Nam omnia alia

Чернеет дорога приморского сада, Желты и свежи фонари. Я очень спокойная. Только не надо Со мною о нем говорить. Ты милый и верный, мы будем друзьями... Гулять, целоваться, стареть... И легкие месяцы будут над нами, Как снежные звёзды, лететь. ©Анна Ахматова

Утро встретило Максима темнотой, головной болью, затхлой сыростью. Парень еле-еле разлепил глаза, опираясь о стенку, принял сидячее положение и осмотрелся. Он находился в подвале в полнейшей темноте, сидя на грязном, старом матрасе. Где-то капала вода, возможно, даже пищали крысы. Максим не мог различить этого из-за гула в ушах. «Какого черта тут происходит?!» - Макс попытался встать, но голова кружилась настолько сильно, что он остался сидеть на месте. - Они похитили меня среди белого дня, из комнаты. Да, эти парни очень настырные, - пробурчал Максим. «Мама мертва, Соня уехала, что еще им от меня нужно? – парень встряхнул головой. – Лиза! Что они сделали с Лизой!» За дверью послышались тяжелые шаги. Максим вздрогнул и заметно напрягся. Он знал, кто мог похитить его таким способом. Виктор внимательно осмотрел класс и вздохнул. Скоро они закончат писать самостоятельную, и учитель должен будет начать что-то объяснять. Но ничего у него не шло в голову. Смерть Артема, затем Маши, теперь и Каверина - все это так плотно засело у него в голове, что больше ничего не могло втиснуться между этим. Маша мертва, и что-то подсказывало ему, что он следующий. Мужчину так подрывало запереть дочь в комнате, чтобы и с ней ничего не случилось, но сделать он этого не мог. Катя только начала адаптироваться. Виноградова Лиза встала со своего места, очевидно закончив делать самостоятельную. Девушка подошла к столу директора и протянула ему листок. Виктор поднял руку, чтобы взять его, но Лиза внезапно разжала пальцы и упала на пол бес сознания. Володя исподлобья посмотрел на Князева. Нет, новости были вовсе не плохие. Начальник отправлял их с Верой на задание вне "Логоса". Мужчина был уверен, что это пойдет ему на пользу. Все в пансионе напоминало о Маше. Родной, нежной, любимой Маше, которой так не хватало. Пока Борис объяснял задание, повар тупо глазел по сторонам, ему было совершенно не интересно. Однако убранство «светлицы» Князева быстро надоело ему и пришлось вникнуть в разговор. - Это дом очень влиятельного человека, он широко известен в бандитских кругах, но бизнес ведет чистый, не придраться, - разорялся Князев. – Володь, ты сойдешь за повара. «Сойдешь», - усмехнулся про себя Соколов. - Вер, ты уборщица. - Странно, что у столь влиятельного человека не было до этого момента прислуги, - произнес Володя. - Она была и есть, просто скоро должен состояться важный прием. Набираются новые лица для помощи, после этого уволят – это нам на руку. У той самой прислуги, кстати, попробуйте выведать что-нибудь. Возьмете отпуск за свой счет в "Логосе", надеюсь, за столь короткий срок там ничего не случится без вас. Володя и Вера синхронно кивнули. Луна осветила комнату. Незнакомец в плаще стоял около большого зеркала, от пола до потолка, метра два в длину. Позади него была широкая двуспальная кровать, слева туалетный столик с еще одним зеркалом, справа прозрачные двери, ведущие на небольшой балкончик. Бело-мутные занавески развевались под натиском холодного зимнего ветра, практически доставая до незнакомца. Комнат была очень большой. Оно распахнуло плащ и скинуло его на пол, оставшись голым. В свете луны показались обгоревшие до костей руки, с плеч свисали куски почти сухого мяса, едва не падавшие на пол. На ногах не было кожи, можно было рассмотреть каждый мускул, каждую связку, - настоящий рай для медика, еще бы это был фантом, а не живое существо. Оно, тяжело дыша, открыло одну из коробок и достало пробирку с фиолетовой жидкостью, небрежно отломило верхушку, не желая открывать аккуратно. От губ ничего не осталось, нижняя челюсть опустилась вниз, и высунулся язык, по которому благополучно и стекло лекарство. Незнакомец отбросил пробирку в сторону, разбив ее и зарычал, вцепившись пальцами в зеркало. Оно треснуло под натиском рук, шторы взметнулись наверх, ветер господствовал в комнате и вовсе не собирался покидать ее. С обгоревших пальцев по зеркалу тонкими струйками потекла кровь, руки начали обрастать кожей. Очевидно, этот процесс сопровождался дикой болью, незнакомец завопил изо всех сил удар кулаком по зеркалу, выхватил еще оду пробирку, раздавил ее в кулаке над своим лицом так, что меньшая её часть попала в рот. Закончилось все так же стремительно, как началось. Незнакомец подошел к уцелевшему зеркалу и оценочно посмотрел на новенькие руки, ногти и восстановившиеся бедра. Он усмехнулся раз, еще один и захохотал.

Не узнаю́ в темноте Руки — свои иль чужие? Мечется в страшной мечте Черная Консьержерия. Руки роняют тетрадь, Щупают тонкую шею. Утро крадётся как тать. Я дописать не успею. 17 апреля 1918 ©Марина Цветаева