущение. Даже принимая участие в создании, в самой изначальной песне новорождённой Вселенной, ты всё ещё не в силах постичь её до конца. И звёзды, эти прекрасные светлые прорехи в полотне неба, тому доказательство. Как будто весь ночной купол – это только лишь тёмная завеса его собственного понимания, а каждая звезда, каждая дрожащая крупинка – это маленькая дверь к давно забытому и закрытому Знанию. Нетрудно считать, что этот мир заканчивается на земле и небе, на огромных материках и океане между ними. Но нет. К сожалению, не для него. Когда-то постигнутые знания и оставленные за спиной воспоминания удерживались в памяти, хоть маленькой тенью, хоть такой же крохотной дырочкой в занавесе памяти, но сохраняются внутри. Однажды принятое и понятое нельзя отвергнуть. Даже если новая оболочка попросту не способна вместить в себя две жизни. Такие полноценные и разные, по-настоящему отличающиеся друг от друга жизни. Душистая трава мирно колыхалась на едва заметном прохладном ветру. Разнообразные колосья загораживали небо перед его глазами: небо, полное звёзд. Море, к вечеру благосклонно умерявшее свой пыл, тихонько шелестело прибрежными волнами, шипело белой пеной. Его можно было только слышать, и ощущать бережный солёный ветер на тонкой коже. Когда-то давно он не чувствовать бы этого ветра, остался бы всего лишь неизвестным пятном из света и такого же солёного воздуха, спокойно глядящим вслед убегающим бороздкам на глади воды. Звёзды, море, высокая и понемногу намокающая трава создавали восхитительное сочетание из бесконечных запахов, звуков и ощущений. Вдохнув свежий ночной воздух, уже закончивший остывать после ослепительного жара солнца, можно было легко почуять резкий морской запах. В густой привкус соли не могли рискнуть вмешаться звёзды. Иногда их яркое голубоватое свечение можно было почувствовать по-особенному: уловить ускользающую тень сладкого, как ягоды, воспоминания, которое они хранят. Всё-таки эти далёкие огоньки казались ему прорехами в какой-то таинственной ткани реальности. Беспорядочными, но на удивление прекрасными, открывающими какую-то крохотную часть чего-то непостижимого, чего-то, что находится далеко за гранью этого мира. - Хлюп! – чья-то крохотная нога угодила прямо в свежую лужицу. Кажется, треснула тонкая корочка льда. Только тут он вспомнил, что, вообще-то, уже давно зима, и должно быть холодно. Как по приказу, трава быстро съёжилась, а дыхание превратилось в густой пар. Это нехорошо напоминало о том, что он – исключение из одного общеизвестного правила, успокоительной присказки, чтобы не бояться и не плакать по ночам. «По крайней мере, без этого небо не упало на землю», - вздыхая, говорят всё те же эльфы, теряя что-то важное, даже своих родичей. С ним это не пройдёт. При желании может пожухнуть трава, а если постараться, то небо, хоть ненадолго, да упадёт на землю. - Шлёп! – ещё один шаг так удачно вписался в подтаявший иней. Кто-то целенаправленно шёл к нему, без сомнений выдавая себя звуками. Кто угодно из его родичей мог бы в любой момент попросту появиться из неоткуда подле, но эта поступь была неуверенной и опрометчивой, как… как шаги ребёнка. Он резко поднялся на локтях и посмотрел в сторону, из которой раздавались звуки. Маленькая белая фигурка, покачиваясь и вздрагивая, потихоньку приближалась к лежавшему на земле. Она вся немножко светилась: почти бледная кожа, платье цвета лежащего на земле снега, золотистые волосы. Такие яркие кудри могли быть только у потомков отважного Финарфина. Он повернулся и вскоре окончательно встал на ноги, глядя прямо в лицо идущей девочке. Вокруг было холодно, и она закрылась тоненькими руками, стремясь согреться. Иногда малышка подпрыгивала, резко и высоко поджимая ногу. Приглядевшись, он заметил, что эльфийка была босая. - Эй, - тихо позвал он девочку и удивился тому, как молодо звучит его голос. – Эй, ты что здесь делаешь? Он быстро шагнул вперёд и протянул к ней руки, чтобы помочь. Малышка в очередной раз наступила ногой в снег, и, коротко ойкнув, побежала к нему. Ребёнок оказался на удивление лёгким, она практически запрыгнула к нему на руки, и, подняв её, можно было почувствовать холод продрогшего тела. Память услужливо подсказала, что вокруг всё ещё морозно. Тут же откуда-то налетел порыв ветра и заставил крохотные мурашки пробежаться по спине, ребёнок вздрогнул. Откуда-то сверху, размеренно раскачиваясь в воздухе, падали крохотные снежинки. Они аккуратно ложились на нос и щёки, украшали светлую голову девочки. - А ты тёплый, - сказала малышка, легко дотронувшись тоненькими пальчиками до его щеки. – Что это? - Снег, - удивлённо ответил он, глядя на парящие над головой снежинки. – Ты что, не знаешь? - Нет, - так же удивлённо ответила девочка. – А почему у тебя холодно, а вокруг тепло? - А что, - опешил он, - там не холодно? Не зима? - Зима? Он оглянулся на чистые стены ближайшего города, на ясное полное звёзд небо над крышами, на мелькающие в окнах огни. Девочка неуклюже покачала босыми ногами, а сзади послышался шёпот волн, нахлынувших, как осознание. Да, действительно, была зима. Заканчивался последний день в году, часы вскоре пробили бы полночь, если бы он не ушёл к морю, чтобы их не слышать. И снега не должно было быть, и холода – в Благословенном краю не бывает таких морозов. И девочка не должна была мёрзнуть просто потому, что ему захотелось устроить всё, как в настоящей зиме, на другом континенте. Постепенно тоненький слой снега незаметно испарился, куда-то исчезли холодные порывы с моря, всё вернулось на места. - Ты замёрзла, да? Из-за меня? - Да нет, - пожала плечами малышка, и тут её глаза внезапно сверкнули. - Скажи, а ты и правда всё можешь? «Всё можешь»… Нет, всё он, тем не менее, не мог, но и настоящее промежуточное положение его немного радовало. Как горлышко бутылки – ещё не там, но уже и не здесь. Оболочка ещё не стала достаточно твёрдой, чтобы дух перестал порываться к несбыточному, а знание из прошлого осталось только ярким светом звёзд-прорех. - Я не могу «всё», - с каким-то сожалением сказал он. – Да и никто не может, наверное. Ты уж прости, малышка, но так получилось. Я знаю, что вы привыкли молиться на нас, как будто бы мы всё можем, но это далеко не так. Груз тяжек, знаешь, мы ведь все чего-то хотим. Хоть мы и призваны быть добрыми волшебниками, исполняющими желания, это ещё не значит, что мы всемогущи. Таких волшебников не бывает, да и вообще добрых волшебников очень трудно встретить. - А ты, Митрандир? - А ты, Митрандир? – раздаётся голос откуда-то из темноты. Из тени тут же выскальзывает изящная тонкая фигура высокой эльфийки в белых одеждах. Ночь словно расступается перед ней и единственное, что способно так же освещать мглу – это свет звёзд. Странно, но с течением времени звёзды так и не смогли измениться для него. Однажды увидев и познав их суть, он более не мог ни забыть, ни отказаться от приобретённого знания. И уже не раз во время бессонных ночей Митрандир просто поднимал голову к небу, чтобы ещё раз вспомнить и словно бы немножко переродиться под этим священным светом. Мириады маленьких огоньков всегда несли какой-то отдалённый луч надежды, надежды на то, что всё ещё будет, и что этот мир не заканчивается землёй и небом, он шире и куда как прекрасней, чем ему так или иначе казалось. - Митрандир? – она легко протянула к нему руки в длинных белых рукавах. Как же сейчас это напоминало ему ту далёкую ночь, когда они впервые увидели друг друга, когда Вселенная наконец смягчилась и, вместо разрушающей ненадёжности, всё-таки дала ему опору. Ведь пока рядом есть кто-то, кто нуждался в нём, ему всегда было легче держать себя, держать своё собственное, личное небо так, чтобы оно никогда не коснулось земли. Возможно, именно поэтому он и выбрал этот путь, путь в Средиземье. Так вокруг появился целый маленький, нуждающийся в нём, мир. Так вокруг возобновилась жизнь, и, в бесконечных хлопотах и подвигах, небо попросту не успевало рухнуть, и это было хорошо. Сейчас, когда вокруг было на удивление спокойно, ему вновь как никогда хотелось почувствовать чью-то нужду в себе, чью-то просьбу. - Вот ты и стал тем добрым волшебником, о котором так давно говорил, правда? – спросила она, аккуратно дотрагиваясь до ладоней майа. – Митрандир, я ведь тоже могу попросить у тебя что-то, правда? Он только опустил взгляд на их руки, а затем снова поднял. Лицо эльфийки так светилась на фоне сгустившейся темноты, а её одежды и кожа казались такими белыми, что он сам, Митрандир, почти сливался с темнотой. - Пожалуйста, Митрандир, - шёпотом попросила она. Волшебник знал, о чём просила эльфийка, и вновь не мог ей отказать. Её мольба была грустной, и, одновременно, прекрасной. По старой традиции, по полным боли и печали воспоминаний, она опять просилась в далёкий, но короткий путь, в возвращение домой, хотя бы на несколько минут. Она еле заметно провела кончиками пальцев по грубым и грязным ладоням волшебника, прикрывая ясные глаза. Каждое её движение было сдержанным, и лишь тревожный вздох вырвался из груди, когда Митрандир наконец ответил ей, заставляя кончики пальцев вцепиться в смуглую кожу. На несколько мгновений всё в её глазах размылось, пугая и, одновременно, обнадёживая. Позже мгла отступила, обнажая украшенное огромными, как сладкие ягоды диковинных южных деревьев, звёздами небо Благословенного края. Вокруг почему-то медленно покачивались на ветру деревья, тёмные тени которых в ночи казались скорее защитниками, чем пугающими призраками темноты. Сладкий свежий запах наполнил всё вокруг, лёгкий морозец резко обветрил кожу, и в лёгких белых одеждах ей сделалось зябко. Из мутной мглы перевоплощения вскоре проступило и лицо того, с кем так жаждала встретиться Артанис. Грубые руки серого волшебника сменились мягкими ладонями короля, грязные одежды превратились в длинный, похожий на платье самой эльфийки, наряд. Если бы хоть кто-нибудь мог наблюдать за их встречей со стороны, он не нашёл бы много различий между этими двумя. Светлые волосы, стать и ясные лица практически в точности повторяли друг друга, а в глазах светилась одна и та же нить воспоминаний. Смотреть в глаза отца долго было невыносимо. Его улыбка раздирала сердце и, при этом, так нежно ласкала душу со всеми тайными надеждами, что вытерпеть это казалось невозможным. По светлому лицу принцессы побежали слёзы. И только это доказывало, что она ещё не забыла, как чувства могут захватить разум и как любовь порой разрывает всё внутри. Улыбка в глазах короля оставалась неизменной: счастливой и грустной, полной сожаления и надежды, полной сдерживаемого порыва, несмотря ни на что сломать ткань этой хрупкой реальности и забрать дочь обратно к себе. Ноготки Артанис беспомощно вцепились в руки отца – большего она и не могла просить от встречи, только бы чувствовать его прикосновения хоть несколько минут, вновь ощущать себя защищённой и не одинокой, вновь вспомнить далёкое время детства. Их встреча длилась бесконечно долго в нависшем молчании и бесконечно коротко в возродившихся чувствах. И, когда лицо отца снова начало таять в зыбком мареве, Артанис только ещё раз попробовала удержаться за его сильные руки. Но порыв, как и заклинание, оказался не таким вечным, как отчаянно этого хотелось эльфийке. Митрандир вновь стоял рядом с ней, только теперь уже его руки оказались крепко сцепленными в тонких пальцах. Лицо старца ещё не успело вернуться на замену более юному облику, обнажённому в порыве заклинания. Сейчас он выглядел точно таким же, каким был, кажется, целую вечность назад. Солёные слёзы Артанис чем-то напоминали о далёком море, а Митрандир всё так же смотрел ей в лицо, стараясь оттянуть момент, когда окончательно потеряет свой облик. Одна ночь в году была у него, одна ночь на непозволительное вмешательство в сложные переплетения нитей судеб, одна ночь, чтобы выполнить самое заветное и самое отчаянное желание. Одна ночь, и если это – последняя ночь в году, то пускай будет так.