Bert Ambrose And His Orchestra — The moon was yellow
Поздно вечером сидя на высоких, потрёпанных временем и жизнью стульях за стойкой в баре у Дум-Дума, Барнс прихлёбывал уже теплый от его ладоней виски, не закусывая, а Роджерс мусолил едва тронутую пинту пива. В помещении пахло жареной колбасой, кислым вином и сигаретами, а Дум-Дум, который никогда не снимал свою нелепую круглую шляпу, доставшуюся ему ещё со времен войны Севера и Юга, протирал стаканы и заливисто скалился с посетителями. Вместо сбитой блондинки-танцовщицы (видимо не её была смена) по бару крутилась брюнетка с иссиня-чёрным каре, худая и высокая. Она забралась на столик, который занимала самая оживлённая компания, принялась танцевать, выкидывая ножки под нежную и трепетную мелодию столь изумительно-волнующе, что ей свистели и хлопали, и монеты звонко сыпались на липкую, замызганную столешницу прямо ей под босые ноги. Оба они молчали единодушно, смотрели на дно своих кружек, словно прикрытые невидимым колпаком, и всё, что происходило в баре, никоим образом их не заботило. Каждый думал о своём и вместе с тем друг о друге, и благодарностью им за пройденный вместе трудный путь была безмолвная поддержка и мужская солидарность. — Что дальше думаешь делать? — подал голос Джеймс. — Вернусь на лесопилку, женюсь на Пэгги, — бесцветно перечислил Стив, пригубив пенного напитка. — А она поедет с тобой в глушь, на лесопилку? — на лице детектива расцвело буйными красками удивление и замешательство, на что Роджерс не ответил ни слова. — Ты не спрашивал? Она вообще в курсе, что ты на ней женишься? Лесоруб опустил глаза, и кончики его ушей залились пунцовой краской. — Чудак ты, Роджерс! — Барнс сипло рассмеялся, по-доброму, искренне и открыто впервые за долгое время, похлопал товарища по плечу, отвернулся к пляшущей девице и отсалютовал ей полупустым стаканом, а она подмигнула ему и послала воздушный поцелуй. Джеймсу на мгновение стало так легко и так всё равно, будто и не было этих странных и мучительных дней, и они впервые сидят тут с чудаковатым и добрым лесорубом, который в первый раз приехал в большой город… — Ты знаешь, Баки, я не решился сказать раньше, потому что не был уверен, — Стив поднял на детектива прозрачные, как весеннее небо, доверчивые глаза, а тот замер с застывшей на губах улыбкой. — Наташа мне ведь не родная сестра. Я приёмный… Барнс отставил в сторону стакан, тяжело сглотнул, и в груди у него отчего-то засвербело. — Я плохо помню то время, и лиц не помню особенно. Вырос я в приюте в Бруклине, кажется, у меня был порок сердца, потому мать от меня отказалась. Я сильно заболел однажды зимой, лечить меня бросили, говорили, что, мол, зачем тратить лекарства, день-два и я умру. И тогда меня забрали, — он замолчал на секунду, собираясь с мыслями, — доктор Эрскин, эту фамилию я запомнил. Единственное, что я помню точно. Меня держали в какой-то больнице вместе с другими детьми, что-то кололи и облучали каким-то светом, я до сих пор не знаю, что это было. Весной я сбежал. Меня подобрали и усыновили добрые люди — так я оказался в Тексберри. И я совсем перестал болеть, — Стив тяжело вздохнул, и руки, и голос его вдруг задрожали, — вот я оказался в Нью-Йорке и вспомнил, что был тут раньше. И ещё, что у меня был друг. Один, единственный. Который был мне роднее брата... Мне кажется… Я почти уверен, что тот твой друг, Тощий Стиви — это я… В глазах лесоруба застыли слёзы, губы его едва заметно подрагивали, а Джеймс замер, не мигая и не произнеся ни звука. Музыка, крики, смех, звон битых кружек и девичий визг слились в один сплошной гул. Длинноногая танцовщица, стакан янтарного алкоголя, белые подсвечники в мутных потёках, шляпа Дум-Дума и весь захламлённый, старый, обшарпанный бар целиком закружился и потонул в мутном, белесом болоте, и у Барнса в груди что-то оборвалось и больно рухнуло куда-то вниз. Он молчал, почти не дышал и не сводил взгляда с Роджерса, словно весь мир отражался теперь в добрых голубых глазах потерянного друга, глупого и безрассудного мальчишки, Тощего Стиви… Полицейский конвой очутился в баре почти незаметно, три полисмена прошли к стойке и окружили притихшую компанию друзей. — Детектив Джеймс Бьюкенен Барнс, пройдёмте с нами, — послышался за спиной колючий, хриплый голос, и Барнс медленно, будто проверяя, работают ли его конечности и не спит ли он вовсе, сполз со стула, бросил взгляд на приготовленные для него наручники и покачал головой, мол, не надо, сам пойду. Он кинул на стойку пару монет, которые со звоном и тихим шелестом закрутились юлой и побрёл вслед за конвоем, не оглядываясь…***
Jose Maria de Lucchesi — Espuma de Champagne
Спустя три года Вторая Мировая Война докатилась до Соединённых Штатов. Лесоруб Стивен Грант Роджерс отправился на фронт добровольцем, перед самым отъездом решившись сделать Пэгги предложение, на которое она ответила согласием. Он беспримерно служил своей стране, и по окончании войны был награждён медалью за отвагу. Пэгги работала старшей медсестрой военного госпиталя, получила пулевое ранение, вытаскивая с поля боя солдата, и была откомандирована домой. По возвращении Стива с войны, они сыграли скромную свадьбу на лесопилке. Лорейн, работавшая в больнице медицинской сестрой вместе с Пэгги, была распределена на центральную базу тихоокеанского флота на Гавайи и погибла при атаке на Перл-Харбор. Концертмейстер Старкони сбежал из больницы при тюрьме, и спустя два месяца его нашли в канаве с пулей в затылке. Убийство так и не было раскрыто. Брюс Бэннер спустя год подвергся лоботомии, полностью излечился от буйства и с большим рвением стал изучать книги по квантовой и ядерной физике, не выходя из своей палаты. Кузнеца Свенссона выпустили за примерное поведение досрочно, но на лесопилку он больше не вернулся. Одни говорили, что его видели на подпольных боях в Лас-Вегасе, другие — что он выступал в цирке братьев Коул, тягая гири и воздушных гимнасток - по три на каждую руку. О судьбе Томми и Пеппер известно было еще меньше. По разным мнениям они бежали в Россию и там и остались, или сгинули в немецком концлагере, потому как Вирджиния, не имея на руках документов, так и не сумела доказать, что она вовсе не еврейка Марлен Вильковская. Кабаре «Бешеная Лошадь» закрылось, танцовщицы и рабочие разбрелись и разъехались кто куда, и маршал Барток Клинтон, проезжая однажды по улице на своём личном автомобиле с водителем, увидел лишь забитые досками окна и амбарный замок на двери. Детектив Джеймс Бьюкенен Барнс угодил за решётку по сфабрикованному по его душу делу за превышение полномочий и причинение вреда здоровью, это обстоятельство помогло ему счастливо избежать участи работы на мафию, где Рамлоу дослужился до звания капореджиме. Когда начальник тюрьмы предложил ему два варианта — досиживать срок или отправиться на фронт — он выбрал второй. Во время итальянской кампании сержант Барнс лишился руки, получил контузию, потерял память и попал в немецкий плен, волею судьбы оказавшись в руках последователя доктора Эрскина, где ему был поставлен высокотехнологичный протез — оружие, не имевшее аналогов в мире, и где на нём была испытана сыворотка — апогей гонки вооружений, которая сделала его непобедимый солдатом. Первым суперсолдатом в мире.