Мы наиболее боимся того, что нам менее знакомое нас не страшат бедность, разочарование, горести сердца и потери, но нас пу- гает одиночество.
Гауптман
День за днём тянулся безгранично медленно и серо. Я думал, что эта неделя хоть что-то изменит, но напрасно. Всё так и осталось. Мне не удавалось остаться с Аной наедине, говорили мы только по делу, а то она вообще старалась узнавать всё через Николь или Рене, избегая меня. Я лишь грустно улыбался и уходил. Мэтт видел, что со мною творится, но увы, ничего не мог сделать. Сухие, никому не нужные интервью проходили довольно скучно и совершенно неинтересно. А как же тут будет интересно, если обстановка в помещении настолько мрачная? Нам было тяжело находиться наедине, хоть и только по работе. Анабель записывала все вопросы заранее дома, чтобы во время процесса не отвлекаться. Так что она читала всё сугубо по листочку, а я отвечал так же сухо и безразлично. Поначалу, после окончания интервью я пытался с ней поговорить, но Ана даже не обращала на меня внимания и сразу же уходила. Если честно, то меня это всё уже достало. Неужели она так слепа и не видит, что я действительно её люблю? С настойчивостью мастифа и манерами бульдога я пытался хоть как-то изменить ситуацию, но увы, я обречён. По истечению семи дней, Ана просто исчезла из моей жизни. Она закончила нашу работу, которую я мог лицезреть в газетах и журналах, что довольно хорошо продавались. Получив диплом, она просто уехала из города не оставив ни телефона, ни адреса, а я замкнулся в себе. Со мною никогда прежде не было ничего подобного. Да, я любил, но чтоб так! Нет... Какой уже по счёту день прошёл с её уезда? По-моему, четвёртый день я сижу безвылазно дома, пытаясь заглушить боль и одиночество алкоголем и сигаретами. Особо даже не ем, из-за чего меня периодически тошнит. Мэтт пытался мне дозвониться, но телефон я отключил, а двери просто не открывал. Я каждый божий день ходил взад и вперёд по своей комнате, то закуривая сигареты, то бросая их недокуренными в камин. Выглядел я, пожалуй, скверно: одежда одна и та же, вот уже который день; волосы в ужасном состоянии, впрочем, как и борода; кожа бледная, губы потеряли свой розоватый оттенок; под глазами мешки. Всё, что я делал полезного - это чистил утром зубы. Начал я с вина, потом пошёл коньяк, бурбон, виски, а потом, не заморачиваясь, я стал пить водку, заедая всё это дело лимоном или отрубным печеньем. Позже, выливал содержимое желудка в унитаз. Подойдя к окну, я облокотился на пыльный подоконник и стал смотреть на маленькую улочку. Напротив, в других окнах горел свет; люди толкались по магазинам; издали доносился шум Пикадилли и, порою заглушая его мягкий рокот, гнусаво визжала шарманка: "Что я буду делать вдали от тебя?" Вот и я тихонько про себя повторял это... Половину сегодняшнего дня я провёл в тумане. Когда становилось невыносимо, я смешивал виски с содовой, выпивал и пытался что-то написать. Все песни выходили слишком грустные, потому вокруг моего стола лежали одни клочки бумаги. Опустились сумерки и город зажёгся ночными огнями. Глядя в панорамное окно на открывающийся вид ночной Вены и прикуривая сигарету, я не сразу понял, что в дверь позвонили. По правде, я не сильно спешил открывать двери. Это мог быть Матиас, который в сию же секунду начнёт вправлять мне мозги и говорить, что я отравляю свой организм. Вновь раздался звонок уже настойчивее, что повторялось, пока я не зашуршал тапочками по паркету. Даже не посмотрев в глазок, отпёр двери и передо мною постала маленькая женская фигурка. Ана... - Я больше не могу, Том, - прошептала она севшим голосом. Глаза опухли от слёз, которые прозрачными каплями котились по её щекам. Глядя на неё, как бы заново изучая, я заметил, что она сильно похудела и маленькое личико страшно бледно. Руки дрожали, впрочем, как и сама девушка. Было такое чувство, будто всё это сон. Почему она пришла? И правда ли это она? - Что? - хрипло и озабочено спросил я. - Не могу больше притворяться, - так же шепотом. Я отодвинулся в сторону, пропуская девушку в квартиру. Говорить на лестничной клетке не самый лучший вариант. Немного колебаясь, она всё же зашла и сразу же повернулась ко мне. - Знаешь, мне действительно было больно, ведь я совершенно не знала, как мне жить дальше. Я тогда уехала в Вену и сделала всё возможное, чтобы ты не смог найти меня, но наш ректор посчитал иначе. В итоге я сама тебя нашла. Не знаю, Том. Мне было тяжело находиться с тобою рядом, ведь всегда хотелось просто взять и обнять, но я понимала, что не могу это сделать. Но как же мне всё это надоело! Зная, что ты здесь, ты рядом, такой родной и нельзя прикоснуться... Я уехала, в надежде, что всё забудется и пройдёт. Потом поняла, что это не правильно. Так быть не должно и.., - она замялась, а потом отвела взгляд и прошептала: - И всё равно я люблю тебя, - мне послышалось? Я замер с отвисшей челюстью, забыв как говорить. Она сама пришла ко мне и сказала это. Гамма чувств разрывала меня изнутри. Ана подняла взгляд и уставилась на меня мокрыми глазами. Она не знает, что я на это отвечу. Может она решила, что я её разлюбил, или хуже того, разыграл весь тот спектакль с признанием, только ради игры. Нет! Нет, она не должна так думать! Не сказав ни слова, я просто нагнулся и поцеловал её с озабоченно-деловым видом, хотя сам еле сдерживался, чтобы не закричать. Теперь всё должно быть по другому. Она вернулась и она принадлежит мне... Полностью вся моя...