Снег в твоих волосах...

За окном медленно кружились снежинки, опускаясь на землю густой сахарной ватой. Какао в моих руках почти остыло, наивно ожидая, что я уделю ему внимание, вынырнув из своих мыслей. Завтра Рождество… А в сердце ни грамма праздника, ни одной ноты новогодней не отзывается во мне. Просто в этот раз всё будет по-другому… - Доброе утро, - сонный, взлохмаченный, ты идёшь к кофеварке и насыпаешь три ложки, чтобы сделать крепкий. - Доброе… - шепчу в ответ. Хотя… Когда утро последний раз было добрым? Снова отворачиваюсь к окну, поджимая под себя ноги, устраиваясь поудобнее на широком подоконнике. - Ты не видела мою синюю рубашку? - В шкафу на третьей полке, - отвечаю, не оборачиваясь. Шлёпая босыми ногами по паркету, идёшь в ванную. Спустя минуту слышу громкий шёпот падающей воды. Ты принимаешь душ. А ведь когда-то мы принимали его вместе… Качаю головой, прогоняя неуместные воспоминания. Сигнал кофеварки и запах твоего морского геля для душа. Молчаливый завтрак и быстрые сборы на работу. - Буду поздно, - оборачиваешься на пороге. - Знаю. Прикусываешь губу, словно тебе есть что сказать, но молча киваешь и уходишь, закрыв за собой тяжёлую железную дверь. Канун Рождества… А я одна. Мне сегодня никуда не надо. И пройтись бы по магазинам, накупить блестящих шариков и мишуры, достать спрятанную с прошлого года ёлку и украсить, но… Я не хочу. Зачем? Для кого? Для тебя? Мы оба понимаем, что поздно. И даже рождественское чудо не спасёт то, что успело развалиться, погаснуть и развеяться пеплом, бездушным снегом, оставив после себя разъедающую пустоту. Интересно, Чонин, ты помнишь прошлый Новый год? Тогда мы начали украшать дом за неделю до праздников. Сейчас же в нашей квартире нет и намёка на то, что завтра Рождение Христа. Мы собственноручно делали игрушки на ёлку, вывернув интернет наизнанку в поисках интересных и лёгких идей. Недавно наткнулась на ангелочка, что ты вырезал тогда, и засунула куда-то между книг. Мне больно от одного только взгляда на него. В этом году мы даже не достали ёлку. Мне не хочется праздника. Страшно даже представить, в каком напряжении и молчании он пройдёт. Наверное, тебе лучше пойти к Чанёлю. Да, я сама попрошу тебя об этом. По-крайней мере, так у тебя хоть останутся хорошие воспоминания. А я могу и одна. Прошёл год с тех пор, как мы занимались любовью у камина, практически под ёлкой. Искусственный снег тогда запутался в твоих чёрных волосах. Мне пришлось буквально вычёсывать его, обнимая тебя со спины и прижимаясь обнажённым телом к твоей горячей коже… Стоп! Снова тряхнула головой. Нельзя. Нельзя об этом вспоминать – становится только хуже. Какао совсем остыло, свернувшись белой плёночкой на поверхности. Я снова попыталась вглядеться в мерцающий огнями город за окном. И что-то кольнуло в груди. Зависть. Да, я завидую тем, кто спешит к любимым, кто купил или купит сегодня подарок и с трепетом вручит его, ожидая восторженных глаз. Я больше не отношусь к этим людям. Почему так произошло? Просто много работы и мало времени. Просто много чужих людей и мало родных. Просто надо было сказать лишний раз «люблю», а я промолчала. Просто количество прикосновений и слов становилось всё меньше и меньше, и однажды сравнялось с нулём. Просто ты забыл о нашей годовщине, а я – о поминках твоих родителей. Просто ком обид стал набирать обороты, снеся всё с таким трудом построенное, оставляя после себя пустую ровную траншею. Просто… Всё действительно разрушилось очень просто. Последний раз ты взял меня за руку пару месяцев назад. Тогда твои друзья неожиданно завалились в гости, и надо было держать марку. Мы по-прежнему живём вместе. Едим вместе. Спим на одной кровати вместе. Но фактически «нас» уже нет. Я не знаю, как прошла твоя последняя фотосессия. Быть может, ты сменил менеджера или студию. Я просто помню до сих пор, что ты терпеть не можешь бьющий в глаза жёлтый свет и идиотскую кличку «Кай». Тебя раздражает пустая болтовня и глупые люди. Сейчас ты читаешь Ницше и книгу мировых волшебных сказок. Ты любишь острое и равнодушен к сладкому. У тебя бегут мурашки по коже, когда я целую выпирающие на шее позвонки… Слезла с подоконника и вылила какао в раковину. Наверное, хватит терзать себя воспоминаниями. Да, сегодня я должна его отпустить. Пусть начнёт новую жизнь с нового года. Быть может, у него уже есть та, кто ждёт его сегодня вечером… От этой мысли ком встал в горле. Трудно представить… Хотя, кого я обманываю, я не могу представить его с другой! Не могу! Душа в груди сворачивается в тугой узел и ноет, ударяясь о рёбра и нервную систему. Кружка в руках дрогнула, звякнув маленькой ложечкой и приводя меня в чувства. Сложно сказать, кто виноват в том, что мы стали чужими. Наверное, это я. Да, определённо я. Говорят, погода в семье зависит от женщины. А я, похоже, фиговый синоптик. Мы оба слишком гордые, чтобы кто-то сделал первый шаг. Знаю, я должна, но… Что сказать? Прости, дуру, давай начнём сначала? Зачем? Быть может, это и есть наш финал? И незачем тянуть кота за хвост. Молчание больше не тягостно, скорее, естественно, а вот обращение заставляет вздрогнуть. А ведь ещё совсем недавно мы могли лежать на диване, переплетая пальцы, и рассуждать о том, есть ли жизнь на Марсе. Есть ли сейчас жизнь в нашей квартире?.. Всё здесь напоминает о счастье. И парная посуда, и пушистый плед, и фото на стене, развешенные в виде улыбки… Стоит сделать ещё какао. Наверное, эти мысли – результат выходного, что дали мне в редакции. Пока бежишь, нет времени думать, а сейчас всё сразу навалилось, и колет правдой резко и больно. Чанёль звонил и звал в гости. - Я передам ему. Он придёт. - А ты? - Я… что-то плохо себя чувствую, - вру нашему общему другу. - Поправляйся! Пусть идёт к ним. Там будет весело. Со мной – не так. Со мной напряжение и скованность. Хорошо, что я не уступила маме и захотела пожить без печати в паспорте. Так нам будет проще разойтись. Ничего не буду забирать. Всё оставлю, чтобы не нарушать твою гармонию. Ты так долго привыкаешь к вещам и людям… Набираю знакомый номер. - Что-то случилось? – низкий бархатный голос, от которого дрожь пробегает по телу. - Чанёль не смог до тебя дозвониться… - Фотосессия. - Он зовёт тебя к себе в десять. Пауза на том конце провода. - Езжай к нему сразу после работы. - А ты? – выдавил. - Я поеду к маме, - снова вру. Боюсь, что ты из-за своей правильности останешься со мной, и твой праздник будет испорчен. - Хорошо, - мне слышится облегчение в твоём голосе. И можно действительно позвонить маме, она будет рада, но я не выдержу вопросов «А где Чонин? Почему ты одна? Что-то случилось? И это такая одна великая любовь на всю жизнь?». Любовь… Она была, я точно знаю! Но куда она ушла? Испарилась? Утекла? Не знаю… Её просто нет. Есть привычка видеть этого человека по утрам, и дебильная память, подкидывающая счастливые воспоминания. Ну, вот, какао снова остыло. Не судьба, видно. Не судьба… День идёт медленно, словно издевается, давая мне возможность вспомнить каждый миг, прожитый в этой квартире. Что ты скажешь, Чонин, когда я предложу разойтись?.. Телевизор пестрит картинками и звонкой музыкой. На меня оттуда наваливается Рождество в красно-зелёном, с бубенцами и полосатыми конфетами. Оно пытается достучаться, расшевелить, заставить хотя бы улыбнуться, но бесполезно. Да и как пробьёшься сквозь соль и трущие глаза кулачки… Бренькнули ключи и распахнулась дверь. - Ты не поехала к маме, - ты кивнул, констатируя факт. Стоишь в чёрном пальто с мерцающим снегом на плечах и волосах. Только этот снег тает, и нет необходимости прижиматься к тебе и перебирать шелковистые густые пряди. - Нет, - качаю головой и стыдливо опускаю голову, пряча опухшие глаза. - И не собиралась, как я понял. Я молчу, глядя на капли на твоих ботинках. - Понятно, - твой голос звучит язвительно, словно ты и так знал, что всё так получится. - Хочешь, возьми пирог, когда пойдёшь к Чанёлю. Я испекла… - Я не пойду, - и стал разуваться, смахивая капли с плеч. Ну, вот, я всё-таки испортила тебе праздник… Сглатываю нахлынувшие слёзы. - Может, сходишь? – тихо пробую ещё раз. - Не хочу, - буркнул в ответ. И почему-то хочется сказать «прости», хотя, за что? Ты начинаешь хлопать дверями, что-то искать, и лезешь в шкафчик под потолком в коридоре. Я молчу, разрешая тебе жить своей жизнью, отдельно от меня. Сажусь на диван и клацаю пультом, моргая цветным экраном. Шуршишь пакетами и тащишь к камину… … ёлку. - Чонин… - Я где-то видел среди книг прошлогодние украшения, - бросаешь через плечо, продолжая аккуратно распрямлять ветки искусственной ели. Я на мгновения замерла, а потом кинулась в комнату и перетрясла две полки в поисках того самого ангелочка. Ты успел даже гирлянду повесить… - Иди сюда, - кивнул на ковёр перед камином. – Иди-иди. И смотришь чёрными блестящими глазами. Да так, что не только слова и мысли, дыхание застревает где-то в рёбрах. Вот он, подходящий момент всё сказать… отпустить… разойтись… Но в голове абсолютно пусто. Ты выключил телевизор и уселся перед камином, напоминая мне индийское божество. Я тоже присела рядом, неудобно облокотившись на спинку дивана. - Скоро Рождество, - тихо произнёс. - Чонин, может, ты всё-таки пойдёшь к Чанёлю? - Хочешь, чтобы я ушёл? – обернулся ко мне. - Нет, - честно призналась. - Тогда… Чего ты хочешь? - Я… - и голос предательски дрогнул. – Не знаю, но надо что-то делать… И потянулось тяжёлое молчание. - У меня есть вариант, - ты встал и… снял свою рубашку. - Чонин… - выдохнула и сглотнула. Ты сел ко мне спиной, голой бронзовой спиной, на которой танцевали и извивались блики от камина. - Мне нужна твоя помощь, - тихо, почти шёпотом, сказал. - Какая? – прошептала в ответ. И тогда ты вытащил из-под ёлки баллончик и сбрызнул на свои волосы струю искусственного снега. - Помнишь? - И ты… помнишь? – от напряжения и сдерживаемых слёз голос осип и почти не слышен. - Поможешь? Я зажала ладонью рот, чтобы не всхлипнуть от нахлынувших воспоминаний и… Чувств? - Давай, - вдруг резко развернулся ко мне и замер, пристально глядя мне в глаза. – Давай расстанемся. И слёзы хлынули, как поток, по моим щекам. Я, честно, пыталась их остановить, я же готовилась, я знала, но… Согласно закивала головой, не в силах произнести тщательно заготовленный текст. - Давай расстанемся, - повторил. – Или… Я зажмурилась и сжалась. - Или поженимся, наконец, - выдохнул и быстро, сбивчиво затараторил: - И ты будешь только моей! И запишем на холодильнике даты, которые нельзя забывать! И я перейду к тебе в редакцию, если ты не согласишься перейти в мой журнал! И будем всё говорить прямо, как есть! Чтобы ничего не копилось. Или расстанемся, - и затих, не сводя с меня глаз. И всё, вдруг, стало таким понятным, что даже слёзы замерли, разрешая мне удивлённо смотреть на тебя. - Что скажешь? - У тебя… у тебя снег в волосах, - неловко протянула руку и смахнула пару белых горошинок. - А о том, что я только что сказал? Был ли выход из тупика, в который мы сами себя загнали? Оказывается, был. - Повернись ко мне спиной, - смущённо попросила. Ты медленно развернулся, подставляя спину огню камина. - Ты уверен? Может, нет смысла, и стоит всё прекратить? - Мы ещё не всё попробовали. Если это не сработает, я придумаю что-нибудь ещё. Стянула через голову свой белый свитер. - Тогда… Вот мой ответ, - придвинулась ближе и… коснулась губами выступающих позвонков на смуглой шее, ощущая твою дрожь на своём языке, скользнула под рукой и провела пальчиками по горячей груди. – Чонин… - прошептала, целуя солоноватую кожу. – У тебя снег в волосах… - Я знал, что тебе это нравится, - обернулся, обвивая руками и ногами, прижимая к себе близко-близко, утыкаясь лицом в плечо. – Я идиот. - Я дура. - Давай попробуем ещё раз? - Давай. Но сначала снег! - Нет, сначала ты, - и всё исчезает, когда ты касаешься моих губ своими губами. Мерцают огоньки над моей головой, и потрескивает камин. Пахнет морем, кожей и, наверно, любовью…