***
Мой свет, мой мир, мой мрак…. Зачем мы включаем телевизор и бродим по комнате как привидения, когда в доме никого нет, и больше не будет? Мы разговариваем с этим самым телевизором, вешаем на него кружевную салфеточку, заботливо протираем экран и разделяем любимые фильмы, мы доверяемся ему. Ящик с говорящим дядькой создает иллюзию человека, ощущение того, что в доме есть не только цветы и полтергейст…. Иллюзия жизни, иллюзия счастья, иллюзия себя. Свет от телевизора освещал мое лицо в кромешной тьме пустой квартиры, я уже и не помню, сколько времени торчу здесь в одиночестве и пугаюсь собственной тени. Страшно? Нет. Безразлично, скорее. Я прижимаю к себе большую чашку с зеленым чаем и переключаю каналы, сегодня меня снова насильно выпихнули домой, запретив показываться на работе, пока не отдохну и не приведу в порядок нервы. А я не могу. Однажды мне захотелось просто напиться до мраморных небес, и услышать в тишине ночи пение сирен, как любил говорить Туомас, вспоминая о бурной молодости, но я не позволила себе такой вольности. Он ждет меня, я знаю, я чувствую…. Я сошла с ума. Мне все время кажется, что я куда-то лечу, ударяюсь о воздушные стены, цепляюсь руками за острые камни и лечу-лечу-лечу…. Так странно…. Я перестала спать, перестала встречаться с теми малочисленными подругами, что у меня еще остались в этой чужой стране с чужим небом и проклятым языком, ха! Глупо искать виноватых, я устала бояться. Во сне и наяву я вижу один и тот же кошмар – пустая палата, ровная кардиограмма и тупая боль, ставшая моей жизнью. Не знаю, как я буду жить без него… Громыхнуло снаружи, я вздрогнула и расплескала чай, чертыхнулась и вытерла слезы. Смогу ли я когда-нибудь прийти в себя? Смогу ли снова ему улыбнуться? Туомас, приди ко мне хотя бы во сне, мне так тяжело…. И так холодно.***
В этой сладкой предрассветной дымке, когда хочется любоваться нежным розоватым маревом и искрящимся снегом, нас с Йоханой мучили кошмары. Наши древние кошмары, не желавшие нас оставлять. Они паразитировали в душах, высасывали спокойствие, нервы звенели как струны. Слишком много случилось всякого бреда, чтобы так просто начать жить заново. Почему-то над могилами трава всегда зеленее, наши могилы с похороненным прошлым еще нескоро расцветут. Я проснулся от крика Йоханы. Ее вновь мучил один и тот же кошмар, и в такие моменты я не знал как себя вести. - Ханни, тише, все хорошо, я с тобой, Ханни…. Она не узнавала меня, смотрела перед собой остекленевшим взглядом и не понимала ничего. Щупальца ее кошмаров вновь утащили ее туда, где мне не было места, и не было места никому и ничему. Только страх, только отчаяние, только ночь. Я прижал ее к себе, стараясь успокоить, стараясь открыть те тайные дверцы, ключ к которым было не так просто подобрать. Наши страхи, так тщательно загоняемые вглубь, иногда вырывались из клеток и сметали все на своем пути, монстры оживали и волчьим воем врезались в сердце. - Йохана, проснись! Девочка моя, я с тобой, все хорошо…. Все уже хорошо, ты слышишь? Она вдруг посмотрела прямо мне в глаза. Всего несколько минут показались мне кошмаром. - Туоми? И снова слезы и уколы совести, снова нервы сыграли с нами злую шутку. Моё бедное дитя, так надолго оставленное мной под этим бездушным небом. - Ох, Туо, я тебя с ума сведу, - произнесла Йохана, немного успокоившись. - Не сведешь, Одуванчик, я и так уже сумасшедший. Мы придем в норму, я уверен, но на все нужно время. Ты слишком долго отдавала себя другим, я слишком собственнически пользовался твоей помощью, ты устала, настал мой черед о тебе заботиться. - Вот зачем я тебе такая? – завела старую песню Ханни, - У тебя дочь, у тебя жена, группа, наконец! Свою миссию я выполнила – ты вернулся в строй. - Йохана, прекрати заниматься самоедством и говорить мне такие вещи! Мы выживем и будем счастливы, вот увидишь, Мери мне давно уже не жена, ты об этом знаешь, госпожа Холопайнен, и еще – не у меня дочь, как ты изволила выразиться, а у нас, у нас с тобой! – я поцеловал ее в нос и глубоко вздохнул, неужели мы не заслужили хотя бы одной спокойной ночи? Неужели нам так и не удастся вытравить собственных тараканов?***
Тарья критическим взглядом оглядела миску с салатом и поправила фартук. В воскресный полдень хотелось чего-то более оригинального, чем овсянка или сэндвичи. Марсело уже схватился за вилку и свободной рукой засовывал в рот салатный лист, выуженный из салатницы. Тарья хлопнула его по руке. - Что за манеры, а? - Есть хочется, а мясо еще не готово, - пожаловался он. - Ладно, так уж и быть, но хоть тарелку возьми! - Хорошо, мамочка, - с полным ртом произнес Марсело, - Что ты сказала Тони? - Сказала все как есть, дала адрес, как он просил. Туомас меня убьет! - Почему он обратился именно к нам? - А сам посуди: Анетт с Анне сидит, туда он не сунется, Марко его пошлет по известному маршруту, и будет прав, Эво вообще еще и по голове настучит, он же всех удавить готов, кто потревожит покой его любимого начальника и друга, кто остается? - Почему тогда ты…. - Понимаешь, Маркку, Туомас – наш друг, время показало это на деле, а Тони – его друг, его лучший друг, именно он познакомил его с Йоханой…. - ….. и увел жену. - Да это и к лучшему, они с Мери друг друга стоят, но я не об этом. Я люблю музыку Туомаса, я ее чувствую, и, да, я хочу снова ее петь! Мы все хотим видеть его в строю, и не только мы. Ему надо выговориться. Посидеть, поговорить по-мужски, попариться в сауне, да что я тебе рассказываю, сам знаешь. - Думаешь, эти двое способны помириться? - Мы же помирились, - туманно ответила Тарья, выключая духовку, - В любом случае, я надеюсь, что Туомас не сотрет меня порошок.***
Полуденную тишину разомлевшего на редком зимнем солнышке дома нарушил дверной звонок. На пороге, переминаясь с ноги на ногу и мыча что-то нечленораздельное, стоял Тони и взирал на вооруженную половником и страшно удивленную Йохану.