Чай

      Часы на стене тикают равномерно и убаюкивающе. На крохотном подоконнике еле различимо бормочет приемник. Слышится легкое металлическое постукивание длинных вязальных спиц. - Твой чай, - Карыч аккуратно пододвигает чашку с горячим напитком. Совунья на мгновение отвлекается от вязания и слегка улыбается.       Карыч уже и не помнит, когда все это началось. Кажется, так было всегда – тихие вечера, приемник и чай… Конечно, иногда между ними разгораются нешуточные споры, перемежаемые остроумными замечаниями Карыча и звонким смехом его собеседницы. Но чаще в комнате повисает уютная тишина, прерываемая лишь тиканьем часов да изредка покряхтыванием старого ворона.       Карыч знает, что она его ждет. Однажды он приболел и в обычный час не пришел; Совунья разволновалась и неделю не отходила от его кровати – поила отварами из трав. С тех пор каждый раз, когда старый ворон открывает дубовую дверь, на его любимом кресле-качалке лежит связанный Совуньей клетчатый плед, а на столе - свежая газета. Карыч знает, что все это для него – Совунья не читает газет, да и креслам всегда предпочитает табуретки. Говорит, это полезно для здоровья…       Карыч вообще многое знает о Совунье. Она обожает орхидеи, готовить и когда слушают ее советы, и терпеть не может тюльпаны и безалаберное отношение к здоровью. Она просыпается в шесть тридцать летом и около восьми утра зимой, она… Да что там, Карыч знает о ней почти все, кроме ее прошлого.       Но оно его совершенно не интересует – он просто покачивается в удобном кресле и прислушивается к тихому постукиванию металлических спиц. Совунья загадочно улыбается каким-то своим мыслям. А Карыч думает, что если бы он, Карыч, был моложе, то он задаривал бы Совунью дорогими подарками и ее любимыми орхидеями, сочинял бы для нее серенады и пел бы их под окном ее дома… Если бы Совунья была моложе, она бы принимала от него эти подарки, слушала серенады под окном, каждый день наряжалась бы только для него и звала к морю встречать рассвет, и тогда бы Карыч заставлял бы себя разлеплять глаза почти на пять часов раньше…       Но они давно уже не молоды. И старый ворон может лишь подать руку на крутых ступенях, пригласить на танец, если ситуация того требует, или подарить классическую розу на день рождения – обычное проявление элементарной галантности. А Совунья – принять эту розу, с наслаждением вдохнуть дурманящий аромат и поставить цветок в вазу.       Часы на стене тикают равномерно и убаюкивающе, незаметно сливаясь с бормотанием приемника и поскрипыванием кресла-качалки. Карыч уже не прислушивается – блаженно улыбаясь, он мирно спит. Так бывает почти всегда. Совунья неслышно уходит в верхнюю комнату, оставляя его наедине со своими мыслями и снами. Когда он проснется, гораздо раньше, чем обычно, она будет делать зарядку на крыльце дома, как опытный тренер отсчитывая себе такт; а на столе будет стоять чашка только что заваренного горячего чая.