Вне контроля

Женщины — существа странные: умом их понять сложно, а иногда вообще невозможно. Зачастую их решения не подаются мужской логике. И когда Катерина Сфорца попросила Вордсворта расширить словарный запас Треса, он с недоумением воззрился на свою начальницу:       — Зачем?       — Ну, просто мне так хочется, — ответила она.       — А вы не боитесь, что он окажется болтливым? — поинтересовался Вордсворт.       — Не думаю. И никто не думал. Даже Профессор не предполагал, что последует вслед за исполнением её просьбы. А уж для Авеля Найтроуда разговор с Тресом оказался полной неожиданностью.       — Привет, Трес!       — Привет, неудачник! Я не рекомендую сегодня занудствовать на тему вечного голода и отсутствия динаров, потому что я не в настроении тебя выслушивать. Авель Найтроуд поправил очки и отправился высказывать свои претензии Вордсворту, сочтя, что хамство киборга — это предтеча будущей поломки Стрелка ввиду какого-то сбоя в программе. А тем временем Трес любезно пообщался также и с Петром Орсини, послав его к тем самым чертям, которых тот периодически сам поминал. Брат Пётр жаловаться не привык, и все сатисфакции производил тут же по ходу событий, не откладывая их в долгий ящик. Однако Стрелок удар отразил, а дальнейшей разборке помешала Кейт Скотт. Брат Пётр удалился, не то чтобы оскорбленный, но явно возбужденный дерзостью в свой адрес. Получив от Кейт распоряжение Катерины ждать её около апартаментов кардинала Франческо ди Медичи, Трес стал неожиданно свидетелем неприглядной сцены выяснения отношений между родственниками. Вначале он долго слушал речь Франческо ди Медичи с перечислениями всех грехов драгоценной сестрицы, а затем просто сказал, глядя на брызгающего слюной кардинала:       — Ещё слово в её адрес скажешь, я тебе ноги переломаю. Катерина опустила голову, чтобы скрыть улыбку, а Франческо побагровел от гнева:       — Что?       — Руки, наверное, тоже, — добавил Трес.

***

Профессор смотрел на Стрелка, замершего посреди его Лаборатории и ожидающего, что же последует дальше. Столько усилий ему пришлось положить на то, чтобы убедить кардинала не лютовать по поводу дерзких речей киборга. Катерина же вернула Треса, сказав, что теперь вновь можно сделать прежний минимум слов. Она ничего не пояснила Вордсворту, это он уже потом сам случайно узнал про то, что Икус был больно непочтителен с её сводным братом. Правда, почему-то Катерина по этому поводу вообще не расстраивалась, пребывая на редкость в хорошем настроении.       — Эх, ну что же ты, — покачал головой Вордсворт, глядя на Треса, — теперь ведь будешь опять изрекать только «Позитив» и «Негатив». Неужели нельзя было сдержаться?       — Оно того стоило! — прозвучало в ответ.       — Эх…       — Речь дана, чтобы говорить то, что ты думаешь, — лицо Треса было спокойно и безмятежно.       — Вот этим ты в корне отличаешься от людей! — печально констатировал Вордсворт. — У людей все как раз наоборот. Речь существует для того, чтобы никто не догадался по ней, о чём именно ты думаешь!       — Тогда лучше «Позитив» и «Негатив», — проговорил Стрелок.       — Для твоего же блага, — проворчал Профессор, хотя в душе его в этот момент отчаянно скребли кошки. Странная смесь чувств. С одной стороны, понимание того, что киборг во многом оказался лучше многих знакомых ему людей, с другой стороны — осознание, что качества, делающие честь любому человеку, были использованы женщиной, правда, в целях самозащиты. В-третьих, просто общая несправедливость мира. Хотя, о чем сожалеть? Ведь не будь Трес киборгом, все для него могло бы быть намного хуже. И если изначально Профессор считал, что расширение словарного запаса — пустая затея, то теперь он изменил свое мнение, но… От «Позитива» и «Негатива» уходить было опасно. Не готовы люди к честности Треса Икуса, совсем не готовы, а тот, вдобавок, судя по всему, не собирался учиться лгать. Вздохнув еще раз, Профессор приступил к выполнению и этой просьбы Катерины.