Завтра

Тускло мерцающий огонек догорающей свечи слабо освещал комнату, вырывая из тьмы лишь небольшой ее клочок. Сумрак ночи уже вступил в свое полное владение неясными образами и тенями, играющими в безумной пляске на стенах помещения, стоящем в углу шкафе с игрушками и старинном диване. На нем уютно устроились, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись одним махровым пледом, два человека. Брат и сестра, будущий Глен и красноглазое дитя, приносящее несчастье. В этой башне время словно замедлило свой ход, и ни резкие хлопки крыльев взлетающей птицы, ни стрекот цикад не способны были разрушить покой этого места. Освальд безмолвно смотрел на крошечный язычок всепоглощающего пламени, не в силах отвести взгляд. Он знал: одно лишнее движение, один ненужный вздох - и всё это будет убито. Волшебство мрака и ночной тиши не имеют цены в такие моменты. В последние, жадно впитываемые всем сознанием моменты. Прислонившись на плечо брата, рядом сидела Лейси, и взгляд ее был направлен в ту же точку, где маленький невинный стойкий огонек разъедал остатки воска на свечи. Волосы ее плавно струились по спине, нежными локонами спадая на братское плечо, будто соединяя двоих незримой связью. Запах до боли родного существа и его живое тепло нежно убаюкивали Освальда. Пока сестра была рядом, ничто другое его волновать не могло. Сердце ровным мягким стуком отзывалось в груди на присутствие дорогого человека, не желая выдавать миру своего беспокойства о грядущем. - Завтра… - в задумчивости тихо промолвил Освальд, вселив в одно слово все свои переживания, все страдания души. Уже завтра он примет имя Глена, а Лейси навсегда исчезнет из этого мира. Ему придется собственными руками убить родную сестру. Освальд бы не удивился, если бы она ответила сейчас: "Да, завтра! Завтра обещает быть прекрасный денек. Возможно, даже пойдет снег". Это было бы в ее стиле. Не обращать внимания на подобные вещи, потому что лишний раз волноваться об этом всё равно не имело смысла. С такой легкой беззаботностью относиться к своей смерти могла только его сестра. Но она молчала. Горечь расставания овладела и ею. Слишком сильными были узы, их связывающие, слишком дорогим был человек, находящийся рядом. Лейси беззвучно сделала глубокий вдох и затем медленный выдох в попытке справиться с участившимся дыханием. Немного погодя она развернулась к брату и заключила его в свои мягкие, полные любви и тепла объятия. Освальд не успел разглядеть ее лица, но был уверен, что видел ее вымученную улыбку, насмехающуюся над собственными страхами. "Ни к чему нельзя относиться серьезно, иначе так можно и привязаться к жизни", - был ее обыкновенный девиз. Оттого ей так больно было признавать свою любовь к миру, к людям, живущим в нем, к единственному по-настоящему близкому человеку - брату. С болью в сердце от этих мыслей Освальд обнял сестру в ответ и с силой прижал к себе, неосознанно вложив в это движение все свои желания, словно заклиная сестру остаться с ним еще немного. - Не оставляй меня, - прошептал он в бесконечной тоске с детской мольбой в голосе. Лейси ничего не произнесла. Лишь после небольшой паузы начала напевать в ответ им же давно написанную мелодию. Она не могла разжать губы, потому что за этим неизбежно последовала бы тщательно скрываемая и еле сдерживаемая буря эмоций. Всё, что она могла, - рождать на свет прекрасные звуки, складывающиеся в нежную, печальную мелодию, от которой становилось тесно в груди. Заунывные ноты в тиши звучали особенно чисто и красиво, задевая самые затаенные струны в глубинах души. Освальд слушал, не шелохнувшись, боясь спугнуть особую магию, наводимую чарами ее голоса. Только сестра могла так чудесно петь, исцеляя любые раны и забирая все тревоги, лежащие на душе. Закрыв глаза, вместе с плавной музыкой уноситься в далекие спокойные и оттого столь счастливые дни... На всем свете не было ничего прекрасней. Вдруг Лейси замолчала. Песня закончилась. Ночная тишина стала лучшим продолжением изящной мелодии. В этот момент Освальд почувствовал, как предательски затряслась спина сдерживающей доселе свои слезы сестры. Он прижал ее к себе сильнее, запустив свои пальцы в ее шелковистые волосы, но девушка вырвалась из его объятий и рассмеялась неожиданно звонким голосом. - Как же глупо, - с насмешкой произнесла она сквозь слезы. - Ведь тот, кому действительно тяжело, это ты, брат. Лейси приблизилась к его лицу и прислонилась своим лбом к нему так, что они могли, встретившись взглядом, смотреть друг к другу в глаза не отрываясь и чувствовать вблизи дыхание родной души. Освальду хотелось выхватить из потока времени этот драгоценный миг, полный чистой и светлой любви, и запечатлеть на века. - Это не так, - наконец ответил он, поднеся руку к лицу сестры и ласковым движением стерев с него следы слёз. Лейси всегда старалась улыбаться. Она хотела быть солнцем для брата, освещая своей лучистой улыбкой его путь, и не беспокоить его своей судьбой. Ее переживания - это только ее переживания, и делиться ими с Освальдом, чтобы лишний раз волновать его, она не могла. Но он был слишком проницателен, и каждый раз, глядя на страдающую сестру, чувствовал горечь. Освальд нахмурился, взглядом призывая девушку быть откровенной. Лейси приоткрыла рот, будто собираясь что-то сказать, но вдруг резко сжала губы, и лицо ее искривилось, омываемое внезапными рыданиями. Она в бессилии опустила голову и схватилась руками за плечи брата, ища поддержку, продолжая содрогаться в беззвучном плаче. - Я не хочу терять тебя, - с мольбой произносила навзрыд девушка. - Я не хочу оставлять тебя одного. Я не хочу... умирать! В последнем порыве вместив слишком много эмоций, Лейси прижалась к груди брата и, ощутив знакомое спасительное тепло, зарыдала, словно маленький ребенок. Она выла, ныла, кричала, не сдерживаясь. Освальд мог лишь ласково прижать девушку к себе, с тихой покорностью и нежной любовью принимая в свое сердце ее тревоги, которые, словно ножом, резали его самого. Лейси знала это, но почему-то всё равно не могла остановиться - слишком многое накопилось за последние годы. Постепенно всхлипы стали звучать реже и мягче, пока не заглохли совсем. В объятиях брата девушка успокоилась и затихла, как раненый зверек замолкает в добрых руках спасателя. - Я люблю тебя, - слабо прошептала она, не поднимая голову. Освальд знал это и с болью закрыл глаза, наклонившись к ней. Сглотнув ком в горле, он сдавленным голосом едва слышно произнес: - Я тоже… люблю тебя, Лейси. *** Рассветный луч солнца осветил комнату, где на диване, тесно прижавшись друг к другу, спали брат и сестра. Свеча погасла.