Рокировка 2: Пешка, дошедшая до противоположного края.

      Когами никогда не любил бездействие. Стоять и ждать, наблюдая со стороны вереницу событий, в которых он не мог принять непосредственное участие, было для него одним из тех занятий, которые в памяти возвращали к работе в Бюро. Инициатива тогда была нежелательна и часто наказуема. Сейчас же, это был добровольный выбор. Он не сомневался, что, как только осмотр квартиры закончится, Аканэ непременно захочет вновь встретиться, чтобы обсудить увиденное. Поэтому терпеливо дожидался встречи, прислонившись к мотоциклу, погрузившись в размышления.       Что он знал на данный момент? Убийство совершено человеком, относящим себя к «охотникам». Жестокость выбранного способа расправы над навигатором делала этот факт неоспоримым. Была ориентировочная внешность и доказательство наличия у него ПНР. По личному опыту Когами мог утверждать, что обнаружить преступника, используя стандартные способы Бюро, шансов почти нет, значит искать придется так, как это делали еще до внедрения Сивиллы — дедуктивным методом. Вторая проблема крылась в словах Курта. Мэтью Стэнфорд. Еще не показавший себя, но непременно сделающий это, когда придет час. В отличие от безымянного убийцы, Стэнфорд отличался терпением и долгой подготовкой, его план с уничтожением Дедала тому хороший пример. Фанатичная ярость и холодный расчет. Возраст, способ, мотивация - все говорило, что этими двумя людьми движут разные причины, но то, что они «засветились» в Японии одновременно, просто не могло оказаться случайность. Шинья видел это, интуитивно понимая очевидное.       — Я боялась, ты не станешь меня дожидаться.       Подошедшая в самый разгар размышлений Аканэ лишает его возможности свести анализ к какому-то конкретному выводу.       — Не мог же я уехать, не узнав подробностей.       — Знаешь, — подойдя ближе, она обходит мотоцикл, оказавшись у него за спиной, — я все же рада, что ты здесь.       Шинья лишь слегка поворачивает голову в ее сторону, не торопясь поймать взгляд. Чувствует движущую ею тревогу, догадываясь, что не все прошло гладко после того, как он был вынужден оставить ее одну.       — Если тебя беспокоит, что мы упустили подозреваемого, — не оборачиваясь, он тянется за шлемом, — у нас еще будет возможность его взять. Я в этом не сомневаюсь.       Только на высказанную, как ему кажется, ободряющую мысль, Аканэ так ничего и не отвечает. Когами машинально оборачивается в сторону выхода из переулка, откуда она только что пришла, и делает неутешительные выводы, ошибочно никак не связывая их со своим присутствием.       — Садись, я отвезу тебя домой.       — Мне нужно вернуться в Бюро.       — Хочешь, чтобы я отвез тебя туда? Это будет занятно.       Через уже надетый шлем ей не удается разглядеть усмешку, но она слышит ее в голосе, качает головой и пристраивается сзади, вновь прижимаясь к его спине.       — Собираешься сбежать, как и в прошлый раз?       — Не собираюсь.       Всю дорогу до дома Аканэ думает о предстоящей встрече с шефом Касей. Шимоцуки непременно осуществит свою угрозу, когда это произойдет — вопрос времени. Если бы за всем этим крылась обычная встреча между руководителем и провинившимся подчиненным, все было бы проще, но беседовать предстоит с людьми, стоящими на ранг выше и владеющими информацией, о которой Шимоцуки не подозревает. Неосведомленность всегда ударяет в самый неподходящий момент. Аканэ, прижимаясь к спине Когами, приходит к этой мысли наравне с пониманием, что ей просто необходимо быть рядом с ним. И дело вовсе не в тех советах, что он может дать в трудную минуту, а в простой человеческой близости.       Ладони чувствуют жар его тела даже на скорости, с которой несется мотоцикл. Сердце ощущает заботу, не имеющую ничего общего со знакомой только родительской или дружеской. Она могла бы охарактеризовать ее более взрослой, или вернее - мужской, потому новой и пока еще притягательно-непонятной. Особенной и настоящей. От которой хочется улыбаться и совершать глупости, наплевав на запреты. Петь песни, как в воскресных мультфильмах, рекомендованных министерством благосостояния, или наоборот просто молчать, лишь бы быть рядом. Но она не позволяет себе заострять на этом внимание. Отбрасывает, как лишнюю информацию, и сосредотачивается на более важных вещах. Ее первоочередное дело — это работа, из-за невыполнения которой могут погибнуть люди. Пусть убийца считает, что у него с Аканэ общее дело, пусть его методы сродни ее, различая лишь способ казни, она должна его остановить. Остановить и привлечь к суду, попутно добравшись до того, кто чуть не добрался до нее самой. Все остальное может подождать, так же, как и она ждала столько времени.       Он быстро снимает шлем и надевает кепку. По привычке оглядывается, хотя еще с прошлого визита к ее дому знает расположение камер. Косится на группу о чем-то беседующих людей в стороне и идет следом за Аканэ.       — Уверена, что соседи не почуют неладное?       Она поправляет на ходу растрепавшиеся от быстрой езды волосы и невольно провожает его взглядом.       — То, что одинокая девушка привела в дом мужчину? — еле заметно улыбается она, поднимаясь по ступенькам. — Ты везде ищешь опасность, Шинья.       — В моем положении это скорее необходимость, нежели сила привычки.       — Сложно, наверное, постоянно так жить?       — Ко всему привыкаешь.       — И ты не хочешь это изменить?       Он некоторое время молчит, плетясь следом по длинному коридору от лифта, после неоднозначно хмыкает, привлекая ее внимание.       — Я стараюсь об этом не думать. Вряд ли я бы был счастлив, не чувствуя адреналина в крови. Поэтому, думаю, моя жизнь меня вполне устраивает.       Она просовывает ключ в замочную скважину и задумывается, по-своему воспринимая сказанное. Поджимает губы, словно останавливая себя от ненужных слов и уверенно толкает дверь.       — Я уже не помню какого это, — продолжает он у нее за спиной. — Работа детектива показала мне, чего я стою. Иначе я бы не согласился на «исполнителя». Жизнь на материке только укоренила во мне это.       Она снимает обувь, отмахивается от домашнего секретаря, как от назойливой мухи, идет на кухню.       — Значит, ты никогда не задумывался об обычной жизни.       — Обычной? — вновь хмыкает он. — Ты можешь дать определение обычной жизни из личного опыта?       В ее голове проносится череда событий за последние несколько лет. Убийства, потери, окровавленная плоть, ошметками разбросанная под ногами. Редкие встречи с подругами и посиделки за чашкой кофе, в ожидании возможности нескольких минут разговора с человеком, о котором даже вслух говорить нежелательно, не то, что представить родителям.       — Да, пожалуй, ты прав, — понимает она смысл его вопроса.       В ящиках на кухне хранится набор из чайного сервиза — бабушкин подарок на новоселье. До этого случая поводов достать его не находилось, поэтому, поставив чайник, она, скинув пиджак, ополаскивает чашки в раковине под пристальным взором Шиньи. Он не задает вопросов, наблюдая за ее нехитрой манипуляцией, и лишь когда она садиться напротив, подвигая чашку ароматного напитка, решается завести разговор.       — Итак, — не акцентируя внимание на чем-то конкретном, интересуется Когами, — мне кажется, тебе есть, что мне рассказать.       Она кивает и, делая быстрый глоток, излагает все как есть, начистоту. Пересказать увиденное в квартире во время обыска не составляет труда. Упомянуть при этом угрозы Шимоцуки, тоже, но, когда речь доходит до объяснений находки Кунидзуки, она осекается. Поднимает на него глаза, видя неприкрытый гнев, и уходит в спальню, чтобы вернуться спустя минуту с так и оставшейся валяться когда-то в столе начатой пачкой сигарет.       — Твои, наверное, кончились.       Резюмирует она, оправдывая предположенное. Догадка оказывается верной. Он благодарит и сразу же тянется к пачке, опоясывая долгожданную сигарету цепкими пальцами.       В притягательном никотиновом дыме рассказывать получалось проще. Описывает выражение лица Шион и свое удивление от вскрывшейся правды, заставляя его улыбнуться. В деталях воспроизводит разговор с Гино, от чего ее гость, докурив первую сигарету, сразу же тянется за второй.       — Я был уже в Дансане, когда он позвонил мне, — прерывает он ее, чтобы внести свои коррективы в полноту рассказа, — лишь пара фраз, и я уже не мог найти себе места. Похоже, мои худшие догадки оказались верны, раз он так печется о тебе.       — Не кори его за чрезмерную опеку.       — Не собирался.       — И все-таки, почему ты приехал, Шинья?       Он отрывается от изучения витиеватого следа, оставляемого сигаретой, все еще зажатой между пальцев. Взвешивает шансы поимки Мэтью Стэнфорда без помощи Бюро, и тушит окурок о предоставленное для такой цели блюдце.       — Изначально я хотел помочь тебе с расследованием твоего дела. Это правда. Но чем больше мне удавалось собрать информации, тем больше я стал опасаться за твою жизнь. Сегодня ты сама сказала «Бюро не готово к такому». Вдобавок, до меня дошли слухи, что Мэтью Стэнфорд совершил побег и, скорее всего, направился в Японию. Пока что я не могу с уверенностью сказать, что именно по его вине ты пострадала, но и отрицать не буду.       — С его возможностями - это не кажется чем-то удивительным.       Обстоятельства его визита быстро пробегают в ее голове, вчерашними событиями. Она улыбается, прячась за чашкой, продолжая держать ее в руках, облокотившись локтями на край стола.       — Верно, — он же видит только холод в ее глазах и сконцентрированное внимание на его словах. — Вдобавок мне дали понять, что, скорее всего, он ищет твоей смерти.       — Кто?       — Это не важно.       Она хмурится, огорченная отказом. Медленно цедит остывающий чай, вспоминая тот единственный раз, когда ей удалось пообщаться с Мэтью Стэнфордом. Портрет, выстроенный Шиньей за день до того события, полностью совпал с оригиналом, но о судьбе этого человека ей после ничего не было известно. И теперь он приехал в Японию и его визит так удачно совпал с попыткой ее убийства. В этом была правда, и чем больше она над этим думала, тем четче ей удавалось свести имеющиеся улики с образом человека, у которого вполне был повод для мести.       — Возможно тот, кого мы сегодня упустили, как раз и помог ему бежать. Это бы оправдало многое.       Шинья и сам так предполагал, но слова Ирит о взаимной ненависти охотников и навигаторов, на корню рушили такой сценарий событий.       — Это ничего не меняет.       Ей нужно знать больше. Быть уверенной хоть в чем-то. Иметь неоспоримые доказательства, точные имена, то, с чем можно было работать, не строя ложных догадок. Пока что на руках были только предположения, оперируя которыми утверждать о вине кого-либо было преждевременно. Аканэ отставляет чашку и набирает номер Шион, прося раздобыть информацию о том случае, делая упор на фотографию преступника. Та огорченно вздыхает и все же настаивает на официальном запросе, памятуя об и так чрезмерном превышении своих полномочий за последние несколько дней.       — Я попрошу Гинозу прогнать этот снимок по записям уличных камер, — после разговора объясняет она ход своих действий вслух. — Может быть, у нас получиться решить эту проблему, не придавая огласке.       Он кивает, залпом допивает остаток чая, после мгновения, сомневаясь, нагло тянет ее за руку. Весьма опрометчиво, так как ей ничего не стоит сохранить свою свободу, ослабив хватку, но она подчиняется. Соглашается уменьшить расстояние между ними, оказывается рядом, ненадолго сбрасывая личину детектива, обнажив человеческое и женское в себе.       — Мы заставили их нервничать, с малой вероятностью есть шанс, что оба теперь способны совершить ошибку, — продолжая сидеть, Шинья прижимает ее к себе, от чего она сконфужено сейчас смотрит на него сверху вниз. — Тебе остается сделать так, чтобы о ней мы узнали раньше, и дать мне свободу действия.       Толи от непривычной близости, толи от почти в открытую произнесенного предложения стать соучастницей убийства, девушка не торопится вновь занять свое место.       — Думаешь, все сотрудники первого подразделения, включая Шимоцуки, настолько глупы, чтобы не заметить очевидного?       — Видеть или нет - это лишь вопрос выбора. Не забывай, я был на месте каждого из них и еще помню какого это - работать в Бюро. В определенных обстоятельствах, иногда все же стоит отступить. Исполнители лишь выполняют твои указания, а Шимоцуки больше волнуется за свое положение, нежели за скорейшее получение результата.       — А ты? — вырывается неуместный вопрос, из-за которого она быстро сглатывает, но все же не отводит взгляд.       — Сейчас я исхожу из мнения, — игнорируя ее неловкость отвечает он, — что важнее - не навредить тебе, нежели поймать преступников, но будь уверена, я не отступлю, пока тебе все еще угрожает опасность.       — Ты говоришь это так открыто.       — Это правда, стоит ли об этом молчать.       Румянец на ее щеках выступает багровым. Она чувствует потребность отблагодарить за столь приятные слова, и, не задумываясь, первая слегка наклоняет голову вперед, кладя руки ему на плечи. Закрывает глаза, касаясь его губ. Притягивается ближе, поначалу не замечая, как его руки оказываются у нее на талии. Действуя не задумываясь, осознает, как ей не хватало этой настоящей, взрослой близости в их отношениях. Чуть быстрому сердцебиению, еле заметному дыханию на влажных губах. Теперь она может насладиться этим ощущением, не опасаясь чужих взглядов или ограничений во времени. Мысли отпускают, голова пустеет, со временем оставляя почти неконтролируемое желание и жар его рук, ощущаемый сквозь одежду.       — Ты не похожа на человека, который не думает о последствиях, — он произносит слова тихо, почти шепотом, напоминая ей, что она имеет дело далеко не с подростком.       Аканэ замирает. Каждый вздох теперь чувствуется ярче, натянутая улыбка, как результат ее необдуманных действий, сменяется тихим смешком. Уткнувшись ему в плечо, найдя укрытие от его глаз, она пытается спрятать свою уязвленность, он же позволяет ей это, не отпуская, держа рядом. Девушке несложно догадаться, что это лишь способ вновь не смущать ее, и она в тайне благодарна ему за этот акт милосердия.       — Не ожидал, что тебя так легко смутить.       Он продолжает говорить тихо, сжимая пальцы на ее талии. Целует в висок, царапая еле заметной щетиной.       — Давай лучше вернемся к тому, что нам следует делать дальше, — заведя руки за спину, она насильно освобождает его хватку и садиться обратно на свое место. — Или тебе так нравится вгонять меня в краску?       — Нравится, — вздыхает он, — но думаю, ты права, — в пустых руках сразу же оказывается очередная сигарета. — Нужно обдумать, как тебе следует вести себя завтра.       — Наверное, как и всегда. Не хочу вызывать подозрений.       Ей же руки занять нечем. Чуть теплый чай на дне чашки не способен остановить все еще терзающую ее дрожь, поэтому она собирает посуду со стола и направляется к раковине, отвлекая себя от его слов и своих необдуманных намерений.       О чем он говорит, до нее доходит лишь частично. Значимые замечания, которые стоит учесть в дальнейшем, не хотят цепляться в ее голове. Аканэ лишь кивает, иногда вставляя, вроде даже уместные реплики, но все ее мысли по-прежнему о его руках, сжимающих так сильно и одновременно осторожно и мягко. Любопытство движет ей сродни подобию страха. И она вновь мотает головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от неприличных мыслей, никак не желающих мириться с упущенным моментом.       — Считаешь в этом нет смысла?       Принимая такой жест за несогласие со своей теорией, Когами недоверчиво окидывает ее взглядом.       — Нет-нет, — оправдывается она, вернувшись за стол, — просто мне не кажется, что спланировав все с такой точностью, он решит совершить очередное нападение без подготовки.       — Что ж, думаю, ты права.       — Мне следует вернуться на работу.       — Хочешь, чтобы я тебя отвез?       — Это слишком рискованно.       — Я этого хочу.       Непоколебимость его решения проходит сквозь нее словами уверенного в своих желаниях мужчины. Он не спрашивает, он утверждает, и это подкупает своей честностью.       — Хорошо.       Скрывать удовольствие от такого отношения к себе, ей приходится недолго. Когда она вновь оказывается на пассажирском сидении, позади него, кивая на его «готова?», ее улыбка расплывается в неконтролируемом игривом желании. Она отпускает мысли, пристыженные его вполне понятной репликой после поцелуя, и опять ловит в своем спутнике это взрослое и мужское по отношению к себе. К удивлению, он словно читает ее мысли. Кладет свободную руку поверх ее ладони на долгом светофоре, уже в центре. Мимолетно сжимает пальцы и вновь убирает на руль. Прохладный весенний ветер на большой скорости становится слишком холодным, но ее кожа по-прежнему теплая и согревает его эти недолгие мгновения.       Заворачивая на подземную автостоянку Бюро, Шинья паркуется, быстро выискивая слепое пятно в системе безопасности. К сожалению, участок оказывается хорошо освещен, поэтому Аканэ торопится скорей отпустить его, не задерживая. Напоследок проводит ладонью по изгибу руки чуть выше запястья, как когда-то прощаясь в Руинах, и видит понимающий кивок в ответ.       — До скорого, — произносит он тихо и уезжает.       Провожая его взглядом, девушка видит, что притормозив у выезда, Шинья задерживается и несколько секунд смотрит куда-то в сторону, прежде чем вновь двинутся. Обернувшись, она тоже замечает одинокую фигуру, почти у самого лифта. Шимоцуки. Не дожидаясь старшего следователя, та быстро жмет кнопку, проходит внутрь, от чего руки Аканэ непроизвольно сжимаются в кулак.       Поведение коллеги в ее глазах выглядит до смешного абсурдным. Настолько детским и недостойным взрослого человека, что она запрокидывает голову назад и, кажется, тихо стонет, прежде чем пойти следом. Мика, хоть и старалась вести себя на людях согласно занимаемой должности, но для Аканэ она все еще была ребенком, играющим во взрослые игры, не до конца поняв правил. Ей нужно было время, чтобы научиться, и служба в Бюро могла стать для этого хорошим подспорьем, но пока что ее присутствие только все портило. Раз за разом.       Встретившись уже в кабинете, Шимоцуки встречает ее надменным взглядом и сразу же, словно имея козырь в рукаве, позволяет себе сдержать данное в первой половине дня обещание, подсовывает Аканэ свой отчет, в одобрении которого она не сомневается. Преукрас в нем нет. Из-за «оплошности» во время задержания, ей и не нужно употреблять дополнительно приукрашивающих случившееся слов. Получается и так достаточно достоверно и емко. Только Гиноза, видя его не остается молчаливым, и вступает в спор о необходимости срочной отправки шефу Касей именно сейчас, без аналогичных отчетов остальных, для сравнения.       Аканэ приходится слышать этот обмен колкостями, пока одобренный файл загружается в общую базу Бюро. Но стоит ей встать, как воцаряется тишина. Ее посыл видят все. И к тому времени, как она получает сообщение о вызове в кабинет шефа, в помещении держится рабочая атмосфера без признаков возможной агрессии.       Прежде, чем вступить на подсвечиваемый участок возле двери, Аканэ делает глубокий вдох и резко выдыхает. Выпрямляет спину, возвращая себе тот самый стержень, на котором держится все ее «Я», когда требуется общаться с опасным собеседником, и делает шаг вперед, чтобы сложная система механизмов могла распахнуть перед ней дверь, зафиксировав чужое присутствие.       Без приветствия она встает напротив стола, выжидая, когда на нее обратят внимание, и готовится дать отпор на любую цитату перелистываемого в данный момент шефом Касей отчета Шимоцуки. Вопросов не возникает. Когда голографический экран исчезает, тело руководителя опрокидывается на спинку кресла, оставляя неподвижную мимику лица, и из все еще сомкнутых губ появляются первые слова:       — Мы рады, что вы смогли так скоро вернуться к своим обязанностям, - разносится безэмоциональный голос, — ваша полезность неоценима в сложившейся ситуации.       Никаких упреков или осуждения, от чего в мыслях Аканэ возникает непонимание истинных причин ее вызова.       — Зачем вы меня позвали?       — Вы забываете о нашей осведомленности, - доклад вновь проецируется над столом, на этот раз повернутый в сторону подчиненной, - инспектор Шимоцуки отразила в своем отчете вашу версию о минимум двух личностях, способных вызвать у нас интерес.       Ей стоило послушать Гинозу и отсрочить изложение неуместных выводов в этом отчете. Теперь же, из-за пылкости Шимоцуки, ее слова распространились дальше квартиры подозреваемого и сулили чрезмерное внимание к их с Когами расследованию. Повлиять на это она была не в силах, хотя способ воспользоваться этим фактом зарождается мгновенно.       — Асимптоматика преступления перестает быть такой редкостью, как вы считали, - с легкой усмешкой говорит она, постепенно приближаясь к сути своего намерения, - я согласилась вам помогать, потому что верю, что общество еще не готово принять правду, но теперь таких людей уже двое.       — Вы согласились участвовать в работе по поддержанию системы Сивилла на должном уровне, не думая о нашем благополучии. Вашей целью было самосохранение и возможность принимать непосредственное участие в создании общества, используя основы, выстроенные на идеалах, как наилучшие качества для человека. Вы отрицаете это?       — Нет. Поэтому я хочу учесть прежние ошибки и прошу ограничить в полномочиях следователя Шимоцуки. Столкнувшись с подобным в прошлый раз, Первое подразделение лишилось трех исполнителей и одного детектива понизили в должности. Это не должно повториться.       Некоторое время ответа не следует. Аканэ стоит, наблюдая за безвольно лежащей марионеткой, предполагая, что разговор мог быть закончен в одностороннем порядке.       — Вы ставите на первое место жизни коллег, это похвально, — вдруг вновь раздается голос, — наш стандарт оценки подтверждает вашу квалификацию и стремление. Ваши пожелания будут учтены.       Когда она вернется в кабинет, эта новость будет выглядеть иначе, словно попытка избавиться от конкурентки, но Аканэ уверена, что поступив так, она, возможно, только что спасла эту напыщенную девушку от судьбы Масаоки и Гинозы, а значит, поступила именно так, как должна была.       — Инспектор Цунэмори, - добавляет на прощание образ шефа Касей, - вынуждены напомнить, что в прошлый раз вам не удалось схватить Макишиму Сёго живым. Это тоже не должно повториться.       Рабочий день заканчивается, как и предыдущие смены до этого, но с немногим заметной разницей. Как только раздается сигнал о смене дежурного инспектора, Аканэ быстро покидает кабинет, желая всем доброго вечера. Шимоцуки, не проронившая ни слова после ее возвращения от Шефа Касей, даже не поднимает голову, а Гинозе стоит больших трудов сдержать улыбку, слыша ее радостный голос. За остаток дня была проделана немалая работа, результат которой, частично на электронном носителе, частично тайком распечатанный и спрятанный в боковой карман сумки, должен был перекочевать в руки Когами, что не могло ее не радовать, в тайне поднимая настроение причиной для встречи. Оставалось только договориться, где и во сколько, так как приглашать к себе в квартиру, после дневного чаепития, она считала неуместным. В планах было добраться домой, принять душ и уже после, на свежую голову, подобрать место без лишних глаз, где можно было все спокойно обсудить.       Приятный белый свет кабины лифта и вновь полумрак автомобильной стоянки. Компьютеризированный автопилот уже давно вернул ее служебную машину в гараж Бюро, как и следует запрограммированной системе. Конечно, личный водитель и двухколесный транспорт были бы более привлекательной идеей, как добраться до дома, только из-за послеобеденного казуса Аканэ отгоняет такую альтернативу, решая придерживаться первоначального плана.       Задержавшись на некоторое время у своей машины, она оглядывается, не понимая, почему ее никак не хочет отпускать едкое чувство тревоги, и открывает дверцу. Шорох шагов за спиной побуждает ее выхватить доминатор и направить в полумрак.       — Кто здесь?       Никакого ответа, лишь полностью заволакивающая все вокруг тишина. Аканэ убирает палец со спускового крючка и делает глубокий вдох, чтобы успокоить разыгравшееся воображение. Только, садясь в машину, все равно кладет оружие рядом на сиденье, отмечая в меню свой дом как конечную остановку. Машина трогается и, подчиняясь заложенной программе, без помощи водителя выруливает к выезду с автостоянки, поворачивает в сторону основной магистрали и выныривает в поток машин. Не беспокоясь о дороге, Аканэ облокачивается на боковое стекло, любуясь витринами ночного города, и начинает думать о том, как бы было хорошо, если бы можно было взять на завтра выходной и хотя бы день пожить так, как живут все эти спешащие домой обычные граждане. Наблюдает за влюбленными парочками, изредка встречающимися на светофорах, за все время бегающими детьми и за добродушными улыбками их родителей, даже не подозревающих, в каком небезопасном мире им приходится жить. Всматриваясь в витрины за окном, она вдруг понимает, что эти улицы ей незнакомы, давно нет долгих светофоров, а людей на тротуаре с каждым новым поворотом становится все меньше. Сверившись с картой, Аканэ ругает себя, за оплошность при выборе маршрута, но автопилот никак не реагирует на вновь введенные данные, продолжая придерживаться прежнего направления.       — Что происходит?       Попытка переключиться на ручное управление также не приводит к успеху. Машина стремительно набирает скорость, опасно маневрируя среди встречного транспорта и, словно доказывая свою неисправность, табло выключается полностью, оставляя черный подрагивающий экран. Свет встречных фар ослепляет лишь на мгновение, прежде чем она видит сплошную стену, показавшуюся вдалеке. Огромная вывеска на ней переливается повторяющимся орнаментом и с каждым метром огни становятся все ярче, мешая разобрать надпись. Накатывающаяся паника требует, чтобы Аканэ продолжала давить на тормоз, иначе на такой скорости подушка безопасности ничем не сможет помочь при неминуемом ударе о кирпичную кладку. Уже совсем близко. Слышны крики, свист шин и кажущийся неуместным рокот мотоцикла. Аканэ все еще пытается как-то повлиять на управление, когда раздаются два повторяющихся выстрела и машина, словно взбесившись, кренится, завиляв бампером. Ее закручивает, изменяя траекторию движения, и выбрасывает в сторону магазинной парковки. В предвкушении неминуемого, Аканэ закрывает лицо руками. Удар.       Густой туман из шума, запаха гари и непонимания обволакивает ее постепенно, возвращая к реальности. Чьи-то крики, все еще слишком яркая вывеска, через покрытое паутиной разводов лобовое стекло. Писк в ушах и кашель, от которого запинается дыхание при каждой попытке сделать новый вдох. Она чувствует, что кто-то тянет ее в сторону, стягивает ремень безопасности, что-то говорит, но она лишь неуверенно мотает головой, обвисая на руках спасителя, и улыбается, видя неприкрытый страх за свою жизнь в глазах Шиньи.