Всё бывает в первый раз

      Всё бывает в первый раз.       Например, когда посмотришь в пустые от тоски глаза ученика-мажонка, и вдруг осознаешь, что парень влюбился, всерьёз и надолго. Тогда Самсон в первый раз поймал себя на сочувствии незадачливому мальчишке. И добро бы предмет нечаянной страсти являлся ученицей Круга, или голоногой девчонкой-подёнщицей, или, чем уж Андрасте ни шутит, храмовницей. Всякое бывало: в любви, как на войне, все средства хороши — и по любви сходились, и за подарки сговаривались. Тайком, украдкой, зажимаясь по углам и потом отводя глаза при встрече — но хоть так. Нет же, умудрился мажонок втюриться в дочку одного из аристократов.       В тот день Самсон первый раз остановил ученика не ради проверки или чтобы сделать замечание, а просто спросить, отчего тот бродит с видом, будто его одновременно пять демонов уныния терзают? Влез в душу, а потом не знал, что делать. Не хлопать же по плечу со словами: "потерпи, пройдет", когда у парня от слёз сопли пузырями пошли. Флягой поделился заветной, сам не понимая, отчего вдруг накатила такая щедрость. Знал же, что мальчишка пить не умеет (откуда ему?), да и не помогает выпивка в подобных раскладах. А потом стоял возле ворот поместья с крикливым гербом, не понимая, что он забыл в Верхнем городе. Конверт в руке жалобно похрустывал, Самсон его всё складывал и распрямлял, не зная, то ли уйти, то ли дождаться и отдать письмо адресату. Бумага жгла пальцы даже сквозь кожу перчатки, так же, как потом жёг шёлковый кошелёчек с мелким серебром, второпях вложенный в его ладонь. Это была не награда, не жалование — взятка, первая его взятка, полученная за простое человеческое участие. Плата за нарушение устава.       Потом передавать письма вошло в привычку. Самсон убеждал себя, что он не делает ничего плохого, просто помогает влюбленным. Сам говорил, в любви, мол, все средства... Подумаешь, что с того, что конверты становятся всё тяжелее? Может, они там сувенирами любовными обмениваются. Его дело оказать услугу нуждающимся в ней людям, получить причитающееся серебро и купить на них немного волшебной пыли из-под полы.       Самсону хорошо запомнилась его первая покупка: монетки, липшие к влажным от пота ладоням, и странно-торжествующее выражение глаз мага-алхимика, передавшего ему замотанный в ветошь фиал. Но страшно было только в первый раз.       Самсон не понял, как так случилось, что Мередит выгнала его из Ордена. За что? За помощь магам? Глупо, хоть и не смешно. В назидание остальным? Из чьей-то подозрительности или мести? Впрочем, это быстро перестало его заботить, другие мысли крутились в голове. Самсону позарез нужны были деньги — его скудные сбережения таяли на глазах. С трудом накопленные монетки снова липли к влажным ладоням, перед тем, как перейти из рук в руки. Ему не на жизнь нужны были деньги. Сейчас его жизнью были крошечные, потусторонне святящиеся колбочки, без которых мир становился сухим, бесцветным, пресным. Шепчущим. Страшным.       Он не обещал ничего Миирану. Мииран и так прекрасно знал, что вынуждает бывшего храмовника кружить по Нижнему городу, словно брошенного пса. Бросал ему мелкие поручения, словно подачки, прикармливая, привязывая к Клинкам. Мииран никогда не торопился.       — У меня больше нет заданий для тебя, — сказал он однажды, равнодушно глядя в слезящиеся глаза Самсона. — Но мне нужен человек со связями в определённых кругах. Посредник. Для крайне выгодной сделки с иностранными покупателями.       Намек повис в воздухе, слово шмат духовитой обрези перед носом голодной собаки. В тот день Самсон плюнул под ноги Миирану и ушёл, круто развернувшись на каблуках. Ушёл в ночь, в Висельник, к дешёвым шлюхам, надеясь напиться и не трезветь до тех пор, пока не забудет услышанное.       Он потом вернулся на набережную.       И сделал то, что от него требовалось, получив в обмен на свою совесть туго набитый кошель. Потом делал это снова и снова.       Как оказалось, уговорить мага бежать из Киркволла и отвести его на корабль работорговцев было страшно только в первый раз.