Друзья или...

Ресторан, выбранный Филом, новый и очень дорогой, находился в Гринич-Виллидж. Алиса не сразу нашла крохотную кнопку селекторной связи. Дверь распахнул молодой человек с коротко стриженными обесцвеченными волосами. Алиса очутилась в вестибюле, обставленном по последней моде. Роскошные диваны располагались по обе стороны ложного камина. На каминной полке возвышались урны в геор гианском стиле, журналы и книги лежали в художественном беспорядке на низких столиках; на одном из них была шахматная доска с фигурами, имитировавшими прерванную на середине партию. Пологие ступени вели вниз, в обеденный зал, откуда доносились изысканные ароматы и слышалась болтовня преуспевающих людей. Ресторан назывался «Фуд». Следуя за молодым человеком, Алиса разглядывала посетителей. Почти все столики были заняты. Карла Филиппа она нашла сидящим на низкой лиловой банкетке с двумя ярко-зелеными валиками. Одетый с унылой строгостью и очень серьезный, он слегка хмурился, делая пометки на листе бумаги. Зная Фила, Алиса могла предположить, что он коротал время, заполняя тест на совместимость их характеров. Фил выглядел настолько неуместно среди завсегдатаев заведения — воротил с Уолл-стрит и масс-медийных позеров, что Алиса невольно прониклась к нему жалостью и улыбнулась с чуть насмешливой нежностью. Если она и испытывала тревогу, теряясь в догадках, о чем пойдет разговор, то теперь успокоилась. Фил выбрал этот ресторан, чтобы сделать ей приятное. Что же, она наступит на горло собственной песне и тоже сделает ему приятное. Раз в жизни можно. Фамалия решила быть милой и оставить все свои циничные комментарии при себе. Она будет очаровательна, забавна и внимательна, будет сама Мисс Совершенство. Алиса нарочито медленно спускалась по ступеням, чтобы он заметил ее еще издали. При ее появлении он замер потрясенный, почти шокированный. Ура! Тысяча сто долларов потрачены не напрасно! Сунув листок в карман, Фил вскочил и вместо приветствия поцеловал ее в щеку. — Алиса, ты неотразима! — Я знаю. — Она положила руки ему на плечи и отступила на шаг, чтобы он мог ею полюбоваться. — Это новая я. Не говори, что ты думал, будто я рождена, чтобы носить брюки. — Нет, нет… — Ее шикарный вид, похоже, вывел его из состояния равновесия. — Я хочу сказать, что ты всегда сказочно выглядишь. Он усадил ее за столик и вернулся на прежнее место. Как чинно он смотрелся, каким добродетельно-правильным было его широкое лицо с серьезными карими глазами и прилизанными волнистыми волосами! В Англии его полюбили бы с первого взгляда. Интересно; купил он уже обручальное кольцо для нее, и если купил, то где прячет? Официант принес меню и достал из холодильника бутылку вина. — Шампанское? — Именно. — Алиса одарила Фила искрящейся улыбкой. — Мы что-то празднуем? — Ну, — застенчиво протянул он, — сегодня пятница, вечер. Алиса прикусила язык. Так было все пять месяцев, что она жила у него. Карл Филипп всегда отмечал конец рабочей недели походом в ресторан — не слишком дорогой, затем следовал просмотр видеофильма, после фильма они ложились в постель — пораньше по случаю приближающихся выходных. В постели Фил усердно трудился. Пока официант наполнял бокалы, Алиса с удивлением отметила, что бутылка наполовину пуста. Фил вообще-то не пил в одиночестве. Должно быть, собирался с духом. — Как прошел день? — услышала она собственный голос. Бог ты мой, она уже превращается в образцовую домохозяйку! — Отлично. В следующем месяце состоится голосование по выбору новых членов правления. Мервин говорит, у меня есть шансы. — Мервин всегда это говорит. — Алиса закинула в рот пару жареных фисташек, но, увидев, что Фил надулся, поспешила добавить: — Я тоже уверена, что у тебя хорошие шансы. «Король бракоразводных процессов» — так, кажется, тебя называют коллеги, ты сам говорил. Эй, смотри-ка… — она ткнула пальцем в меню, — «кошелек нищего», семьдесят долларов. Что это может быть? Расплавленные дойч-марки? — Что-то вроде блинчиков, полагаю, с икрой внутри. По-моему, дороговато для рыбьих яиц, тебе не кажется? — Нет, если это яйца белуги. Однажды отец взял меня с собой в Санкт-Петербург, когда работал в Эрмитаже, и мы ходили на званый обед. Мне было лет двенадцать, и тогда я впервые попробовала икру. Никогда не забуду ее вкус. Райское наслаждение. Давай попробуй, тебе понравится. — От рыбы у меня несварение. Ты же знаешь. Я бы заказал суп. — Хороший выбор. Фил всегда заказывал суп в ресторане. Возникла напряженная пауза. Алиса внезапно почувствовала себя как-то неловко среди всей этой показной роскоши, и улыбалась она сидящему напротив парню вымученно, словно кто-то ее заставлял. Создалось ощущение, будто они разыгрывали спектакль и вдруг забыли слова. И Алиса решила устроить пантомиму под названием «Девочка выбирает блюдо». Вот это не слишком полнит? (Конечно, нет, она не склонна к полноте. Абсолютно.) Вот в этом не слишком много чеснока? (Не имело значения, поскольку Фил любил чеснок.) Она окинула зал восхищенным взглядом, но с восхищением явно переиграла. Столько людей! Как ему удалось сделать заказ? Ну разве не оригинально вместо живых цветов поставить в вазы перья? Карл Филипп отреагировал моментально: он стал чихать и сморкаться и сказал, что у него на перья может быть аллергия. Алиса подавила раздражение. Фил всегда был стеснительным. Именно своей застенчивостью он и привлек ее внимание, когда она увидела его впервые, в галерее на севере Манхэттена. Фил пришел со своим боссом и его отвратительной женой, одной из этих напыщенных «снежных королев», которые считают себя меценатками в свободное от маникюра время. Предполагалось, что Алиса затмит ее, но единственное, что она могла тогда сделать, — это не ударить в грязь лицом. Алиса только-только приходила в себя после связи с этим злодеем Винсентом, была безразлична ко всему на свете и крайне не уверена в себе. Никто с ней не разговаривал, она знала, что не только выглядит жалкой неудачницей, но еще и излучает пораженческую ауру, от которой нормальные здоровые люди бегут как от чумы. Из своего угла, откуда, оставаясь невидимой, она могла созерцать все, Алиса, прислонясь спиной к бетонной стене и загородившись стаканом, наблюдала за Филом. Тот вел себя супер примерно в то время, как его то снисходительно похлопывали по плечу, то откровенно унижали, то отсылали за спиртным или велели принести меховое манто. Она была буквально поражена его терпением и ангельской кротостью. Ей нравилось, как он наклоняется, с почтительным вниманием читая надписи к каждому из полотен, а затем распрямляется, чтобы серьезным и несколько растерянным тоном дать им свою оценку. Меньше всего она думала в этот момент о романе с кем бы то ни было, считая, что с романами покончено навсегда. Но глядя в его широкое открытое лицо, мужественное, лишенное цинизма, она вдруг подумала: а почему бы не влюбиться в этого симпатягу? Позже Фил признался, что посмел приблизиться к ней лишь потому, что она выглядела такой же потерянной и одинокой, каким ощущал себя он сам. Галереи не были тем местом, где он чувствовал себя королем. Он не владел искусством светской болтовни. Когда выяснилось, что гостеприимство босса не простирается до приглашения на ужин, он пригласил Алису поужинать в каком-нибудь кафе. Она не помнит, что ему ответила. Возможно, ничего. Но он нашел ее пальто и вытащил на заснеженную улицу, а потом повел в прокуренный ресторан. Сказал, что она слишком худая, и заставил есть сдобу и пить красное вино до тех пор, пока щеки ее не порозовели. Он ни о чем ее не спрашивал, просто рассказывал ей о своем доме, о семье и о работе — успокаивающий, ничего не требующий разговор о нормальных людях, живущих нормальной жизнью. Потом он отвез ее домой на такси. Она помнила, как колеса буксовали в слякоти. Проводил ее до двери той жалкой квартиры в доме без лифта за углом Лексингтон-авеню. Он не давил на нее, не хватал быка за рога, даже не попросил разрешения войти; убедился, что ключи у нее с собой, и попрощался. Началось неторопливое старомодное ухаживание, весьма старомодное и неторопливое по стандартам Манхэттена, — цветы, выставки, прогулки в парке, чай и горячая сдоба в Бен-делсе. Фил трогательно заботился о ней, и ей нравилось его внимание. Пятнадцать лет жизни в Нью-Йорке научили ее искусству отрешенности, отрешенности от пьяниц и юродивых, от шума и вони, от мучительного чувства одиночества, приходящего незадолго до сна, и мужчин, которые обещают звонить и никогда не звонят. Приятно сознавать, что ты кому-то нравишься. Квартира Фила на юго-западе оказалась божественно теплой и уютной. Алиса проводила там почти все время с того самого дня, — к стыду своему, она не могла припомнить деталей, — как они стали любовниками. Вскоре Фил настоял на том, чтобы она к нему переехала. И это ей тоже понравилось. Простые радости: ходить за покупками, готовить, рассказывать друг другу о том, что с ними случилось за день, с тех пор как они расстались утром, — приносили ей покой и уверенность в себе. Так комфортно иметь кого-то, кто выслушивает эти банальности, важные только для тебя; и еще: что-то особенное было в том, что тебе вверяют свои маленькие тайны, даже если эти тайны не всегда тебе интересны. Фил был добрым и терпеливым, и она, в свою очередь, старалась польстить ему, как умела. Они, конечно, ссорились — однажды она упрекнула его в том, что он хотел бы видеть ее такой, какой она была в тот первый раз в галерее: жалкой, потерянной, а не такой, какой она стала сейчас, — ведь все нормальные люди ссорятся, не так ли? Теперь они очень напоминали семейную пару, и лучшим тому доказательством служило то, что Майкл ей что-то говорил, а она не слышала ни слова. — …И я сказал: «О'кей, мы вас снесем», и это его сразило. — Фил смотрел на нее с видом триумфатора. Алисе очень хотелось погладить его по голове. Он был такой милый и прямолинейный. Из него мог бы получиться прекрасный отец. Не то чтобы она хотела заводить детей прямо сейчас — нет, конечно. Но постоянно иметь под рукой качественную сперму совсем неплохо. — Однако хватит обо мне. Давай о тебе. Как Антония? — В Милане, слава Богу. По крайней мере из-за разницы во времени поток телефонных звонков к вечеру иссякает. Антония Присс — начальница Алисы, женщина непонятного европейского происхождения и легендарной репутации, чья галерея на Пятьдесят седьмой улице привлекала профессиональных коллекционеров с миллионами наличностью и заставляла раскошеливаться на искусство. Три года назад в результате упорных и порой нудных изысканий в доброй половине музеев и галерей Нью-Йорка, изучив все, начиная с того, как делать эстамп, и кончая приемами грамотной подсветки экспонатов; узнав все, что можно, о технологиях печати и рекламного дела, научившись ловко обходить таможенное законодательство США и одновременно развивая свой вкус, умение видеть все со своей точки зрения, Алиса была вознаграждена предложением обустроить с нуля и подготовить к открытию «Антония Присс даунтаун» — новенькую галерею в красивом месте в Сохо. Антония Присс также уполномочила Алису найти молодых художников, которые со временем смогли бы приносить Антонии миллиарды. Алисе нравилась ее работа, и, если бы не эгоцентризм и чудовищное самомнение начальницы, учинявшей Алисе допросы с пристрастием по каждому поводу и без повода, жестоко критиковавшей ее за ошибки и каждое достижение Алисы выдававшей за свое собственное, она могла бы с гордостью сказать, что принадлежит к тем немногочисленным счастливчикам, которым платят за то, что они делают с удовольствием. К счастью, теперь, когда Антония (известная под кличкой Божий одуванчик) готовилась разменять восьмой десяток, она стала чаще, чем прежде, наносить «дружеские» визиты к самым богатым своим клиентам, разбросанным по разным концам Америки и Европы, и реже бывать в офисе. Увы, настырная старушенция не собиралась отходить от дел совсем и продолжала держать руку на пульсе своего бизнеса. — Так неделю можно считать хорошей? — продолжал допытываться Карл Филипп. — Удалось что-то продать? Что-то крупное? Алиса закатила глаза: — Фил, нельзя же мерить искусство в ярдах. — Знаю. Ты мне не раз об этом говорила. Я просто интересуюсь. — Прости. — Алиса закусила губу. Официант принес вино и еду. За салатом из трюфелей Алиса рассказала Филу о сегодняшней встрече с клиентом, присланным Антониею, который приехал на час позже, заставив Алису отменить встречу, назначенную другому клиенту, и ничего не приобрел. — Все, что он сделал, — это прочел мне целую лекцию о внутреннем содержании каждого из полотен, все это по каталогу. В итоге пришлось его выставить, чтобы успеть переодеться. Иначе я выглядела бы замарашкой. Алиса замолчала на случай, если Фил имеет что-то сказать по поводу ее облика, весьма далекого от облика замарашки. Но он воздержался. — Терпеть не могу подобных типов. А ты? — продолжала она. — Все эти часы «Ролекс» и фальшивый европейский акцент, а пялятся на тебя так, будто говорят о роли искусства в преодолении сексуальных барьеров и табу. — Мне трудно судить. Вряд ли в моей конторе кому-либо придет в голову смотреть на меня с вожделением. — Рада это слышать! Не хотела бы, чтобы ты удрал с миссис Констанциею. — Миссис Констанции пятьдесят пять лет, — холодно заметил Фил, — и она отличная секретарша. — Шутка, Фил, — сказала Алиса, кокетливо взмахнув вилкой. До него сегодня действительно все как-то трудно доходит. — О, прости. — В любом случае, — бодро продолжала она, стараясь сгладить неловкость, — мы сегодня не будем говорить о работе, не так ли? — Нет, — не слишком уверенно ответил Фил. — Бери еще хлеб. — Он передал ей корзинку с хлебом. — Ты очень мало ешь. Чтобы сделать ему приятное, она взяла ломтик. Через плечо Фила Алиса заметила пару. Они склонились над столом и улыбались друг другу глаза в глаза, их лица освещало пламя свечей, а ноги переплелись под столом. Разве не так должно было быть у них с Филом? По спине пробежал холодок беспокойства. Почему Фил никак не перейдет к делу? Алиса занервничала. Официант убрал со стола грязную посуду и принес горячее, а Фил тем временем стал пересказывать статью из «Тайме», в которой говорилось о противоречивой политике муниципалитета касательно преступлений, совершенных подростками и детьми в возрасте, не предполагающем уголовной ответственности за совершенные проступки. Алиса кивала в нужные моменты, в то время как мысли ее витали далеко. Романтика — это не все в жизни, говорила она себе. К утру понедельника эта пара, возможно, вообще разбежится. Или он скажет, что позвонит, а звонить не станет. Она подождет немного у телефона, потом выйдет из дома, купит себе новое платье и начнет все сначала. Алиса все это знала не понаслышке. Было бы наивно думать, что тебя ни с того ни с сего подхватит вихрь страсти. Отношения взрослых людей основаны на взаимном уважении, плюс совместное ведение хозяйства и оплата счетов. Никакой тебе романтики. Не следует смотреть на жизнь сквозь розовые очки… Фил все говорил и говорил, словно нарочно тянул время, прежде чем сказать главное. Алиса нервно ковыряла рыбу в тарелке. Вот он, единственный мужчина всей ее жизни, до конца дней, «покуда смерть не разлучит нас»… Пугающая перспектива. Она говорила себе, что ей еще повезло, что одинокая женщина в этом городе может рассчитывать лишь на грязный телефонный звонок от мужчины и никак — на предложение руки и сердца. И потом, люди после свадьбы меняются. Фил тоже может измениться — чтобы больше соответствовать ее, Алисы, вкусам. Разве не так? Но когда Фил доел наконец стейк и аккуратно сложил нож и вилку на тарелке, сердце Алисы забилось с утроенной силой. Он прочистил горло. — Алиса, я должен сказать тебе нечто важное. — В самом деле? — Она хихикнула. — Пожалуйста, выслушай меня внимательно, это очень серьезно. — Да, да, конечно, — пролепетала она, чувствуя себя словно рыба, попавшая в сеть. — Но знаешь, я бы еще чего-нибудь съела, — затараторила она, — к примеру, этот аппетитный шоколадный десерт. — Ладно, — не слишком любезно сказал Фил и подозвал официанта. — А ты? Ягодный пирог, пожалуй, очень неплох. Или шербет. Мне всегда казалось, что ты должен любить шербет. Он такой… — Я не хочу есть. Я хочу поговорить. — Да. Хорошо. — Алиса схватила бокал и залпом осушила. Карл Филипп поправил галстук. — Время, которое мы провели вместе, было самым счастливым в моей жизни, — начал он. — Благодаря тебе я узнал много интересного об искусстве, увидел в нашем городе такие места, о существовании которых и не догадывался. Ты — замечательный человек. — Ты тоже, — весело прощебетала Алиса. Фил не среагировал. Он смотрел сквозь нее с выражением отчаянной решимости на лице. Никакие ее уловки не способны были его отвлечь, сбить с курса. Он просто ее не слышал. Алиса понимала, что свою речь он приготовил заранее и вызубрил, как прилежный ученик, отвечающий урок. — Я должен подумать о будущем, — продолжал Фил. — Мне тридцать шесть, и я знаю, чего хочу. Я хочу остепениться. Если я войду в совет, то смогу купить дом за городом. В Коннектикуте или другом штате неподалеку. Кто знает, может, я даже стану играть в гольф. — В гольф? — Алиса не на шутку запаниковала. — И я хочу, чтобы кто-нибудь разделил со мной эту жизнь. Алиса уже видела себя за частоколом в халате и фартуке. — Дом. Стабильность. Общие интересы, — говорил Фил с нажимом на каждом слове. — И обязательно дети. За частоколом появился целый выводок пищащих ползунков с перемазанными сморщенными лицами, в толстых, отяжелевших от содержимого, памперсах. Алиса почти чувствовала, как ее собственные биологические часы дали задний ход. Перед ней вдруг возник заказанный ею десерт — что-то вязко-липкое в лужице из сливок. Ее затошнило. — Вот чего я хочу, о чем мечтаю. — Он пристально смотрел на нее, буквально сверлил взглядом. Быстро! Сбить его одним наскоком. — Не заказать ли нам кофе? Я что-то устала. — Минутку. Я пытаюсь сказать… — Он раздраженно замолчал, увидев, как она сладко зевает. — Боже, с тобой так трудно! Я хочу тебе кое-что передать. Фил полез в один карман, потом в другой. Сейчас достанет кольцо! — Мне ничего не надо. В самом деле. Сегодня не мой день рождения. — Пожалуйста, не перебивай меня. Я должен сказать тебе что-то важное. — К чему торопиться? Давай отложим на завтра. Алиса слегка растрепала волосы и улыбалась во весь рот, по-дурацки ослепительно, как бурундук из диснеевского мультфильма. — Ты чудесная женщина, — продолжал Фил. — Ты тоже чудесный. Так почему бы нам… — Алиса огляделась в поисках вдохновляющего примера. Парочка за соседним столиком продолжала нежничать. Она перегнулась через стол, продемонстрировав Филу то, что было в вырезе платья. — Почему бы нам не отправиться домой и не заняться сумасшедшей страстной любовью? — Ты не понимаешь. — Фил наконец нашел то, что искал в карманах, и сжимал это в кулаке с мрачной решимостью. — Ты торопишь события, — произнесла она с наигранным трагизмом и погладила Фила по руке. — Прошу тебя, убери это. Фил, будто не слыша, положил Алисе в ладонь маленькую коробочку. Алиса замолчала. Разорился ли он на перстень с бриллиантом? Считал ли ее достойной таких трат? Или это кольцо с сапфиром «под цвет твоих глаз»? Она открыла коробочку. Там лежала золотая печатка с монограммой КФП — инициалами Карла Филиппа Петерсона. Она сама купила ему это кольцо. Мужчины в Америке любят такие вещи. Так она поблагодарила Фила за то, что он предложил ей переехать к нему. — Bay… — Алиса совершенно растерялась. В американских школах мальчики и девочки обмениваются кольцами. Может быть, это взрослая версия того же обычая. — Я… я не знаю, что сказать. — Она стала вертеть кольцо в руках, вопросительно глядя на Фила. — Нам было так хорошо вместе, — хриплым от волнения голосом произнес Фил. — Да, — кивнула Алиса. — Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. — Я знаю. — Но… Но? Алиса вскинула голову. Но что? Она потеряла нить. Что вообще происходит? — …Но я думаю, нам лучше… — Лучше что? — Ну, знаешь ли… — Нет, Фил, не знаю. — Нам лучше остаться… — Да? — Думаю, нам лучше остаться друзьями. — Друзьями, — едва слышно откликнулась она и уже громче повторила: — Друзьями? — уронив кольцо в шоколадный десерт.