Крик души

Солнечные дни её давно не веселили. Когда с утра в окно весело лезли солнечные зайчики, она нехотя просыпалась, резко ещё плотнее задергивала шторы и по инерции шла в ванную. Привычно умывалась, накладывала косметику, чтобы никто не увидел подозрительных синяков под глазами от постоянного недосыпа. Чтобы никто не мог подумать, что у неё что-то не так. А у неё давно что-то не так. А точнее, всё не так. Одна ненависть в душе, которая душит девушку, как удав свою жертву. Медленно и мучительно, ломая по частям. Ненависть к Смирнову, к этому чертовому директору, ненависть к самой себе. И когда она стала себя ненавидеть? Когда отражение в зеркале стало противным? Когда закончится эта черная полоса? Марине казалось, что уже никогда. Проблемы, которые девушка старалась решить, не решались. Они наваливались на Марину, сдавливая её ещё больше. А ведь началось всё с того, что она хотела вымолить прощение у Егора, хотела вернуться в команду черлидершей. Откуда она могла подумать, что для этого придется стучать Жилину? Она просто сдала Назарова и Кисляка с выпивкой, но тем самым посадила на крючок себя. Свернула в поворот, ведущий в тупик. Каждое поручение Жилина, которое она выполняла, заводило девушку все дальше, туда, откуда дороги назад нет. Ещё этот Смирнов. Её эгоизм, глупость и самоуверенность свели её со Смирновым. Решила вызвать ревность? Решила поиграть с чувствами других? И проиграла сама. Связалась с богатеньким наркоманом. Сдала его, тем самым подставив себя. Легкий флирт закончился тем, что она приобрела врага, который очень хочет ей отомстить. Марина даже подумать не могла, что Смирнов сможет поднять на неё руку, но недооценила его. То, что недавно произошло у Ледового дворца, впервые опустило Касаткину с небес на землю. В её душе поселился страх перед этим отморозком, который угрожал ей выбить зубы и всего лишь потрепал за шею. Ей повезло, ведь появился Щука. Поступил благородно, а в кафе, разговаривая с ней, даже ни разу не посмотрел Марине в глаза. Словно даже общение с ней для него было чем-то неприятным. Марина поняла, что ни то что не продвинудась к своей желанной цели о прощении, но просто самолично себя уничтожила. Откуда могла знать девушка, что Смирнов не отстанет от неё? Теперь, когда по ее милости, он ушел из команды, Смирнов превратился в какого-то зверя по отношению к Марине. Девушке было страшно выходить на улицу. Ведь вчера, когда она поздно возращалась домой, Смирнов подкараулил её около подъезда и оставил на её теле небольшое количество синяков. Но ведь она прекрасно понимала, что это только начало. Она стала бояться темных переулков, собственного подъезда и даже Ледового дворца. Марина понимала, что Смирнов не останет, пока не выместит на неё всю свою злость. А ей остаётся только терпеть. А что она ещё может? Заявить в полицию? Зная, кто папаша Смирнова, это кончится для неё ещё хуже. Рассказать кому-нибудь? А кому? Единственный человек, который мог её понять, защитить от всех невзгод и успокоить, сейчас ненавидит её и презирает, думая, что она, такая дрянь, связалась со Смирновым и крутила с ним на его глазах. Марина сама так считала про себя. Поэтому даже не пыталась оградиться от Смирнова. Страх был приглушен чувством презрения к своей личности. Каждый день был очень похож на предыдущий. Она ходила на тренировки в Ледовый, нацепив привычную злую, ехидную улыбку. Потом уходила домой, часто встречаясь у выхода с Егором. Они всегда пересекались взглядами, но Егор сразу же отводил взгляд в сторону, очень редко, скорее всего, из-за элементарной вежливости, говоря "привет". Она всегда отвечала тем же, и они расходились в разные стороны. Только в эти минуты уголки её губ опускались, и она оборачивалась, надеясь, что он тоже обернулся. Но никогда её надежды не оправдывались. Именно тогда приходило чувство безысходности, понимание того, что Егор окончательно потерял к ней доверие, уважение. О любви она даже боялась заикнуться. Потом она резко ускоряла шаг и спешила домой. И хорошо, если Смирнов не решал подкараулить её и поиздеваться. А если это и случалось, то Марине было всё равно, уже всё равно. От неё почти ничего не осталась. Только оболочка, да истерзанная душа. Придя домой, она кидала сумку куда-то на пол, проходила в комнату. Потом бросала взгляд на закрытые одеждой сине-фиолетовые синяки, садилась на пол и рыдала. Чтобы её слёз не видели окружающие, она позволяла себе плакать только дома, в четырех стенах, когда была одна. Да, она последнее время постоянно была одна. Она понимала, что её тянет в пропасть. Шаг влево - пропасть, шаг вправо - пропасть, вперед идти не было смысла и сил. А назад идти она, к сожалению, не могла. Если у неё и был шанс всё вернуть, то он давно исчез. Потом, выплакав все слёзы, она шла на кухню и наливала себе успокоительное. А вот недавно её взгляд упал на миниатюрный острый кухонный нож, оставленный её матерью на столе. В голове промелькнула мысль, которая у прежней Марины вызвала бы ужас, но не у этой. Эта, почти убитая Марина, только усмехнулась и решила, что выход только в этом. Лезвием по запястьям, и нет проблем. Ни у кого. Не будет ненависти к себе, боли, слез, да и Егору, которому уже невыносимо её видеть, будет легче... Тогда девушка подошла к столу и убрала нож в шкаф. Но Марина понимала, что ещё один день такой жизни, и она сломается. Сломается и покончит с этим, покончит с собой. Сломается, но уже навсегда.