Chandelier

I'm gonna swing from the chandelier, from the chandelier, I'm gonna live like tomorrow doesn't exist, like it doesn't exist, I'm gonna fly like a bird through the night, feel my tears as they dry, I'm gonna swing from the chandelier, from the chandelier. Sia - Chandelier

Странно, но я не помню из-за чего мы поссорились впервые. Кажется, меня тогда взбесила какая-то поломка в джипе или же, может, он что-то не то сказал. Не могу вспомнить. Будто века прошли, а не пару лет. Но вот ссоры потом, а их было так много, и его грубые слова я не забуду. Слишком уж больно и тяжело. Ведь мы так долго были вместе, делили на двоих и горе, и страх, и самые трогательные моменты счастья. Так долго, что перестали быть парой, стали чем-то одним, неразделимым. Любой, кто посмел бы нас разлучать, стал бы вторым Милоном, такой крепкой казалась наша семья. Семья… Какое гордое слово, красивое… Вот только какая мы были семья, если нет детей? А теперь и его нет. Ушел. И я не знаю – от меня или к другой? Да и что бы поменяло это знание? Многое, не спорю, но не главное – мы больше не вместе. Тот день был на удивление солнечный и Эсми настаивала, чтобы мы не шли в школу. Надо было её послушать, у матерей, как не странно, на это какое-то шестое чувство. Наша кожа почти блестела и он, наверное, показался ей настоящим ангелом. По крайней мере, я слышала, как она потом говорила это Белле, они хорошо подружились – две подружки вурдалаков. Мы встретили её на парковке – маленькую, озябшую в то морозное утро. Я уже успела мысленно назвать её мокрой курицей и трижды забыть о её существовании отвлекшись на пустую болтовню с Ренесми, как вдруг что-то изменилось. Эдвард так странно задержал в принципе не нужное ему дыхание и Элис вдруг изменилась в лице. Да, наверное, это и есть самое ужасное – я заметила смущение мужа только в самый последний момент. Когда эта курица уже успела поскользнуться и упасть прицельно точно ему в объятья. Я успела подумать о всех, испугаться за каждого в те несколько секунд, но не за Эммета. Потом все было как в тех пафосных книжках с цветастой обложкой. Два жаждущих любви сердца встретились. К моему возмущению, сперва телами, потом глазами. И понеслась: куча ненужных извинений, неловких прикосновений - всего того, что предзнаменует новое чувство. Почти ненастоящее, легкое и нежное, как весенний ветер, и столь же быстро исчезающее. Они подружились. Так быстро, что я не заметила этого, наверное, отвыкла от той решительности и прыти, свойственной лишь людям. Оно и не странно – для людей все в первый и последний раз, а я слишком уже привыкла к этим бесконечным повторениям одного и того же, охладела ко всему этому. И в тридцатый раз давая клятву у алтаря, я уже ничего не чувствовала. Вот только не догадалась, что и для Эммета это уже давно пустой звук. А вот с ней все и впрямь было для него по-человечески. Первый и последний раз. Наверное, это завораживающее, может, похоже на все эти прыжки с парашютом и прочие экстремальные штучки людей. Я помню, как они смеялись сидя вместе за столиком в школьной столовой. Она казалась совсем маленькой рядом с ним, почти кукольной. Хохотала над каждой его шуткой, а я вспоминала, что и забыла быть при нем влюбленной. Глупо, да? И она не была красивой. В ней не было и капли моего очарования, но все же он нашел в неё что-то, чего не имела я. Может, все дело в той пресловутой душе, о которой столько переживал Эдвард. Может, у меня и впрямь что-то тогда забрали, что я вдруг стала не такой, как она? Ну а потом он привел её к нам. Она и впрямь была восхитительной. Неуклюжая, чуть грубая, некрасивая и отнюдь не блещущая умом. Но глядя на неё я в тысячный раз понимала, какая я пустая рядом с ней. - Здравствуйте, миссис Каллен, - ласково, чуть стеснительно улыбалась она, крепко сжимая руку моего Эммета. - Здравствуй, солнышко, - мягко улыбнулась тогда Эсми и я снова почувствовала себя преданной. И на десятый раз, а, может, сотый, это оказалось почти не больно. – Не называй меня так официозно, пожалуйста… - А как? Мамой что ли? – вырвалось у меня тогда и все тут же недовольно зашикали, пытаясь заткнуть мне рот. Мне казалось, что из всех в этом доме меня понимают только Джаспер и Элис. Может, из-за их одаренности, они видели во мне не только рассерженную стерву, может, они просто были мне настоящими братом и сестрой. Свадьба у них прошла как-то скучно. Мой Эммет любил яркость, броскость, её – скромность, тишину. И я ненавидела их обоих – они мне были чужие, далекие. Но вот что я не забуду, так это её торжественный выход. Она была красивой, легкой, я угадывала в дизайне её наряда руку Элис, а в макияже – кривую кисточку Беллы. Моя семья её приняла, а я думала о смерти. И в этот раз не о её. Мне больше не было смысла жить. Я не могла иметь детей и я уже потеряла мужа. Зачем мне теперь существовать? Я думаю об этом постоянно: во время охоты с Карлайлом, за обедом с Ренесми, в очередном магазине с Элис. Я учусь жить дальше, вспоминаю, как жила когда-то без своего маленького мальчика с миленькими ямочками на щеках, но не могу не осознавать, что я теперь одна. Сейчас я сижу на подоконнике второго этажа и слышу, как внизу моя новорожденная сестра зовет моего теперь уже только брата играть в бадминтон. И я рада, почти рада, что им так хорошо вместе, что они счастливы. Вот только почему у меня больше не получается быть счастливой? - Эй, Розали! Я поворачиваюсь, ищу взглядом осмелившегося позвать меня. Он внизу, щурится от режущего глаза солнца, лениво оперся локтем о дерево и как всегда воняет псиной. - Слышала? Все девушки как девушки, а блондинки королевы. Я смотрю на него несколько секунд прежде чем ответить: - В этот раз не обидно. - Я и не пытался обидеть, - насмешливо отвечает эта ферма блох, а у меня не получается покраснеть как когда-то. Я соскакиваю с подоконника, приземляясь рядом с ним так быстро, что он вздрагивает. Где-то за домом смеется она и мне вдруг становится тепло в груди. - Может… это… сходим, поохотимся? – предлагает он чуть запинаясь. Я не знаю от чего мне засмеяться. Мне и вправду предлагает поохотится оборотень? Интересно на что. На продавцов собачьего корма что ли? - Хорошо, - киваю я. – Мне позвать Ренесми? - Она играет в бадминтон. - О, - также с паузой наконец выдаю я. На большее не хватает сил, я задыхаюсь, она снова смеется, а моя боль, кажется, не пройдет и через сто лет. - Ну, мы могли бы сходить сами, - снова говорит он и я не нахожу слов. Может, это еще один мой шанс, может, еще одна насмешка. Но я рада. Хотя бы тому, что меня сегодня ждет самая незабываемая охота. А еще тому, что у нее такой мелодичный смех.